С тех пор я уже больше не пытаюсь внести рационализацию в последовательность древних пророков. Когда я буду лежать в могиле, можете смело окликнуть меня и задать вопрос, и я без сучка-задоринки перечислю вам оттуда все имена замшелых мудрецов. Впрочем, до сих пор никто, кроме Румпоша, от меня этого не требовал.
Тем же методом мы изучили христианские заповеди и так называемые просьбы с комментариями Лютера и множество песнопений из молитвенника и стихов из хрестоматий; даже любовь к немецкой поэзии Румпош вколачивал в нас ореховой тростью.
Во многих из одноклассников этот метод воспитал твердость духа, теперь они больше не плакали, когда им отсчитывали положенные двадцать ударов, и еще они стали твердозадые, например, мягкое место у Альфредко Заступайта стало тверже, чем душа у нашего учителя.
Но на Румпоша никто не жаловался. Наши отцы по вечерам распевали под его руководством, или, правильнее сказать, под его управлением: Дышит садик уютом / И теплеет душа, / Если солнечным утром / Рву цветы не спеша.
Мои сыновья обмениваются улыбками, если я начинаю рассказывать им про старых пророков, но, когда я со своей стороны любопытствую, сколько им приходится заучивать наизусть, выясняется, что их тоже донимают заучиванием того, чего жизнь от них никогда не потребует, и тут я сам разражаюсь плачем Иеремии.
Чем больше функций взваливает на себя Румпош, тем чаще он работаетпосле обеда вне дома, причем некоторые виды его разносторонней, хотя и невидимой деятельности заставляют его работать до глубокой ночи. Жизнь вовсе не так проста, как вам кажется! У Румпошихи с каждым месяцем уходит все больше сил, чтобы утром поднять господина учителя с постели. Ему надо по крайней мере заглянуть в класс.
Румпош приходит совершенно больной и истерзанный и хриплым голосом приказывает: «Всем петь!»
И мы заводим: Кто может мне сказать, / Где ждет меня конец. / Уходит день за днем, / Подходит ближе смерть.
Румпош затыкает уши: наше пронзительное пение причиняет ему боль, у него болят волосы.
Я сам наблюдал, как один безработный фокусник в лавке у моей матери за две бутылки взялся разрезать свистом тонкий стакан, так называемый пивной бокал. Некоторое время он насвистывал, подыскивая тон, непереносимый для стекла, нашел, свистнул во всю мочь — и стакан треснул. Может, и Румпош боится, что от наших песен у него треснет череп? Он дает нам знак, и мы начинаем молиться: Как мирно я всю ночь проспал, / Как радостно с постели встал…
Затем Румпош возлегает на свою классную кровать.Роль кровати играет крышка первой парты, верхняя крышка лобного места.Учитель вытягивает ноги, приваливается спиной к стенке, а для нас начинается урок по предмету, которого не сыщешь ни в одном школьном расписании. Предмет называется А ну, расскажите, что слышно новенького?
— Начать с первой парты, — еще успевает скомандовать Румпош, прежде чем сомкнуть глаза.
Лучший ученик и лучшая ученица берутся следить за порядком, заняв для этого место у доски.
— У дяди Тинке, — (мы всех мужчин и женщин в деревне называем соответственно дядя и тетя), — у дяди Тинке опять в ногах вода, — докладывает Курт Цампа.
— А старый Нагоркан оттяпал себе топором кончик пальца, — докладывает Эльза Михаук.
Румпош спит. Он ничего больше не слышит. На подоконниках смеются красные шары гераней; похожие на звездочку цветы мирта источают едва уловимый запах сала; встретясь с пивным перегаром, который волнами исходит от Румпоша, миртовый запах взмывает кверху, но посредине классной комнаты снова опускается вниз. У кого хороший нюх, тот может на короткое время приобщиться к жизни миртового аромата.
Первый ученик и первая ученица обязаны записать на доску имена тех из нас, кто не сообщит ничего путного.
— А Петкинша копала огород и нашла пять марок серебром, — рассказывает Густав Заступайт.
