Ринальдо чувствовал себя у барона не так непринужденно, как в замке графини. Он размышлял о своем положении и нашел достаточно причин, чтобы сократить тут свое пребывание. Что и дал понять дочери барона. Она же сказала:

— В Мессине все считали, что вы, после того кровавого происшествия, оставили остров. Но, как я вижу, есть что-то, что удерживает вас и что портит вам пребывание у нас, и вы из-за этого страдаете.

— Что же это такое, по-вашему?

— Видимо, желание быть в обществе того, кто вас интересует больше, чем… мой отец.

— О, что вы, я глубоко его уважаю!

— Величайшее его затруднение сейчас в том, что он не знает, как выразить благодарность спасителю своей жизни. Что же касается меня… Вы поссорились с графиней Мартаньо?

— Почему вы вспомнили графиню, милая барышня?

— Не делайте вид, что не понимаете. Я знаю, что говорю.

Разговор прервал барон, он вошел в комнату, держа в руке письмо, и сказал:

— Послушайте-ка! Меня из Мессины оповестили об удивительной новости. Там будто бы совершенно точно известно, что пресловутый Ринальдини не умер, а жив-здоров и обитает на нашем острове. Так вполне возможно, что мошенники, из рук которых нас спас храбрый рыцарь, люди из его шайки. Вот уж было бы поистине ужасно, если бы сей непрошенный гость здесь и впрямь объявился. Я вооружу всех моих людей, ведь он нападает и на замки и на крепости.

— Не могу поверить, — сказал Ринальдо, — что Ринальдини находится в Сицилии. Было б так, мы бы уж, конечно, о нем услышали, ведь говорят, он не любит подолгу сидеть без дела.

— Это уж конечно! — подтвердил барон. — Он живет только тем, что причиняет людям беспокойство и несчастья.

— Именно так! Причиняя и испытывая беспокойство и несчастья, — согласился Ринальдо.

— Даже в Мессине люди замирают от страха. Вице-король хочет выставить вооруженных волонтеров и назначить награду за голову этого короля мошенников.

— Я не вправе рассчитывать на награду. Однажды я был в руках Ринальдини, он обращался со мной очень благородно, и я обещал ему никогда не выступать против него, — объявил Ринальдо.

— В самом деле? Опасаюсь за кошельки наших баронов, а также за свою толику денег. Я старый, потерявший силы человек. Двенадцать слуг в замке — что они против такого сорвиголовы, как Ринальдини во главе своих отчаянных молодцов? Рыцарь! Из дружбы ко мне останьтесь у нас еще на какое-то время. Вы — человек мужественный и решительный, а ваш Лодовико — парень бедовый. Да, правда, не будь он вашим слугой, можно было бы подумать, что он — сам Ринальдини…

— К тому же и вид у него лихой! Полагаю, однако, что нам с его стороны опасаться нечего, — поддержал барона Ринальдо.

В комнату вошел дворецкий барона, который был по делам в соседнем городке, он доложил о сделанном и одновременно рассказал, что грабители нападают на многих проезжих и обирают их неподалеку от замка.

— Ну вот вам! — сказал барон. — Гроза приближается.

Дворецкий вышел из комнаты, а барон еще долго и многословно говорил о том, что его тревожит. Ринальдо напрасно старался избавить его от страхов. И тут Лаура, опасавшаяся, что Ринальдо и вправду настоит на отъезде, вступила в разговор:

— Ведь одна из главных обязанностей рыцаря — охранять и защищать дам, поэтому я прошу вас, рыцарь, не забывать о ваших обязанностях и остаться, по крайней мере, чтобы защитить меня.

— Но вы же знаете, что защита учтивейшего рыцаря была всегда немного своекорыстной? — лукаво спросил Ринальдо.

— Очень хорошо, рыцарь, что вы ей о том напомнили. А то она могла бы, возможно, потребовать защиты безвозмездно, — заметил барон.

— Вот пусть мой отец и заплатит за меня.

— Это невозможно. Я и сам должник и должен заплатить за себя.

— Ах, так! Тогда я заплачу как настоящая романтичная благородная дама. Возьмите эти ленты, рыцарь! Это мои цвета. Носите их, преисполняйтесь воодушевлением на подвиги и будьте достойны этого подарка. А будете держаться как подобает мужчине, как подобает рыцарю, так получите от меня то, что под этими лентами…

— Лаура! Там же — твое сердце! — встревожился барон.

