Чуть-чуть солоновата! Это же надо — за двадцать дней они слопали десять фунтов соли, соль прямо испарялась из них, я своими глазами видел соляные усики, которые проступали у нее над верхней губой, когда просыхал пот. Соль так и блестела на липких мордочках ее детей, а их мамаше только в то утро вода показалась «чуть-чуть солоноватой»!

— Правда? — спросил я. — Ну и что мы с этим будем делать?

И тогда сестра отыскала вашу будущую мать. Я был доволен. Видел я ее до женитьбы только один раз. Вообще-то мне было все равно, на ком меня женят, — была бы невеста молодая, из приличной семьи и не уродка. Ну, а ваша мама оказалась красавицей: одна из тех гурий с кувшинами, стыдливая скромность которых сводила меня с ума. Я был более чем готов влюбиться и влюбился по уши.

Певучая речь Фредди текла как мед — густая и сладкая.

Путли прошла через гостиную в задние комнаты, и Фредди смолк, провожая ее отуманенным взглядом. Путли была по-прежнему тоненькая и прямая, но в линии ее плеч и бедер проступала возрастная суховатость, а суживающееся к подбородку узкое личико прочертили тонкие морщинки. Правда, волосы ее еще не тронула седина.

Путли закрыла за собой дверь, и Фаредун заговорил опять:

— Мама выглядит очень строгой, верно? На самом деле она совсем не такая. В ней нет ни хитрости, ни злобы, ни зависти. Она человек прямой и честный. У нее такая добрая душа, что ей приходится напускать на себя строгость. Больше всего я ценю в ней доброту, а люблю ее сейчас еще сильней, чем в молодости. Она — единственная моя любовь, она вечно в моем сердце, но сказать я ей об этом не могу — сразу оборвет меня, скажет: «Ты что глупости болтаешь, как мальчишка!»

Но я отвлекся. Так вот, тогда-то я и понял, что человек должен удовлетворять свои потребности и никогда не ошибется. Меня в семье эксплуатировали, а я подавлял свои желания. Но бог сотворил человека, наделив его желаниями, удовлетворение желаний дает человеку душевный покой. А не в душевном ли покое смысл жизни? Значит, стремясь удовлетворить свои желания, человек идет по пути, предначертанному богом, а терзаясь страстями, нарушает гармонию мира. Так говорил Заратустра!

И Фаредун умиротворенно вздохнул, видя, какое впечатление произвела на слушателей его ученость, позволившая к месту упомянуть название книги Ницше. Прочитай он эту книгу, он бы камня на камне не оставил, чтобы доказать, что философствования ее автора не имеют к Заратустре никакого касательства!

— Пока я не утвердился в праве на удовлетворение желаний, я был несчастлив, а после этого и мне стало хорошо, и всем другим. Год мы прожили с семьей, а как родилась Хатокси, отделились. Но деньги я и до того все равно тратил только на собственную семью. Зятю пришлось самому заботиться о жене и детях, что помогло ему восстановить веру в свои силы. Сестре стало легче с ним. Тогда я решил перебраться в Лахор. Вот так я стал женатым человеком, — закончил Фаредун.

Глава 20

После ужина Фаредун и Соли пошли прогуляться. Стало чуть прохладней, и в воздухе ощущалось приближение дождя. Небо висело как черный бархат, утыканный булавками из потемневшего серебра.

— Понравился тебе мой рассказ? — спросил Фредди.

— Понравился, — ответил Соли.

— Ну и?.. — Фредди остановился под газовым фонарем, освещавшим пустынную улицу. Сын и отец были одного роста, и Фредди посмотрел Соли прямо в глаза.

Соли стало неловко. Во взгляде отца читалось ожидание — будто он ждал, что Соли закричит ура или захлопает в ладоши. Юноша смущенно отвел глаза и ничего не сказал.

Путли была права. Застенчивый мальчик.

— Ну? — ободряюще вопросил Фредди.

«Что ну?» — подумал Соли, уже догадываясь, что здесь что-то не так. — Мне очень понравился твой рассказ, — неуверенно повторил он.

— Да я не об этом! — Фаредун снова зашагал.

Минуту спустя он решил испробовать другой заход:

— На девочек ты стал поглядывать… Пивоваловская дочка очень славненькая, верно?