В деревне бывает не так много новостей, чтобы хватило на сорок детей. Не предусмотренный расписанием урок А ну, расскажите, что слышно новенького?развивает нашу фантазию. Вопрос только в том, сочтут ли дежурные нашу выдумку новостью. Рихард Новаков рассказывает, что несколько ночей тому назад его дедушка видел у Толстой Липы Белую даму. Рихард Заступайт рассказывает, что в ночь на страстную пятницу Иисус причитал в терновом кусте на Мельничной горе, потому что на него как раз в эту минуту надевали терновый венец. И первое, и второе — выдумка, но первая лежит ближе к той сфере, которую принято называть вероятностью. Ибо Белая дама — жительница Босдома, а вот Иисус Христос — нет. Имя Рихарда Заступайта пишут на доске. Заслуженное наказание — после того, как проснется Румпош. Даже во сне он воспитывает в нас умение врать правдоподобно.
Когда ожидается визит школьного советника, у школы выставляют караул. Караульщики прячутся за деревьями и играют в ножички.
Из соседней деревни Гулитчи выходит шоссе местного значения. Оно корчится от отвращения, ему смерть как не хочется в Босдом. Когда карета советника заковыляет по шоссе, караульщик кричит:
— Советник почти у самой Толстой липе!
Котипусеньки! Румпош соскакивает с трона, наглухо застегивает люстриновый пиджак, поправляет усы и начинает учить детей. Учит он медленно, громко и внятно, чтобы его слова вылетели в открытые окна и снискали благосклонность советника.
— Итак, куда же направляется Иисус в ту достопамятную ночь?
— Он идет в сад к Госимановым, — отвечает Пауле Нагоркан. В обычный день его бы выпороли за такой ответ, но теперь, поскольку советник уже на подходе, Румпош терпеливо объясняет, что Гефсиман — это отнюдь не имя хозяина сада.
В другой раз советник заявляется ну совершенно некстати. Румпошиха убыла на два-три дня в родную деревню, чтобы поплакаться сестре. В ее отсутствие о хозяйстве и обеих учительских дочках заботится маленькая Клугенова Марта, вы уже о ней слышали.
Советник не предупредил о своем приезде. Он входит в класс, а мы играем там в догонялки и скачем через парты. Высокий гостьрассекает прибой нашего шума, восходит на кафедру, садится, мы глядим на него, узнаем и застываем в неподвижности, как тряпичные куклы, набитые опилками.
— А где ваш учитель? — спрашивает советник.
Ответа нет. Марта уже не раз пыталась разбудить Румпоша, может, она делала это слишком деликатно и безболезненно. Она сама боится Румпоша, она у него училась и еще не забыла, как подставляла ему ладошки, чтобы он прошелся по ним ореховой тростью.
А вчера вечером Румпош как на грех снова выяснял, хорошо ли работают пивоварни в Гёрлице и Хочебуце. И Марта никак не может его поднять.
— А где же ваш учитель? — нетерпеливо вопрошает советник.
— Он еще дремет(дремлет), — отвечает первый ученик.
Советник не понимает.
— Храпака задает, — объясняет Отто Нагоркан.
Кому-то надо пойти и разбудить Румпоша. Рихарду, брату Марты, приходится лезть в берлогу. Рихард кормит учительских коз, он знает, как себя вести в учительском доме. «Советник, советник!» — выкрикивает он в коридоре и топает прямиком в спальню.
Советник спрашивает, какой у нас должен быть урок.
— Урок лиригии…
— А на дом что было задано?
— П-п-п-паслушать, говорят ли у нас дома о боженьке.
— Ну, и чего же они говорят? — советник указывает на длинного Якубица.
— Наш батька говорит: в бога, в душу…
Советник закусывает губу.
— А мать? Что говорит про бога твоя мать?
— И где этот чертов мальчишка запропастился, чтоб его бог прибрал!
Поданный Рихардом сигнал тревоги оказывает такое же действие, как если бы снизу через тюфяк в тело учителя загнали четырехдюймовый гвоздь. Румпош, благодарение богу, лег одетый. Вот разве что галстук выбился из жилетного выреза, да волосы всклокочены, да брюки и пиджак измяты. Румпош сильно смахивает на подмастерья, переночевавшего в стогу сена.
Советник делает вид, будто не замечает входящего учителя.