— А потом он побрился?

— Кажется, да, милорд. А тогда ему было очень плохо, и Сюзанна попросила привезти из города доктора. После осмотра доктор сказал, что у больного тяжелая травма головы, и дал несколько рекомендаций по уходу. Больше, по его словам, ничего сделать было нельзя. Доктор был очень молодым и неопытным. Но, к сожалению, сейчас его уже нет в живых. Иначе мы могли бы побольше узнать о том, насколько серьезное ранение было у солдата.

Казалось, все, что надо было сделать, — это подождать, пока раненый придет в сознание и сам расскажет о том, кто он и откуда. Однако все оказалось не так просто. После трех недель комы он постепенно стал приходить в себя, и выяснилось, что он абсолютно ничего не помнит и не может говорить. Постепенно дар речи к нему вернулся… а вот память — нет. Но говорил он все равно очень плохо, постоянно запинался и порой с трудом выговаривал слова. Так что создавалось впечатление, что ранение было действительно очень серьезным. Через некоторое время он окончательно пришел в себя и уже мог адекватно оценивать происходящее, да и говорить стал заметно лучше. Но на все вопросы он отвечал, что абсолютно ничего не помнит Н о себе, ни о своем прошлом. По его словам, он не помнил даже своего имени. Так что на ферме жизнь для него началась заново.

Месье Розье сделал небольшую паузу, чтобы позволить собеседнику справиться с удивлением от услышанного.

— Чтобы установить личность мужчины мы предприняли все возможные меры — мы рассылали его фотографии практически во все воинские части, но никто так и не узнал его. Все усилия были напрасны. Тогда у нас появилась мысль о том, что он англичанин. И хотя были факты, подтверждающие, что он француз (например, он говорил по-французски даже когда бредил, да и одежда на нем была французского производства), тем не менее, мы послали запрос с фотографией в английскую армию. Эта попытка тоже не увенчалась успехом. Тогда мы послали запрос в Германию — тоже безрезультатно. Но этот человек должен же был где-то жить до войны, и нам было необходимо это выяснить. Знаете, мы возили его по врачам, он побывал не в одном госпитале, с ним даже работали психологи, они перепробовали все свои методы, чтобы разбудить его память, но о войне и о своей прошлой жизни он абсолютно ничего не помнил.

— Повезло ему, дьявол побери! — с чувством воскликнул Уимзи.

— После того как он провел в очередном госпитале несколько недель, а положительного результата все не было, врачи опустили руки и прислали его обратно к нам. Вот и получилось, что у этого человека не было ни родины, ни национальности, ни родственников, никого, кроме Сюзанны и ее дедушки. Так что он остался у них. Со временем он набрался сил и стал помогать Сюзанне по хозяйству. А потом случилось так, что девушка влюбилась в него. Знаете, женщины часто влюбляются в тех, за кем ухаживают. А старик Пьер относился к нему как к сыну. Время шло, и надо было что-то делать с документами и выбрать имя для парня. Они решили, что звать его будут Джин Легрос, и на это имя оформили все необходимые документы. У Сюзанны тогда был молодой человек, который ухаживал за ней. Он, естественно, очень невзлюбил Джина и всячески старался обидеть и зацепить его. Но вскоре Сюзанна рассталась с этим парнем и решила выйти замуж за Джина. Ее дедушка был против этого брака, но он вскоре умер. В итоге Сюзанна и Джин поженились. Их первенцу сейчас девять лет. С тех пор у нас не было никаких проблем с Джином, но своего происхождения он так и не вспомнил.

— В письме вы сообщили, что Джин куда-то пропал, — сказал Уимзи.

— Да, примерно пять месяцев назад. Он сказал, что поедет в Бельгию покупать свиней или что-то в этом роде. Больше новостей о нем не было. У вас есть какая-то информация о нем?

— Дело в том, что мы обнаружили труп, — сказал Уимзи. — У нас было несколько предположений по поводу того, кто это мог быть. По одному из них — человек, тело которого было найдено, в 1918 году сидел в тюрьме.

— О, значит, вас больше не интересует личность Джина Легроса?

— Нет, напротив. Необходимо точно установить личность человека, труп которого мы обнаружили.