— Ничего. У Куперов тоже хорошенькие дочки. А ты обратил внимание на Ширин Ботливалу? Она ничего особенного из себя не представляет, но какой у нее голос! Она прекрасно поет, — обрадованно заторопился Соли, полагая, что теперь-то разговор пойдет гладко и отец наконец скажет то, из-за чего он его вообще завел.

— Ну, а которая из девиц тебе больше нравится?

— Мне они все одинаково нравятся, — вздохнул Соли, изо всех сил стараясь быть честным.

— Но жениться на всех ты не можешь!

«Так, — подумал Соли. — Значит, вот в чем дело!»

— Я пока еще не думал о женитьбе, — сказал он.

— А кто воду в соль… то есть соль в воду добавлял? — спросил Фредди.

Вот оно что! Соли начинал понимать, почему в последнее время отец так странно ведет себя.

— Не я! — засмеялся Соли. — Я даже не почувствовал, что вода соленая!

— И не Ясмин… Кто же тогда? Не бабушка же, в самом деле! — Фредди фыркнул, представив себе влюбленную тещу.

Соли ухмыльнулся, глаза его заискрились, и, не выдержав, он радостно дал волю смеху:

— Ой, отец! Смотри, чтобы бабушка не услышала!

Джербану, Путли и Фредди, позавтракав, сидели за столом.

Фредди созвал семейный совет, и обе женщины смотрели на него в напряженном ожидании.

Путли уже успела все рассказать Джербану. Соль, украдкой насыпанная в воду, была делом настолько значительным, что к его обсуждению нужно было подготовиться. Джербану обиделась бы насмерть, если бы ее не посвятили в тайну.

Фаредун откашлялся.

Женщины едва сдерживали нетерпение.

— Известно ли вам, что кто-то подсыпал соль в воду?

— Путли сказала мне, — серьезно кивнула Джербану.

Фредди повернулся к Путли:

— Ты уверена, что это не Ясмин?

— Совершенно уверена.

— Ну так Соли тоже ни при чем!

— А? — разом воскликнули женщины.

Фредди провел ладонью по скатерти, сметая хлебные крошки.

— Это мог быть и еще один человек… Путли и Джербану замерли в ожидании.

Фаредун поднял голову и уставился прямо в тещины глаза:

— Мы взрослые люди… стесняться и смущаться тут нечего. Я спрашиваю прямо: вы сыпали в воду соль?

Джербану задохнулась, захлебнулась воздухом, вытаращила глаза и уставилась на Фредди, не веря собственным ушам.

Путли в изумлении воззрилась на мать.

Щеки Джербану подрагивали, будто через них проходил электрический разряд.

— Ну? — настаивал Фредди.

— Да как ты смеешь? Женщина моего возраста! Стыда у тебя нет! — зашлась Джербану.

— Я задал простой и ясный вопрос. Соль в воду вы сыпали или не сыпали? Могу я получить простой и ясный ответ?

— Нет! Нет! Нет! — завопила Джербану.

— Ох, Фаредун, ну как ты можешь?

— В чем дело? Ты сама просила меня выяснить, кто это сделал, разве не так? Не Соли, не Ясмин — так почему не наша мама? Вдруг она не забыла того ирландца, который ее из огня спас? Откуда мне знать?

— Веди себя прилично!

— Что значит «веди себя прилично»? В чем это я, по-твоему, допустил неприличие? Я задал обыкновенный вопрос, так вместо того чтобы ответить «да» или «нет», вы обе разорались, как базарные торговки! Не она сыпала соль, так не она! Я только это и хотел узнать!

— Шел бы ты лучше в лавку. Скоро половина девятого. — Путли отодвинулась от стола.

Джербану с достоинством поднялась со стула и пошла из комнаты.

— Очень хорошо! Коли вы так, я умываю руки. Можете сами выяснять, кто сыпал соль, — выкрикнул Фредди в высокомерно повернутые к нему спины жены и тещи и сбежал по лестнице. Широкая школьническая улыбка сияла на его благородно-красивом лице.

Глава 21

Каждый день в лавку Фаредуна приходили люди, жаждавшие пообщаться с ним. Фаредун приспособил себе под контору одно из складских помещений. Когда он не обслуживал сам покупателей — что делал сейчас крайне редко, — он занимался в конторе делами своих лавок в Пешаваре, Амритсаре и Дели. Но от дел его все время отрывали посетители.