Изменить стиль страницы

В один великий день диктор перед началом матча объявил по стадиону, что группе игроков киевского «Динамо», в том числе Виньковатому и Лерману, присвоены почетные звания мастеров спорта СССР. Стадион ликовал. Мы верили, что со временем будут у нас и заслуженные мастера спорта.

Футбольные матчи проходили на стадионе «Динамо». Тогда он был меньше нынешнего, но гораздо уютнее. На южных трибунах между скамейками росли высокие старые деревья, на которых как воробьи сидели безбилетные мальчишки. Мои родители, тоже болельщики, рассказывали об этих мальчишках интересную историю. Но прежде, чем выслушать ее, вспомните тогдашнего секретаря ЦК компартии Украины и одновременно секретаря Киевского обкома и горкома Павла Постышева. Сегодня он печально известен, как один из организаторов голодомора на Украине, но тогда он был любимцем киевлян. Постышев ходил по улицам без охраны, мама не раз видела, как секретарь горкома, обкома и ЦК - в руке газетка, вышитая украинская сорочка - зашел в магазин на Михайловской, глянул на прилавки, что-то для себя отметил, что-то решил и пошел дальше.

Постышев разрешил устраивать детям новогодние елки, запрещенные большевиками как пережиток и суеверие. Это Павлу Петровичу с благодарностью вспоминали много лет спустя после того, как в 1939 году он был расстрелян. Позже рассказывали, что именно Постышеву принадлежала идея сноса Златоверхого Михайловского собора. Говорили, что Постышев предполагал снести также и Софийский собор, чтобы на освободившихся площадях соорудить нечто в высшей степени помпезное. Но поскольку Постышев оказался врагом народа, то Софию оставили в покое.

Несколько раз добрый Постышев велел открывать ворота на стадион «Динамо» для безбилетных мальчишек. С воплями восторга они рассаживались на свободных местах по трибунам и по деревьям.

И вот однажды, рассказывала мне мать, перед началом футбольного матча на стадионе появилась долговязая фигура Павла Петровича. С криками «Постыш приехал!» мальчишки посыпались с деревьев и бросились к нему. Мать рассказывала, что Постышев как былинка раскачивался среди моря мальчишечьих голов, гладя их нестриженые вихры.

А в деревнях сотни тысяч таких же мальчишек пухли и умирали от голода. Зато городским детям на Новый год зажигали елки, и партийный секретарь разрешал пускать на стадион безбилетных пацанов.

«В НАЧАЛЕ ЖИЗНИ ШКОЛУ ПОМНЮ Я…»

Моему поколению не очень повезло с учением. После войны в школах, в частности, в моей 25-й, размещались госпитали. Пришлось некоторое время ходить в 6-ю школу, (там теперь дипломатическая академия), где мы сидели по трое за одной партой.

К сожалению, знания моих однокашников, в том числе и мои, имели серьезные пробелы. В эвакуации, в оккупации многие дети не учились, и в нашем третьем классе были ребята, не знавшие таблицы умножения. Учителя не могли заниматься с каждым в отдельности, так мы и переходили из класса в класс недоучками.

С годами пробелы как-то заполнялись, но учеба шла трудно. Высидеть 45 минут в душном классе было тяжело, поэтому мы искали отдушины в шалостях, порою жестоких.

- Ррота! - вполголоса командовал кто-нибудь из нас, - шагом марш!

И весь класс, сложив руки на парте и глядя на учительницу невинными глазами, начинал ритмично топать под партой ногами.

- Перестаньте тупотеть! - страшно кричала завуч Павлина Ивановна, но класс тупотел, и для нас это была хорошая разрядка.

«Ррота! - командовал зачинщик, когда взор Павлины Ивановны был обращен в сторону. - Рота, стой!»

Туп-туп! - дисциплинированно останавливался класс.

В другой раз подавалась авиационная команда: «Покрышкин в воздухе!»

- М-м-м, - гудел класс с закрытыми ртами и взорами, преданно устремленными на учительницу.

Кто-то сбрасывал бомбу: «Тю-у-у! Буммм!» А эскадрилья - «М-м-м!» - летела дальше.

Порою в классе взрывались почти настоящие бомбы.

