Когда об этом рассказали Констанцию, он расхохотался. Ему показалось более чем комичным, что его двоюродному брату вздумалось «поиграть в войну». Однако его обеспокоило то, что Юлиан таким образом добился популярности в самых разных слоях общества. Что за таинственная сила исходит от этого молодого человека? Не для того он послал его в Галлию, чтобы его там полюбили! После нескольких дней размышления Констанций нашел хитроумный способ положить конец этому безобразию. Юлиан стал цезарем! Значит, следовало запретить ему посещать простых солдат. Такое поведение несовместимо с достоинством его сана. Далее, следовало подорвать его репутацию в глазах общественного мнения, связав его имя с какими-нибудь непопулярными административными мерами.

Через несколько дней (в апреле 356 года) Констанций послал префекту Галлии указ, повторно запрещающий отправление языческих культов и предусматривающий вынесение смертного приговора любому, кто сохраняет приверженность язычеству. К этому законопроекту прилагалось конфиденциальное сообщение: император велел Флоренцию заставить Юлиана также подписать этот указ, поскольку решение подобных вопросов было прерогативой цезаря. Это должно было настроить против Юлиана языческие круги, в особенности крестьян, среди которых в основном и набирали солдат. С яростью в сердце Юлиан был вынужден подчиниться. После этого Констанций решил поссорить его с христианами.

Вся высшая прослойка общества, в первую очередь горожане, купцы и должностные лица, обеспечивавшие повседневную работу римской администрации, были приверженцами вселенской Церкви. Констанций же принадлежал к арианам. Поэтому в глазах своих подданных-галлов он был еретиком, и многие из них выказывали по отношению к нему неприкрытую враждебность. Вождями оппозиции были епископ Пуатье Иларий и епископ Тулузы Роданий. Выведенный из себя критикой, которую эти два прелата нескончаемым потоком обрушивали на него с высоты своих кафедр, Констанций отдал приказ изгнать их из диоцезов. И в этом случае опять же Юлиан был обязан скрепить своей подписью декреты об изгнании. Юлиан согласился на это достаточно легко и показал тем самым, что отказывается принимать чью-либо сторону в теологических спорах. Однако он понял, что если так пойдет и дальше, то скоро все возненавидят его. Наиболее разумным выходом из положения было как можно скорее покинуть Вьенну.

V

Вскоре произошло событие, давшее ему повод выполнить это намерение. Варвары, притихшие было с начала года, возобновили свои набеги. Вторгшись глубоко на территорию кельтской Галлии, они осадили Отен (июнь 356 года). Потеря этого города означала бы новую катастрофу, столь же — если не более — тяжелую, как потеря Кёльна.

Дело в том, что если Вьенна, «прославленная своими красотами и доблестью», была местом проживания гражданской администрации, то Отен служил центром военного управления. Это был великолепный город с улицами, обрамленными широкими портиками и ведущими к Капитолию и храму Аполлона. Но этот город служил также арсеналом. Здесь было сконцентрировано множество мастерских по производству оружия и складов сырья; здесь же находились огромные казармы, служившие легионам зимними квартирами. Развращенный легкой жизнью, которую он вел последние несколько лет, небольшой гарнизон города утратил какой бы то ни было воинский дух. К счастью, поблизости проживало множество старых солдат, которых в случае необходимости можно было вновь призвать на военную службу ¹². Эти люди бросились на помощь гарнизону и помогли ему сделать вылазку, которая слегка ослабила натиск варваров.

Озабоченный той опасностью, которой подвергался этот город, некогда считавшийся одним из самых укрепленных и расположенный в самом центре Галлии, Юлиан решил прийти ему на помощь. Не слушая увещевания людей из своего окружения, которые опасались его неопытности и пытались помешать ему броситься в столь рискованную операцию, Юлиан собрал вокруг себя все войска, которые смог найти, и двинулся на Отен «с храбростью истинного военачальника» ¹³.

