Лодка легко отчалила от пристани и заскользила по чуть колеблющейся воде. Пахом Капитоныч ловко её развернул и, осторожно опуская вёсла в воду, бесшумно погнал вверх по озеру.
Адели казалось, что они уже отошли на большое расстояние и теперь в полной безопасности, но Авдей предупредил, что разговаривать можно только шёпотом, а лучше помалкивать, потому что по воде звуки разносятся очень далеко. Теперь девушке стала мерещиться погоня и всяческие хитрости, на которые непременно должен был пуститься водяной, не получивший таинственного железного кольца.
Авдей и Пахом Капитоныч поменялись местами и до восхода солнца неустанно погоняли лодку. Лишь утром было решено причалить к берегу и отдохнуть.
— А ведь это бабушка всех спасла, — напомнила Ганька. — Если бы не она, вас бы напоили сонным зельем и убили.
— Это правда, — согласился солдат.
— Мы очень тебе благодарны, бабушка Агата, — сказала Адель.
— Да, бабушка, без тебя нам не жить, — подтвердил Авдей.
— Я предупреждал, что это плохой человек, — проворчал Барбос. — Надо слушать, когда говорят дельные вещи.
Против этого возразить было нечего, и без долгих разговоров решено было позавтракать. Расстелили скатерть-самобранку и каждый попросил для себя что-то вкусное. Даже скромный Барбос, закрыв глаза от такого нахальства, заказал роскошные бараньи отбивные котлеты и был приятно удивлён, получив желаемое.
Отдохнув, вновь погрузились в лодку и к вечеру приплыли к противоположной стороне озера. Решено было завести лодку в протоку между двумя озёрами и лечь спать тут же возле неё, расставив дежурных.
Ночь прошла на удивление спокойно, а наутро позавтракали и стали было готовиться в путь, но старуха с внучкой решили, что им следует идти строго на север, так как, по слухам, именно в тех лесах затерялся монастырь, а не плыть на лодке по озёрам и лесным протокам.
— Подумай, бабушка Агата, стоит ли тебе от нас отделяться? — убеждал её добросердечный Пахом Капитоныч. — С нами тебе будет и сытно и безопасно. Внучке твоей не надо будет выискивать место для ночлега, и не нужно будет просить милостыню. А как приглянется тебе село, где живут добрые люди, может, там и останешься. Куда вам, двум беззащитным женщинам, бродить по этим лесам и озёрам?
— Нет, не уговаривай меня, солдат, — стояла на своём старуха. — Вы, безбожники, идите своей дорогой, а мы с внучкой обходим святые места, нам с вами, грешниками, не по пути.
Пахом Капитоныч жалел слепую старуху и девочку и искренне желал, чтобы они продолжали путь с ними. Авдей поддержал его, но не так горячо и настойчиво. Барбос счёл за благо промолчать.
Адели было жаль расставаться с новыми знакомыми. Конечно, характер у слепой старухи был плохим, а внучка была чересчур любопытна и потихоньку обшарила все их вещи, но девушке с ними было легче. Прежде Пахом Капитоныч и Авдей приноравливались к их силам, а теперь её будут или вновь принимать за хрупкий цветок, или ей придётся мужественно скрывать усталость. Правда, она уже путешествовала с ними, но тогда их подгоняли обстоятельства. Помимо этих соображений беспомощность двух бездомных существ тоже вызывала в ней жалость.
Солдат попросил у скатерти побольше вкусной, сытной и непортящейся еды для странниц и даже отдал им все свои сбережения. Старуха торопливо спрятала деньги, пробормотав, что Господь воздаст за всё сполна, а Ганька так расчувствовалась, что засуетилась вокруг лодки, помогая путешественникам собраться в путь. Она посоветовала положить на дно лодки сучья, а уж на них вещи, чтобы вода не могла их намочить, и сама помогла их наломать и тщательно уложить. Адель даже удивилась такой предусмотрительности востроглазой и не очень доброжелательной девочки. А Ганька сама аккуратно поместила мешки и сумку Адели на сучья.
— Теперь будете время от времени вычёрпывать воду, а о своих вещах можете не заботиться: они останутся сухими, — деловито сказала она.
— Ну, и голова у тебя! — восхитился Авдей.
Ганька скромно промолчала. Они со старухой долго стояли и смотрели вслед удаляющейся лодке, а потом, когда протока, соединяющая два озера, сделала лёгкий изгиб, скрылись за деревьями.
