Изменить стиль страницы

Мне всего один раз пришлось встретиться с коброй. Однажды с восходом солнца вместе с одним из сопровождавших меня охотников — Балачо, о котором еще будет речь впереди, мы отправились пострелять голубей или цесарок на завтрак. По дороге я выстрелил в пролетающего голубя и хотел перезарядить ружье. Но выбрасыватель патрона не действовал, а шомпол я забыл в палатке. Балачо, вынув свой железный кож-кинжал, тут же стал изготовлять импровизированный шомпол из очень крепкой ветки какого-то кустарника. Пока он резал и строгал, я присел на полусгнивший ствол свалившегося дерева и вдруг увидел, что в трех шагах от меня, с солнечной стороны, под деревом мирно спит огромная змея. Это была кобра. Я шопотом позвал Балачо, он обернулся и мгновенно бросился к змее, которая сразу же подняла часть своего туловища на полметра от земли. Раскрыв пасть, она раскачивалась, как бы готовясь к прыжку. Балачо ударил ее только что изготовленным шомполом, и она с раздробленной головой беспорядочно заметалась по земле. Оставив обезвреженную кобру на месте происшествия, мы отправились своей дорогой.

Но возвращаюсь к моему рассказу. Этот день был для нас одним из самых тяжелых. Мы шли к машине поздно вечером, с трудом передвигая уставшие ноги. Уже надвинулась ночь; мы шли, натыкаясь на ветки, под аккомпанемент ухания гиен и воя шакалов. То и дело приходилось останавливаться и отдыхать. На одном из коротких привалов Мангиша спросил, где мой дом, в какой стране «Москов». Я посмотрел на черный небосклон, отыскал Большую Медведицу и показал ему направление. Тут же я заметил, что хвост Медведицы идет не вверх, как у нас, а, наоборот, вниз, и сама Медведица перевернута. В другом положении находился и месяц — заостренными концами он был обращен кверху. Мои скудные познания в астрономии не дали мне возможности заметить большие отличия в звездной карте. Не отрывая глаз, я вглядывался в темное небо. Мангиша тоже смотрел на звезды и что-то задумчиво говорил по-эфиопски, а потом сказал мне по-английски: «Рашен вери гуд кантри» (Россия очень хорошая страна).

Мы подошли к машине, погрузили ящики и прочий груз и решили ехать ночевать во двор плантатора.

Понемногу мы выбрались на большую дорогу и поехали мимо галласской деревушки и поселка галласов — рабочих плантации. Через открытые двери соломенных четырехугольных хижин светились маленькие костры, возле которых сидели люди. Повидимому, они готовили пищу, а может быть, и просто грелись, так как после очень жаркого дня наступила прохладная ночь. Я-то блаженствовал, но мои помощники кутались в «шаммы» и говорили, что очень холодно, хотя температура воздуха была не ниже 12—10 градусов тепла.

В Африку за обезьянами img_37.jpeg

Семья эфиопов у своего жилища.

Сразу после ужина мы быстро улеглись спать, так как на утро предстояла поездка за пятнадцать километров к озерам, где, по рассказам галласов, очень много мартышек, и никто их там никогда не стрелял. Через час я был разбужен многоголосым шумом. На дворе было необычайно светло, как будто вблизи горел огромный костер. Я вскочил на ноги. Это был пожар; в 300 метрах от нас пылало несколько соломенных шалашей. Два огромных столба огня поднимались в черное небо, ветер уносил тысячи искр, гаснущих в темноте ночи. На крыльце дома плантатора стоял один из помощников хозяина. Увидев меня, он сложил по-наполеоновски руки на груди, и, показав на пожар, произнес: «Ром» и, ткнув себя пальцем в грудь, — «Нерон», затем залился неприятным смехом. Люди бегали возле своих горящих жилищ и возле остальных шалашей, повидимому, вынося свой несложный скарб. К счастью, в здешних условиях потеря жилища не очень большое несчастье, ибо постройка его весьма проста. И действительно, через несколько дней возле пепелища уже стояли новые шалаши.

Пожар кончился, я уснул.

На дворе уже совсем светло, когда я проснулся. Во дворе плантации давно возились рабочие: кто заправлял машину или трактор, кто нес воду.