В гильзу от мелкокалиберной винтовки нарезались головки от спичек. Гильзу плотно зажимали плоскогубцами, обматывали ватой, заливали воском и поджигали. На последней парте или где-то в углу воск горел довольно долго, урок уже шел, как вдруг раздавался взрыв, по классу тянулся дым, начинался ужасный скандал, искали виновных, но не находили. Это было жестоко по отношению к бедным учителям.

В те времена мальчики и девочки учились раздельно (к счастью, только в городах) и мужские школы считались босяцкими - порою небезосновательно.

Мы, однако, не были тупыми хулиганами и наши развлечения не всегда были человеконенавистническими. Жаль, что давно и прочно забыта наша игра «в доп-доп». Вот ее правила.

По обе стороны учительского стола выстраивались две команды по пять человек. Два капитана бросали жребий, угадавший брал в руки монетку, стучал ею по столу и приговаривал: Доп-доп! Доп-доп! И-и-и…» При слове «и-и-и» руки прятали под стол, там монетку передавали один другому так, чтобы противники не видели.

- И-и-и!… - ревела команда, владеющая монетой, - и-и-и! (рев достигал апогея) - и! Гоп!!!

Со словом «гоп!» десять рук с грохотом обрушивались на стол. Под одной из десяти ладоней пряталась монета. Капитан противника должен был ее обнаружить. Подсказывать ему могла вся его команда, но противники слушали только чужого капитана.

- Убери! - указывал он на ладонь, под которой, по его мнению, монеты не было.

- Дай! - командовал он, если был уверен, что под этой ладошкой монета есть. Побеждала та команда, которая ее обнаруживала. Монета переходила в другие руки и все повторялось:

- Доп-доп, доп-доп! И-и-и гоп!!!

Игра требовала немалой наблюдательности и интуиции. Капитан щупал у противников пульс, заглядывал в глаза, постукивал по столу, задавал каверзные вопросы.

Так было проломлено несколько учительских столов. Да и то сказать, что делали их из слабой фанеры.

КАК ОТОРВАЛСЯ КУСОК ОТ СОЛНЦА

Сейчас я уже не помню, в каком году Земля была на краю гибели - то ли в 45-м, то ли годом-двумя позже. Но мне не забыть, как Витька Водотиевский метался вокруг учительницы и только что за юбку ее не хватал: «Елена Александровна! Елена Александровна! От Солнца оторвался кусок планеты!»

Но Елена Александровна, видимо, уже была в курсе дела и не обращала на Витьку никакого внимания. С ее стороны это было непозволительным легкомыслием.

Витьку можно было понять. Он хотел первым сообщить страшную новость если не всему человечеству, то хотя бы учительнице. Но он несколько исказил картину. От Солнца оторвался не «кусок планеты», а фрагмент. И полетел в направлении Земли. Если упадет на сушу, Земля сгорит. Если в море - Землю затопит.

Откуда брались эти нелепые слухи, понять невозможно. Как невозможно понять, почему пресса и радио обходили их глубочайшим молчанием. Но слухи ходили самые страшные и распространялись с чудовищной скоростью, без помощи средств массовой информации. Это сейчас можно прочитать или посмотреть кино о страшных метеоритах, устремившихся на нашу планету. А тогда о таких вещах говорили на базарах и на кухнях, и не только о таких ужасах, как летящий к Земле кусок Солнца.

Регулярно Киев потрясали слухи о кошмарных преступлениях. Война, а точнее войны, которые постоянно вел СССР - то с белыми, то с шпионами и диверсантами, то с финнами, то с немцами и постоянно с собственным народом, - немало поспособствовали росту преступности. С нею росла и бандитская романтика. У мальчишек высшим шиком считались сапоги гармошкой и кепчонка с пуговкой. Так ходили блатные.

Их столицей считалась, конечно, Одесса-мама. Киев слегка завидовал и известную песенку из репертуара Утесова спародировал на свой лад: «Ты одессит Мишка, скидай пальтишко. Ведь киевлянин оказался на пути…»

И «черная кошка» из знаменитого фильма о месте встречи - не выдумка. О «черной кошке» ходили страшные слухи, нашедшие отражение в песенке: «Черные стрелки обходят циферблат, быстро, как белки, колесики стучат. Идут, идут минуты, идут, идут часы, едут, едут в Киев черные коты».