— А у вас есть фотография? Может быть, какие-нибудь размеры? Особые приметы?

— Фотография тут вряд ли поможет. К моменту обнаружения тело пролежало под землей примерно четыре месяца и лицо его сильно изуродовано. Больше того, у трупа отрезаны кисти рук, поэтому экспертиза по отпечаткам пальцев невозможна. Но у нас есть все его размеры и две медицинские экспертизы, последнюю из которых мы получили совсем недавно. В ней говорится, что у пострадавшего, кроме последних ранений, на черепе есть еще старый шрам.

— Ага! Вот это уже серьезная зацепка. А он, этот ваш неизвестный, умер от удара по голове?

— Нет, — ответил Уимзи. — Лицо было изуродовано после смерти. Это мнение обоих врачей.

— Тогда в чем же причина смерти?

— А вот это загадка. Врачам не удалось обнаружить ничего, что могло бы свидетельствовать о причине смерти — никаких смертельных ранений, ни остатков яда, даже версия о смерти от голода не подтвердилась — погибший ел за несколько часов до смерти.

— Может, тогда апоплексия? Паралич?

— Возможно. Ведь когда-то мозг пострадавшего был сильно поврежден. И доктор обнаружил некоторые следы кровоизлияния в мозг. Однако если причина смерти была в этом, тогда зачем было кому-то уродовать и закапывать тело? Нет, видимо, причина была не в этом.

— Да, пожалуй, вы правы. Что ж, тогда предлагаю пойти на ферму Джина Легроса.

Ферма была совсем небольшой и находилась в состоянии, далеком от процветания. Завалившийся забор, полуразрушенный сарай, не полностью засеянные поля — все это говорило о том, что на ферме не хватает работников.

Уимзи и месье Розье встретила хозяйка. Она была крепкой, хорошо сложенной женщиной примерно сорока лет. На руках миссис Легрос держала девятимесячного ребенка. При виде комиссара в глазах женщины промелькнуло беспокойство, но она мгновенно взяла себя в руки.

— Комиссар Розье? — спокойно спросила миссис Легрос.

— Собственной персоной, мадам. Этот джентльмен — лорд Уимзи. Он приехал к нам из Англии, чтобы расследовать одно дело. Разрешите нам войти?

Миссис Легрос пригласила их в дом. Уимзи заметил, как при упоминании об Англии в глазах женщины снова появилось беспокойство.

— Мадам Легрос, — сказал комиссар, — как давно отсутствует ваш муж?

— С декабря, месье комиссар.

— Где он?

— В Бельгии.

— Где в Бельгии?

— Я полагаю, что в Диксмунде, месье.

— Вы полагаете? То есть вы не знаете? Он не писал вам?

— Нет, месье.

— Странно. А какие у него дела в Диксмунде?

— Он узнал, что, возможно, его семья живет в Диксмунде. Вы же знаете, что он потерял память. Однажды в декабре он мне сказал: «Сюзанна, заведи граммофон». Я поставила пластинку, которую он просил — это была песня, написанная на стихи Верхарна. Он слушал песню очень внимательно, а потом вдруг вскрикнул: «Диксмунд! В Бельгии есть город Диксмунд?» «Да, конечно», — ответила я. «Это название мне знакомо! Оно что-то мне напоминает! Я уверен, уверен, что моя мама живет именно там! Мне надо срочно туда ехать. Я не успокоюсь, пока не найду ее», — вот так он и сказал. Я попыталась отговорить его, но он меня даже не послушал. Так он и уехал… и забрал с собой все наши скромные сбережения. С тех пор я ничего больше о нем не слышала.

— Очень трогательная и печальная история, мадам, — сказал комиссар, — однако же, я не могу понять, почему ваш муж выбрал именно Бельгию. В битве под Марне бельгийские отряды не участвовали.

— Возможно, его отец был женат на бельгийке. Может быть, там у него есть какие-то родственники.

— И он не оставил вам никакого адреса, где бы вы могли его найти?

— Нет, месье. Он сказал, что напишет мне, только доедет.

— А как он поехал? Поездом?

— Да, месье.

— И вы не пытались его разыскивать? Например, вы могли бы обратиться к мэру Диксмунда с просьбой о помощи.