Печатая шаг по кривым дорожкам, тур-агент нес большой кусок замши. Рыхлый затейник достал секундомер и встал возле первой девушки, пока замшу тащили сквозь толпу. Внутри оказался крупный кусок запотевшего голубоватого льда.

–  А теперь, дамы и господа, мы будем прикладывать лед к груди каждой из этих прекрасных дам. И я засеку время полной эрекции сосков. Обладательницу самых чувствительных бутончиков ожидает приз – романтический ужин при свечах со мной. Приложить лед!

Я тряхнула головой, развернулась и побежала прочь по дурацким дорожкам. Села в лифт и поднялась на десятый этаж. Распахнула дверь 1022-й комнаты. Постель была убрана, его чемодан исчез. Прямо в мокром купальнике я легла на кровать.

Столько пота затекало за вырез чертова топа, который был на мне, что лучше бы я его и не надевала. Я спокойно стояла и прихлебывала воду из двухлитровой бутыли. Ланна и два парня-рейвера переместились из чил-аута, где народ расслаблялся, на мостик. Диджей увлек нас в жесточайший из хардкоров и ненадолго соскользнул в эмбиент, прежде чем вновь нагнетать энергию. Снова вступать в круг не хотелось, поэтому я какое-то время разглядывала свои пальцы, свет, который на них преломлялся, и отражения от сетчатки, возникающие, когда поворачиваешь голову поперек лучей лазера.

– Все, уплясалась, – сказала я Ланне и вышла наружу по мостику.

Ланна и парень в шортах и лыжной шапочке двинулись следом, а за ними и другой чувак с пустым, отсутствующим взглядом.

– Поджариваюсь, – объявила я, выливая себе на голову часть содержимого бутыли.

– Как себя чувствуешь? – спросила Ланна.

– Довольно-таки неопределенно, – ответила я, отклоняясь назад и отряхивая воду с волос.

– Да, сладенькая, и выглядишь так же, – заметила Ланна.

Я осклабилась и посмотрела на подергивающегося парня.

– Так и что сегодня делается на побережье? – спросила Ланна у того, что в шапке.

– На побережье? Есть клевые местечки. Для расслабона. Эмбиент, подушки, курево, а не ешки. Диджеи с севера, из холодных стран. Музыка, под которую можно потрясти головой или просто расслабиться. Девушки раздеваются. Нет, все пристойно. Просто иногда девчонка подходит и давай заталкивать тебе свой язык в глотку. Никаких барьеров, ничего! К черту пожарную безопасность! Выключают весь свет, оставляя лишь музыку. И если ты вписываешься, на полу народ извивается вовсю.

– Все повально трахаются, чел, – подхватил другой парень.

– Да-а, рейв переходит в следующую стадию, как болезнь.

– Пойдемте в «Реверберацию», – предложил тот, другой.

Парень в шляпе оживился:

– «Реверб» открыт двадцать четыре часа. Там две арены: пока одна работает, другую чистят. Наш приятель Саши приехал сюда на недельку, на Пасху. Месяц спустя его нашли в «Ревербе». Жил на одних гамбургерах и апельсиновом соке.

Ланна покатилась со смеху.

– Не-а, отваливаю в отель, – сообщила я.

– Ну что ты? Разве они не славные? – прошептала Ланна мне на ухо.

Я взглянула на нее.

– Не прикалывайся, – заныла Ланна.

– Хочешь оставить одного? – скривилась я.

– Обоих. А если приду с одним, мы можем его дуэтом обработать. – Ланна запрокинула голову, смеясь.

– Может, еще где-нибудь продолжу, – протянула я.

– Не забудь: завтра в одиннадцать мы едем в «Акваленд», – напомнила Ланна.

– Свидимся, – бросила я, отдавая ей бутыль с водой.

– Пока! Сдвинь кровати и не дай им остынуть! – прокричала она.

Я кивнула хвастливым парням и зашагала по широкой улице к отелю, отирая капли пота и чувствуя, как жаркий воздух их подсушивает.

На боковой улице в кроне высокой пальмы, должно быть, устроилась цикада, потому что из листвы несся тот громкий звук, который издает электрическая дрель. Голый по пояс парень орал с балкона: «Заткнись! Не своди меня с ума!» Он швырнул в дерево пустую бутылку, та провалилась сквозь листья и брызнула фонтаном осколков, ударившись о бетонный бордюр клумбы.

