— Знаешь что, Терри, — продолжал Питер, — надеюсь, у твоего отца хоть рака-то нет.
Терри прикусил язык.
Те девчонки-самоубийцы швырялись с бамбуковой башни галькой в служащую, которая храбро лезла к ним на самый верх. На площадке для малышни какой-то шкет катался по земле, верещал, молотил кулаками и лягал свой трехколесный велик. Дэн тоже такое устраивал. Я задержал дыхание, как учил меня Отис.
— Может, повыше поднимемся, тогда увидим? — предложила Май.
— Гип-гип-ура, тарзанка свободна! — заорал Свинка. Уж больно глазастый.
Мы поспешили вниз.
— Одну минутку, — сказал я. — Посмотрю, как Джоан.
Она кое-как заколола волосы. Черт знает что, а не прическа, но я сказал:
— Тебе идет.
— Ты щеку вымазал.
Джоан послюнявила палец и стала тереть мое лицо. Ненавижу, когда взрослые так делают. Ну уж ладно, потерплю. Я даже пожалел, что на мне такой джемпер, который не нужно в штаны заправлять. Пусть бы Джоан немного отвлеклась.
— Отис не будет как дурак строить из себя героя. Правда, Джоан?
Джоан громко сглотнула и улыбнулась:
— Он отличный пожарный, с ним все будет в порядке. — И приложила руку к животу.
— Он дерется?
— Нет, малыш. Сейчас он спит.
Малыш. Так она обычно называет Отиса.
— А почему ты решил, что это мальчик, Гарри?
— Просто знаю — и все. Спорю на что угодно.
А когда он вырастет, я научу его всему тому, о чем с нами не говорят взрослые. Например, куда девать язык во время поцелуя и как удержать во рту собственную слюну. И надо ли сначала спросить или можно сразу сделать это? Я все ему расскажу. К тому времени я уже все это буду знать.
Служащая парка выстроила перед собой в шеренгу тетку в очках и крикливых девчонок. Еще одна женщина с тремя вертлявыми детьми образовали шеренгу напротив.
— Мы всегда должны думать о том, как наше поведение влияет на окружающих? — Служащая будто бы не утверждала, а спрашивала.
— Франческа, Лолли, вы не будете играть в парке на следующей неделе?
Какие строгости.
— Руфи, девочки, идемте отсюда, — возмущенно выдохнула очкастая. Как будто у нее был выбор.
Вторая женщина злорадно усмехнулась. Руфус просиял.
Я пытался припомнить шутку, которую любила Джоан. Не вспомнил и стал сочинять свою.
Эй, Джоан, у тебя гусеница в мороженом!
Нет, так не интересно.
Джоан, ты любишь гусениц? Нет? Жаль, потому что ты проглотила одну вместе с мороженым.
Только вот она не ела мороженое. Оба стаканчика грустно таяли на скамейке. Вот когда я по-настоящему занервничал. Джоан обожала мороженое. Над липкой лужицей кружилась оса.
Я пытался придумать другую шутку. Переступил с ноги на ногу, сунул руки в карманы, высунул, сложил за спиной. Мне хотелось убежать к Май и ребятам. Но я был нужен Джоан.
Я первый увидел Отиса. На нем не было ни шлема, ни формы, только голубая рубашка со знаком пожарника. Еще синие брюки и черные туфли. А голова забинтована.
Он тихо подошел к Джоан сзади, поднес палец к губам — молчи! — и закрыл руками ее глаза.
Она даже не спросила: «Кто это?»
Он даже не сказал: «Угадай!»
Она разрыдалась, как только его руки коснулись ее лица. Он наклонился и обнял ее, зарывшись в волосы. От него пахло костром, потом и лекарствами. Теперь я мог спокойно идти.
Деревья на детской площадке цвели так пышно, как еще нигде и никогда в целом свете не цвели. И роняли, роняли свои цветы. Шкет на трехколесном велосипеде, тот самый, который недавно ревел, колотя ногами по земле, затормозил под снегопадом лепестков и спрыгнул ловко, почти как Дэниэл. Посмотрел на меня и показал язык. Так мне и надо, нечего глазеть.
Лицом он был совсем не похож на Дэна. Просто маленький мальчик. Самый обычный. Один из многих.
Пит, Май и Свинка махали мне руками с площадки башни. Я кинулся к ним, набирая скорость. Мне так хотелось побыстрее рассказать им, что Отис у нас герой, что он жив и немножко ранен. Я слышал веселые голоса, которые приветствовали самого быстрого бегуна в мире. Я подбежал к башенке, мигом забрался наверх. Зрители еще не догадывались, что сейчас станут свидетелями прыжка мирового класса. Я выступил вперед, обхватил руками тарзанку. Набрал полную грудь воздуха.
— Эге-ге-гей!!!
И полетел.