— Нет, дорогой отец! Всего-навсего — мой портрет.

Теперь уж Ринальдо заспорил с самим собой и со своими намерениями.

— Во имя чего, — бормотал он про себя, — оставаться тебе дольше в замке? Руку Лауры ты никогда не получишь. Но допустим, ты добьешься ее как рыцарь, так разве ее у тебя как у атамана разбойников не отнимут?

Он прилег на берегу реки, текущей по цветущим лугам в сторону горных долин, под благоухающие алоэ; ему хотелось подумать о себе и своем положении и принять определенное решение. Но не удалось ни то, ни другое; одурманенный сильным животворным ароматом, он задремал.

Когда он проснулся, то увидел в нескольких шагах от себя, под пинией, какого-то странно одетого человека, тот сидел на камне и читал книгу. Яркий цвет его лица как-то не вязался с его седыми волосами и бородой. Старец был в длинном, просторном одеянии небесной голубизны, подхваченном ярко-красным поясом, с подобранным подолом. На ногах — сандалии с красными ремнями.

Этот странно одетый человек привлек к себе внимание Ринальдо. Он долго молча наблюдал за ним, потом встал и поздоровался.

Старец глянул на него и сказал:

— Почему ты так неосторожен, что беспечно вкушаешь сон в краю, где все кишит ядовитым зверьем?

— Так здесь действительно есть чего бояться?

— Оглядись вокруг, — сказал спокойно старец.

Ринальдо огляделся и увидел в траве неподалеку от места, где спал, мертвую змею. Он вздрогнул и вопросительно взглянул на старца. Тот понял его вопрошающий взгляд и сказал:

— Эта змея приближалась к тебе, пока ты спал. Я как раз подошел, когда змея собиралась на тебя броситься, и вот — она мертва.

— Ты ее убил? — удивился Ринальдо. — Каким же оружием? Я вижу, что ты не вооружен.

— Есть такие слова, которые заменяют силу оружия.

— Слова? — удивился Ринальдо.

— Да, слова! А потом я сел напротив тебя, чтобы с тобой, пока ты спишь, не случилось вновь подобной беды.

— Прими мою благодарность и подари свое имя моей благодарной памяти.

— Имена не делают людей примечательней или лучше, чем они есть, — сказал старец. — Вспоминай мой облик, так я буду жить в твоей памяти и без имени.

— Еще раз! Кто ты?

— Кем ты можешь быть с тем же успехом, что и я: друг мудрости…

— Разве мудрость водит дружбу со всеми?

Старец медленно ответил:

— Мудрость — наше общее достояние, как и солнце. Ее лучи согревают каждое восприимчивое сердце. Но, чтоб испытать блаженство от этого тепла, нужно такое внутреннее устройство, каким обладают далеко не все люди. Злой человек не достоин знать тропы к храму мудрости, ибо что для человека благочестивого — дар природы, то для человека злого может стать истинным проклятьем. У кого нет чувства обоняния, для того напрасно благоухают эти цветущие горные луга.

— Здесь всем правят неземные тайны, — сказал Ринальдо, исполненный благоговения.

— Храм мудрости — это храм природы, а то, что обычно называют тайнами природы, это законы, которые запечатлены на скрижалях мирозданья. Читай в этой книге! Читай оком твоей души! Око сие есть наблюдательность. И оно должно быть ясным. Только в чистом источнике ты увидишь отражение все оживляющего солнца. Мутные ручьи не станут зеркалами. Точно так же обстоит дело с мудростью. Природа подобна красавице, что иной раз небрежно являет свои мельчайшие и самые незаметные прелести, а остальные старательно прикрывает. Тот, кто в состоянии думать, чувствовать, испытывать, замечать и предвидеть, тот достоин снять с нее все покрывала. Природа говорит только с тем, кто способен услышать ее голос. Утонченность чувств — это и есть приближение к ее тайнам. Кто подходит к ней с чистым сердцем и острым взглядом, того она, великая жрица, приветствует как любезная хозяйка, и вводит в храм своих святынь. Там с его глаз спадет повязка. Все непознанное познается.