Дальше группа парней сосредоточенно трудилась в заповедной зоне возле молодого деревца. Их можно было принять за муниципальных рабочих, если бы не светящиеся майки и солнцезащитные очки. Они аккуратно вырывали деревца и выбрасывали их на асфальт. Один крикнул мне: «Эй, красавица! Не хочешь ли добычу с мерзавцем разделить?»

Я надавила на кнопку звонка, ночной портье меня впустил. Наверху, в номере, я приняла душ, не снимая солнцезащитных очков. Присыпала тальком там и сям, почистила зубы. Комната провоняла средством против тараканов, на которое налегала Ланна. Я растянулась на кровати, затем села на краю, уткнув лицо в ладони. Опять легла, заплакала, но тут же прекратила, встала и оделась. Спустилась в лифте и оставила ключ у ночного портье. Он удивленно следил за тем, как я разворачиваюсь и бреду вверх по лестнице. Я взбиралась очень медленно, на пятом этаже остановилась передохнуть. Прокралась по коридору к 1022-й комнате. Юркнув внутрь, включила свет. Убедилась, что все спокойно, заперла дверь изнутри, рухнула на кровать и уснула, должно быть сразу.

Набирала силу жара очередного идеального дня, издалека доносился грохот перфораторов на дорогах. Я поднялась в нашу комнату, постучала в дверь.

– Кто там? – послышался голос Ланны.

– Я.

Дверь открылась, и она выглянула. Под глазами у нее было черно.

– Сколько времени? – спросила она, распахивая дверь.

– Полдесятого. Ты же хотела в «Акваленд» поехать, – сказала я, входя.

– Мы еще колес закинули, – сообщила она.

– Привет! – кивнула я парню в постели – тому, с пустыми глазами.

– П-привет… Хочешь колес? – спросил он, показывая на шкаф.

– Не-а, – отказалась я, залезая туда за своей сумкой.

– Куда же ты вчера делась? – пристала Ланна.

Я пожала плечами.

– А теперь куда с сумкой намылилась?

– Отнесу администратору, раз ты собираешься сюда людей таскать каждую ночь.

– Ну прости, – повинилась Ланна, взяла меня за руку, в которой была сумка, и повела по коридору. – В чем дело-то? – прошептала она.

– Автобус отправляется в десять, – сказала я, поставила сумку, нагнулась к ней и пошуровала в вещах, нащупывая конверт с остатками наличных. Протянула его Ланне.

– Что это? – не поняла она.

– Возьми, я ухожу.

– Ты что? – оторопела Ланна.

– Поеду еще куда-нибудь. А тебе желаю хорошего отдыха. Только ты уж поосторожней – тут около сотни.

– Куда ты едешь? Почему тебе всегда все нужно так драматизировать, Морверн?

Я лишь посмотрела на нее.

– Я хочу сказать, ты что, все еще по Нему сохнешь? Или что на этот раз? Я хочу сказать, мне думалось, тебе это все по нутру. Я-то привыкла, что ты – душа вечеринок, что за тобой никому не угнаться. Почему бы тебе просто не уйти в отрыв? Зачем так тупо грузиться? Если ты уезжаешь, почему мне нельзя с тобой? Я хочу сказать, ты что, меня ненавидишь, что ли?

– Я ни к кому не испытываю ненависти, Ланна.

– Ты сама не понимаешь, что делается у тебя в голове, Морверн, – вымолвила она.

Я кивнула. Улыбаясь, зашагала вниз по ступенькам. Перешла дорогу у гостиницы и направилась по тротуару в банк. Внутри было очень прохладно, народ за стойкой слушал музыку по радио.

Я подписала все дорожные чеки, обналичила их и спрятала пухлую пачку лиловых купюр в сумку.

Свернув за угол, я села у фонтана в такси, за рулем которого сидела женщина.

– Вверх по побережью, подальше отсюда, – бросила я.

Женщина-таксист потерла лоб:

– А?

Я показала рукой:

– На север.

Все утро мы ехали по извилистой дороге вдоль побережья. Мимо гаваней, церквей, раскрашенных рыбацких лодок, которые вытащили на каменистые пляжи, мимо апельсиновых и лимонных рощ, одетых густой, очень темной зеленью.

На обед остановились в гостинице у моря. Матерчатые салфетки и столовое серебро. Женщина-таксист выпила маленький бокал вина под рыбу, затем кофе. Я заказала шампанского, самого лучшего. И омлет. Шеф-повар в колпаке сам подал его на наш столик у окна. Женщина-таксист не могла поболтать со мной и отводила душу с официантом.