Наша машина никак не заводилась. Ильма уселся за руль, а мы с Мангишей стали катать «шевроле» по двору. На крыльце появился ночной «Нерон» и что-то закричал по-эфиопски. Тотчас из кухни выбежали человек пять эфиопов и отстранили меня от машины. Они стали помогать Мангише. Тем временем «Нерон» пригласил меня отойти в сторону и, хоть и вежливо, стал меня поучать: «Мистер профессор, вы совершаете ошибку! Нельзя делать ту работу, которую могут выполнить эфиопы. Вы не знаете эфиопов и не знаете наших условий. Эфиопы ленивы, злы и неблагодарны. Если они увидят, что вы считаете их за людей, они перестанут вам подчиняться». Я, тоже в вежливой форме, возразил: «Любой труженик, независимо от расы и национальности, для меня такой же человек, как и я сам». «Да, мистер, — протянул «Нерон», — я вас понимаю, вы человек из другого мира. Но мы иначе не можем поступать, у нас опыт, Подсказывающий, что мы правы». Хотелось мне сказать этому плантатору, что и у нас были когда-то люди, убежденные, что они не могут иначе поступать, но мы их быстро «разубедили», и они со своими убеждениями канули в вечность.

Наконец, машина завелась. Потрескивая, она обдавала двор черным дымом. Из кабины выглянул улыбающийся Ильма, он звал меня ехать и кивал на солнце, показывая, что уже поздно. Я воспользовался этим, чтобы покончить бесплодный разговор, и побежал к машине.

Итак, мы поехали на новое место. Проводником у нас был галлас Деста из деревни Кока, тот самый, который научил нас ловить мартышек. Вначале он и сам поймал трех обезьян, но потом стал только наблюдателем, потому что последний пойманный большой самец сильно покусал ему руку. Хотя я сразу оказал Деста первую помощь по всем правилам, рука его сильно распухла. Рваные и глубокие раны от укусов обезьян обычно очень плохо заживают.

Ехать вначале пришлось широкой лесной тропой. По дороге попадались упавшие гнилые деревья и небольшие кустарники. Мы останавливались и сами расчищали путь. Через несколько километров выехали на проселочную дорогу, идущую между кукурузными и пшеничными полями. Наконец, показалась роща из огромных сикомор, под которыми виднелись соломенные жилища галласов. Мы остановились под высоким развесистым деревом, с верхушки которого слышался тревожный крик вожака мартышек: «скр-ка-ка», призывающий стадо обратить внимание на появившихся людей. Наш автомобиль окружило несколько десятков совершенно голых детей и полуодетых подростков. Дети с любопытством смотрели на нас и на машину, дотрагивались до нее руками. Особый восторг вызывало боковое зеркальце возле кабины шофера. Подростки заглядывали в зеркальце и поднимали к нему малышей.

В стороне от деревушки, под большим деревом, мы поставили западню, и через десять минут в ней уже прыгала пойманная молодая мартышка. Дети, обозревавшие машину, стремглав помчались к ней и стали палками и камнями забрасывать пленника. Если бы мы прибежали на несколько минут позже, то нам бы досталась только шкурка от мартышки. Повидимому, маленькие галласы решили, что мы ловим мартышек ради меха, и они готовы были помочь нам, а также отомстить этому вредному животному, всегда готовому забраться в жилище, чтобы стащить какую-нибудь еду. Мы извлекли испуганную обезьяну и перенесли ловушку под следующее дерево.

Я попросил у хозяйки ближайшего дворика разрешения осмотреть хижину. Молодая галласка, накинув шамму на плечи и прикрыв оголенную верхнюю часть туловища, пригласила нас войти. Четырехугольный двор площадью около ста квадратных метров, был огорожен колючими ветками. Сюда на ночь загоняют скот. Как выглядит галласское жилище? Круглая хижина без окон, с одним отверстием для входа расположена в углу двора. Ее стены сплетены из прутьев, на которых плотно укреплены соломенные цыновки. Конусообразная крыша также сделана из прутьев и соломы. Внутри хижина не больше пяти-шести метров в диаметре. Она разделена на две части. В передней — загородка для новорожденных телят, хозяйственный скарб, кувшины для воды, глиняная и деревянная посуда, небольшие жернова для растирания зерен, топоры и прочая утварь. В этом отделении, повидимому, готовят пищу. В задней части, сплошь до уровня крыши отгороженной плетнем из веток, вдоль стен на полу лежат шкуры домашних животных и цыновки из соломы, на которых обычно спят обитатели хижины. Посередине этого отделения в очаге, сложенном из нескольких камней, тлеют палки и сучья. Дым от очага уходит в щели стен и крыши.