Сеансы своеобразной 'психотерапии' проводились регулярно, практически при каждой встрече. Постепенно Ирина уверилась, что выглядит ужасно. И фигура-то у нее 'поплыла', и очертания лица размылись, под глазами — ажурный узор 'гусиных лапок', и уголки губ что-то вниз начали поглядывать…

Капля камень точит. Не прошли Ларискины старания незамеченными. Вывели подругу из состояния удовлетворенного равновесия. Ирина начала стесняться себя, опасаясь лишний раз выйти 'в люди'. Если Лариска увидела — значит, и остальные обратят внимание, как она пострашнела, постарела…

Сама не заметила, как впала в депрессию. Зеркало ныне вызывало в ней стойкую неприязнь, совмещенную с паническим ужасом старения. Уверения Сергея в том, что выглядит она вполне молодо и вообще здорово, не помогали. Ира была уверена: он просто старается ее успокоить, а на самом деле она страшна, аки атомная бомба.

Через полтора года бесконечных депрессий Ирина решилась обратиться в клинику косметологических исследований. Семья уже давно перестала испытывать финансовые затруднения, а потому она с чистой совестью позволила себе потратить некоторую сумму на омоложение.

Не сказать, что доктор настойчиво отговаривал ее от операции — в таком случае он банально остался бы без клиентов, а стало быть, и без зарплаты. Однако обмолвился: дескать, для своих лет вы выглядите вполне неплохо, и фигура очень даже ничего для сорокалетней-то дамы, и сеточка 'гусиных лапок' — абсолютная норма не только для этого возраста, а для куда более молодых дам. Но его слова показались Ире лишь неуместным дежурным комплиментом: еще бы, за такие-то деньги, которые ей придется заплатить за операцию, она могла претендовать не только на дифирамбы, а, пожалуй, на настоящую себе оду.

А на самом деле услышанное наверняка нужно делить если не на четыре, то хотя бы на два: недаром ведь доктор без конца на возраст ее намекает. Типа: а чего ж ты хотела, клуша старая, в сорок-то лет? А сам то тут пальчиком подтянет: вот, смотрите, какой разрез глаз я вам устрою. То там лишнюю кожу приберет: линию подбородка подчеркнем, овал очертим почетче… На компьютере изменения показал — оттуда на Иру вообще двадцатилетняя девочка глядела.

Напрасно Русаков пытался удержать супругу от безумного поступка. Напрасно сыпал комплиментами. Его причитания Ира приняла за вполне понятный мужской страх перед неведомым. А вдруг она после омоложения такая красивая станет, что ему ревновать придется к каждому столбу?

Когда пришла подписывать бумаги на операцию, доктор сказал:

— Должен предупредить вас, голубушка, от возможных негативных последствий. У этой операции есть побочный эффект: выйдя из нашей клиники, барышни частенько впадают в молодость и совершают легкомысленные поступки, напрочь забывая об истинном возрасте. Я понимаю и уважаю ваше стремление выглядеть вечно молодой, но не стоит отрекаться от прожитых лет. Не наделайте глупостей, не испортите себе жизнь. Красота красотой, но и жизненный опыт дорогого стоит.

Тогда Ира восприняла его слова, как попытку набить себе цену. Мол, наши операции на самом деле стоят значительно дороже тех немалых денег, которые мы за них берем. Разве можно измерить деньгами молодость и красоту?

… Операция не была безболезненной. Вернее, ее последствия. Несколько дней Ирина не могла видеть свое новое лицо. А когда сняли повязки, она ужаснулась — пьянчужка-синюшница из ближайшего подземного перехода выглядит привлекательнее.

Лицо превратилось в сплошной синяк. Легкая отечность под глазами, вместо того, чтобы исчезнуть, увеличилась в разы, превратившись в настоящие мешки. Веки приобрели фантастические размеры и сияли всеми оттенками лилово-фиолетовой гаммы. Тело после липосакции тоже болело и зудело.

Болело все. Врагу не пожелаешь такой красоты.

