Изменить стиль страницы

— До сих пор не могу поверить — Тесса Николсон, в чертовой Италии.Как долго вы здесь?

Она рассказала. Они уже подходили к вилле; Тесса заметила, что Десмонд нахмурил брови.

— В чем дело? — спросила она.

— Значит, вы не слышали про старину Падди?

Сердце ее упало. Тесса покачала головой.

— Его сбили во время битвы за Британию. В сентябре 1940. Самолет загорелся и упал в море. — Десмонд почесал пальцем шелушащийся нос. — Мне очень жаль. Ненавижу сообщать людям плохие новости. Он погиб мгновенно — если вас это утешит.

Она подумала: «О Падди!»Ей вспомнился их полет в Париж, и как она вскрикивала от удовольствия, когда самолет подпрыгивал на взлетной полосе аэропорта Ле Бурже. Вспомнилась горячность Падди, его любовь к жизни и вспыльчивый нрав — как он однажды напился и насмехался над другими гостями, как при ней подрался в пабе. Как он радовался, когда с бешеной скоростью мчался на автомобиле по пустой дороге, каким на удивление нежным и внимательным оказался любовником.

То были последствия ее бегства — она оказалась вдалеке от всех, кого любила. Что произошло с остальными ее английскими друзьями? Хотя логика подсказывала ей, что их жизнь, как и у нее, сильно переменилась, в глубине души она предпочитала представлять их себе такими, какими знала много лет назад. Она замуровала себя в замке, от которого у нее не было ключей. Что угодно могло случиться за это время.

На вилле, в кухне, Тесса накрыла для Десмонда завтрак. Заваривая кофе, она расспрашивала его об остальных: о Рее, Максе, Джулиане и, конечно, Фредди.

Десмонд ничего о них не знал. Они вращались в разных кругах. Правда, выяснилось, что несколько общих друзей у них все же было. Кого-то убили в Дюнкерке, еще одна девушка, манекенщица, вместе с маленькой дочкой погибла при бомбежке. Лондон уже не тот, хотя там по-прежнему можно славно повеселиться.

Потом они заговорили о войне. Он сказал:

— Боюсь, нам предстоит еще тяжкий и долгий путь. Приближается зима — с ее приходом вести военные действия станет еще сложнее.

Десмонд собирался покинуть виллу завтра рано утром. Чем скорей он будет идти, тем больше у него шансов присоединиться к союзникам. Вражеские войска концентрируются на юге, скоро через них будет не прорваться.

— Я даже помыслить не могу о том, чтобы снова вернуться в лагерь, — сказал он. — Конечно, идти в одиночку, скрываясь, было нелегко, но до чего прекрасно снова оказаться на свободе. В эти несколько недель люди были ко мне удивительно добры. Я почти не говорю по-итальянски, а они не знают ни слова по-английски; совершенно очевидно, что большинство из них терпят сильную нужду. Я для них чужой человек, и все равно они пускают меня в свой дом, кормят, укрывают от преследователей. Невероятно. — Десмонд снова покачал головой. — Просто невероятно.

Он ушел на следующий день, на рассвете. Осенний воздух дышал прохладой, деревья на склонах холмов переливались золотом и медью. Тесса поцеловала его на прощание и пожелала удачи. Дойдя до опушки леса, он оглянулся и помахал ей рукой. А потом скрылся из виду.

Неделю спустя на виллу попала записка, доставленная кем-то из беглецов. Это был просто листок бумаги с адресом поместья Бельканто и парой строк, нацарапанных беглым почерком. Записку выбросили в окно железнодорожного вагона; кочуя из рук в руки, она проделала долгий нелегкий путь из Северной Италии в Тоскану.

Записка была от Сандро. Он попал в плен, после того как отказался присоединиться к фашистской армии. Его посадили в поезд и везли в неизвестном направлении. Он здоров, говорилось в записке, и шлет им всем свою любовь.

Потом пришло другое письмо, на этот раз от Маддалены. Сослуживец Гвидо навестил ее во Флоренции. Он сообщил, что после капитуляции Гвидо покинул казармы своего подразделения в Болонье. Никто не знал, куда он направился, и с тех пор никаких вестей от него не поступало. Что касается самой Маддалены, она собиралась ехать на север, пожить вместе с дочкой у своей тетки в окрестностях Римини. Без отца и Гвидо оставаться во Флоренции ей было слишком страшно. Она нуждается в компании, писала Маддалена. Она устала быть одна.