— Почему они не захотели идти с нами? — удивлялся Пахом Капитоныч. — Ну, что они будут делать одни? На несколько дней у них есть еда, а как дальше? Хорошо, если они встретят людей. А если нет?
— Успокойся, Пахом, — ответил Авдей. — Они привычны к такой жизни. Ведь не умерли они без тебя? Мы могли бы их вообще не встретить. Разминулись бы…
Он не договорил, потому что днище прошелестело по песку, и лодка остановилась.
— Слишком мелко, — решил Барбос, поглядев вниз.
— Придётся тащить лодку волоком, — сказал солдат.
Причальный канат, заботливо припрятанный Пахомом Капитонычем, был привязан к носу лодки, и мужчины потянули её по мелководью.
— Как бурлаки, — усмехнулся Авдей.
От Адели было мало проку, но всё-таки она изо всех сил толкала лодку в корму. Барбос бегал вокруг, проверяя, всё ли в порядке.
Работа была изнурительная, а тяжёлая лодка продвигалась слишком медленно, но люди упрямо шли вперёд и остановились, только когда совсем уж выбились из сил.
— Самое время перекусить! — воскликнул Авдей в радостном предвкушении вкусной еды. — Ох, уж и обед я себе придумал! Доставай скорее нашу скатёрочку, Адель, а то я сейчас умру от голода.
Пахом Капитоныч передал девушке мешок, а сам пошёл к месту стоянки, чтобы убрать сучья и камни, если они есть, и приготовить площадку для отдыха.
Адель в недоумении порылась в мешке и вернулась к лодке, однако ни в другом мешке, ни в её сумке скатерти не было. Девушка обшарила всю лодку, но ничего не нашла. Она ясно помнила, что скатерть, как обычно, свернули и положили в мешок.
— Что закопалась, дочка? — окликнул её солдат.
— Пропала скатерть-самобранка, — упавшим голосом сообщила Адель.
Авдей со всех ног бросился к ней, перерыл все вещи, вернулся к стоянке, вновь подбежал к лодке, осмотрел содержимое мешков и застыл в позе отчаяния.
— Нет? — спросил Барбос и сглотнул слюну. — Нам опять придётся голодать?
— Проклятая старуха! — закричал Авдей, бросая мешок. — Это её рук дело! Богомолка называется! Хвастается, что по святым местам ходит, а сама чужие вещи ворует!
— Скорее всего, это Ганька, — возразила Адель.
Авдей хлопнул себя по лбу.
— А ведь верно! — согласился он. — Недаром она так тщательно прилаживала наши вещи. Укладывала, перекладывала, а улучив момент, стянула скатерть. Косы бы ей выдрать…
— Не бранись, Авдей, — остановил его солдат. — Я понимаю ваш гнев, друзья, но у самого меня точно камень с души свалился. Мы люди здоровые и сильные, и Адели мы поможем, а каково слепой старухе и девочке-подростку ходить по свету и просить милостыню? Один подаст, а другой и собак натравить может. Не жалейте скатерти, прошу вас: она попала к тем, кому нужнее.
Авдей развёл руками.
— Послушать тебя, Пахом, так мы должны всё, что у нас есть, раздать нищим да убогим. Я сам нищий. У меня ничего, кроме этой скатёрки на всю компанию, нет. А теперь и её не стало.
— Ты здоровый мужик, Авдей, и всегда сможешь заработать себе на жизнь, а они слабые и беззащитные, — урезонивал его Пахом Капитоныч. — Если тебе так невыносима мысль о потере скатерти, то мы можем оставить лодку здесь и налегке пуститься в погоню. Барбос легко их отыщет, а мы догоним, ведь слепая старуха не может идти так же быстро, как мы.
— Они не могли далеко уйти, — согласился пёс.
Авдей отмахнулся и от солдата и от собаки.
— Хуже всего, Пахом, что после твоих слов чувствуешь себя бессердечным чудовищем, — сдался он.
Адель тоже устыдилась своей досады. Конечно, скатерть попала к людям, более нуждавшимся в ней, но сама она не скоро забудет слепую старуху с дурным характером и вороватой внучкой.
— Бог дал, Бог и взял, — успокаивающе проговорил солдат. — Говорят же: найдёшь — не радуйся, потеряешь — не плачь. Мы могли бы не встретить ту старушку с узелком, поделившуюся с нами скудной пищей, а потом подарившую волшебную скатерть, или она могла бы не подарить нам эту скатерть. Примиримся с нашей потерей и не будем о ней вспоминать.