Отпуск она провела в клинике. Зато на работу вышла резко помолодевшей и похорошевшей, сбросившей лишние килограммы. На работе только ахнули. Сотрудники даже предположить не могли, что без вмешательства косметических хирургов тут не обошлось. Благодаря смуглой от природы коже история о том, какое замечательное, жаркое и щадящее одновременно солнце в Турции, как великолепно они всей семьей отдохнули в Анталии, была проглочена сослуживцами в один момент. Еще не успевшие использовать отпуск сотрудники тут же ринулись за путевками на модный курорт.

Из клиники Ира вернулась вроде другим человеком. И не в том дело, что помолодела, постройнела. А в том, что сама себя полюбила. Стала воспринимать иначе. Перестала стесняться собственного отражения.

Заключительным аккордом к внешней перемене стала новая стрижка. Совсем коротенькая, почти 'ежик'. Ира выглядела теперь дерзким мальчишкой. Чтобы чуть-чуть сгладить 'ершистость', оттенила привычный черный цвет более светлым мелированием, из-за чего волосы ее приобрели некоторую рыжеватость.

Теперь она была довольна своей внешностью. Пожалуй, в двадцать она выглядела попроще. Нынче в ней появилась изюминка. Спасибо Лариске, надоумила.

***

— Представляете, какая дура?! — вновь прервала рассказ Ирина. — Поверить так называемой подруге, тысячу раз предававшей меня? Отправить саму себя на операционный стол, под нож?! И я еще была ей благодарна — поверить не могу. Зачем, ради чего?! Чтобы выглядеть моложе? Зачем? Зачем??? Вытерпеть такие чудовищные боли, и только ради того, чтобы выглядеть девочкой с глазами старухи?!!

Собеседница поморщилась:

— Не стоит утрировать. Я назвала ваши глаза мудрыми, но не старушечьими.

Ира устало откинула голову на спинку кресла:

— Ах, бросьте! Я не утрирую. Я сама все знаю. Недаром говорят, что глаза — зеркало души. Так и есть. Я могу выглядеть сколь угодно молодо, но куда денешь прожитые годы? Даже если они были самыми замечательными в моей жизни, они все равно оставляют в глазах отпечаток усталости. Даже нет, не так. Мне, собственно, и уставать-то было не отчего. Просто с возрастом из глаз исчезает наивность юности, любопытство молодости, жажда приключений. Наверное, именно от этого взгляд тускнеет и приобретает тот самый пресловутый отпечаток мудрости. Хотя мудростью там, уверяю вас, не пахнет. По крайней мере, конкретно в моем случае, в моем взгляде.

***

Трегубович вынуждена была признать, что после операции Ира стала выглядеть даже лучше, чем в юности. Некоторое время она воспевала неземную красоту подруги, не забывая, впрочем, каждый раз напоминать сумму, в которую той вылилось омоложение:

— Уверяю тебя: чтобы так выглядеть, не жалко и миллиона! А уж то, что ты заплатила — вообще дешевка! Такой результат дорогого стоит. Ты ж у нас теперь красавица!

Вроде и комплименты говорила, но выходило это у нее так, словно до операции Ира была сущей уродиной, к которой можно было испытывать разве что жалость, но никак не любовь или хотя бы симпатию. И уж конечно, мол, стоило пожертвовать некоторой суммой, дабы перестать пугать окружающих своим уродством.

Как только у нее это получалось? Даже после операции Ира нет-нет, да и чувствовала себя Золушкой, обманом прорвавшейся на чужой праздник.

А после пары-тройки месяцев восхвалений в Ларочкиных речах появилась новая интонация:

— Ой, подруга, наглядеться на тебя не могу! Такая молоденькая, такая хорошенькая стала! Честное слово: была б я мужиком — влюбилась бы в тебя без памяти. Смотрю на тебя, и аж дух захватывает. Ух, хороша! А как Серега относится к твоему нынешнему виду?

Как-как? Вроде Ира изменилась до неузнаваемости. Такая же, только чуток свежее.

— Да никак не относится. А как он должен к этому относиться? Это все та же я, которую он сто лет знает. Что во мне изменилось, кроме внешности? Да и та изменилась не столь уж кардинально. Все то же, только морщинки исчезли.

— Ну не скажи! — возмутилась Лариса. — Как это не сильно изменилась?! Как это не кардинально? Это он тебе сказал? Много он понимает в женщинах! Привык в железках ковыряться — вот и пусть себе ковыряется, а не рассуждает о женской красоте!