Поезд Льюиса опаздывал больше чем на два часа. Двое мальчишек, сидевших рядом с Фредди в зале ожидания, постоянно пинали друг друга ногами. При каждом попадании они поднимали истерический вопль. Их мать сказала, обращаясь к Фредди: «Если этот поезд задержится еще хоть ненадолго, я придушу их обоих. Гилберт! Брайан! Прекратите немедленно!» Она с силой шлепнула мальчишек по ногам. «Хотите, чтобы я рассказала отцу, как вы себя ведете? Хотите, да?»

Из динамика донеслось неразборчивое бормотание; Фредди вышла на платформу, чтобы лучше расслышать. Завидев Льюиса, пробивающегося сквозь толпу к турникету, она бросилась ему навстречу. Он спешил тоже — это было заметно по тому, как загорелись его глаза и как он потряс билетом перед носом у контролера.

— Извините, — крикнул он, заметив ее. — Простите, что заставил вас так долго ждать, Фредди. Все этот дурацкий поезд.

— Ничего страшного.

Они поцеловались, но тут какой-то солдат задел Фредди своим заплечным мешком, чуть не сбив ее с ног.

Льюис рявкнул на него, и солдат пробормотал себе под нос извинение.

— С вами все в порядке, Фредди?

— Да, ничего страшного.

— Что за невежа!

— Если честно, со мной ничего не случилось. Я очень рада видеть вас снова.

— Выглядите чудесно!

— Вы очень добры, Льюис, — улыбаясь, сказала она. — У меня закончилась помада, и я не смогла отыскать ни одной незаштопанной пары чулок.

— Не люблю девушек с наштукатуренными лицами.

Его комментарий разозлил Фредди. Говоря так, мужчины на самом деле имели в виду, что им не нравится, когда грим слишком заметен — они ничего не имеют против помады и пудры, если косметика делает девушку хорошенькой.

— Утро уже заканчивается, — сказал он, поглядев на часы.

Они вышли из здания вокзала на улицу, залитую дождем. Лицо у Льюиса было недовольное.

— До чего мерзкая погода!

— Она нам неподвластна, Льюис.

— Льет как из ведра, и даже нельзя заскочить в какой-нибудь музей или галерею, потому что все закрыто.

У Фредди в душе нарастало неприятное чувство — не так представляла она себе их следующую встречу. Что если ее симпатия к Льюису была надуманной? Что если она увлеклась им только из-за одиночества и скуки?

Фредди решила, что лучше выяснить это сразу.

— Я вас разочаровала? — спросила она.

Он обернулся и поглядел ей в лицо; с козырька фуражки капала вода.

— Разочаровали? Разве такое возможно?

— В реальности люди не всегда оказываются такими, какими мы их запомнили.

— Фредди, вы лучшелюбых моих воспоминаний. Почему вы спрашиваете? Может, это вы разочаровались во мне?

— Нет, конечно нет. Просто вы не выглядите особенно счастливым, только и всего.

— Извините, — хрипло сказал Льюис. — Простите, что я так разворчался. Просто поезд ехал страшно долго, и свободных мест не было, а мне хотелось лишь одного — поскорее оказаться рядом с вами. — Он ласково ее обнял. — Как вы могли разочаровать меня? Вы — мой идеал. Я просто хотел, чтобы этот день был идеальным тоже. Считал часы до нашей встречи. Все, что мне было нужно, — это чтобы поезд пришел вовремя, чтобы было голубое небо и легкий морозец. Неужели я желал слишком много?

Она поцеловала его холодную щеку.

— Погода нам не помеха.

Они зашли в кафе на Юстон-роуд. Заказав кофе, Льюис спросил Фредди о ее работе. Ее перевели в Слау, на фабрику, где делали пропеллеры.

— Все в порядке, — ответила она. Но потом добавила: — Я скучаю по друзьям из Бирмингема. Правда, мне нравится жить в пансионе. Некоторые им недовольны, но я очень рада, что больше не надо ютиться в общежитии. Как здорово снова иметь свою комнату!

— А что за люди работают с вами?

Она пожала плечами.