Он прибыл туда 24 июня. Варвары, предупрежденные о его приходе, уже сняли осаду. Пребывание в этом богатом и культурном городе, в котором находилось множество школ и знаменитый университет, могло бы показаться Юлиану заманчивым; однако он даже не думал об этом, так как поспешно двинулся вдогонку за варварами, отступившими в направлении Осера.

Местность вокруг Отена весьма изменилась со времен Константина: она опять стала дикой. Виноградники увяли; почти повсеместно образовались рытвины и болота; можно сказать, это была огромная пустыня, «невозделанная, заросшая терновником, молчаливая и сумрачная» ¹⁴. Пройти через такую местность было нелегко, потому что дороги стали почти непроходимыми. Чтобы наметить направление движения, Юлиану пришлось собрать под открытым небом большой военный совет, на котором присутствовали люди, лучше других знакомые с местностью. Большинство советовали из осторожности выбрать более длинную, но безопасную дорогу. Однако один крестьянин вспомнил, что много лет назад какой-то военачальник, командовавший вспомогательной когортой, прошел коротким путем через лес. Но эта дорога была намного короче, опаснее, потому что неприятель мог легко устроить засаду. Мнения разделились, обсуждение затянулось. Юлиан отдал предпочтение короткому пути. Поскольку большая часть войск, по-видимому, сомневалась, стоит ли следовать за ним, он выбрал из них отряд катафрактариев ¹⁵, а также отряд баллистариев ¹⁶, то есть пехотинцев с легким вооружением, встал во главе этого войска и углубился в лес. К несчастью, из-за длительных дебатов он потерял слишком много драгоценного времени. Когда он прибыл в Осер, варвары уже исчезли.

Раздосадованный, Юлиан задавал себе вопрос, стоит ли продолжать путь или лучше вернуться в Отен, но тут ему сообщили, что противник находится в районе Труа. Без колебаний он вскочил на коня и бросился в погоню. На этот раз он настиг варваров в окрестностях Барсюр-Об. Их силы намного превосходили его собственные. Боясь, что если он сделает еще хоть один шаг вперед, на него обрушатся многочисленные отряды, Юлиан приказал своим людям занять оборонительную позицию. Однако когда высланная на разведку конница вернулась с сообщением, что огромные силы варваров продолжают стремительным потоком откатываться на север, Юлиан решил перейти в наступление. Расположив своих солдат таким образом, чтобы они казались куда более многочисленным войском, чем были на самом деле, Юлиан приказал им атаковать арьергард противника. Захваченные врасплох варвары поддались панике и разбежались. К сожалению, обремененные тяжелым вооружением катафрактарии не смогли в полной мере воспользоваться своим преимуществом.

Итак, германцы были отбиты, и теперь уже Юлиану пришлось преодолевать массу заграждений и ловушек, чтобы войти в Труа. Когда он добрался до города, то увидел, что тот ощетинился, готовый к отражению атаки. Среди горожан царила такая паника, что когда Юлиан появился у стен города, его приняли за неприятеля и отказались открыть ворота ¹⁷. В конце концов он вошел в Труа, во многом благодаря смятению, которое посеял его приезд среди осаждающих город варваров.

Но едва расположившись внутри стен, Юлиан понял, что совершил ошибку, ибо в городе и без того едва хватало продовольствия. Кроме того, находясь взаперти, он мог только пассивно пережидать тяготы осады. Было ясно, что нужно выскользнуть из города, соединиться с основными римскими легионами, находившимися в то время в Реймсе, и вернуться с более крупными силами, чтобы окончательно освободить Труа.

В ту же ночь Юлиан и его катафрактарии предприняли попытку уйти. Это была рискованная операция; тем не менее она удалась. Оставив позади осажденный город, Юлиан сразу же поскакал к столице Шампани, где размещался десяток легионов под командованием военачальников Марцелла и Урсицина.

VI

Констанций назначил Марцелла главнокомандующим армий Галлии вместо Урсицина перед самым приездом Юлиана во Вьенну. Однако — и это было вполне в его духе — он велел, чтобы Урсицин оставался во главе войск вплоть до окончания текущей кампании и временно продолжал осуществлять командование. Это распоряжение поставило обоих командующих в двусмысленное положение.