— Минус пять, — ответил отец. Он сидел во втором кресле, на самом краешке сиденья, волосы взлохмачены, большие пальцы трутся друг о друга в бешеном темпе.

Журнальный столик превратился в сплошную свалку из кофейных чашек, газет, очков, увеличительных стекол, тарелок с крошками и пачки изюма, открытой с обратной стороны.

— Как он? — спросил Тур.

— Кто? Помощник?

— Да. Кто же еще?

— Я не… Он сам по себе. Но вот крысы…

— Какого черта ты занимался этими проклятыми крысами? Что я сказал перед больницей? А? Что я говорил?

— Он сам их увидел. Точнее… услышал. Я так думаю, — ответил отец и уставился в пол.

— Он их увидел, — уточнил Маргидо. — Я с ним говорил. Мне звонил Рустад. Ветеринар.

— Я прекрасно знаю, кто такой Рустад! — возмутился Тур. — Теперь тут начнется полный бардак, черт его побери!

— Тут уже бардак, — заметил Маргидо. — Но страховая компания покрывает расходы на помощника, можешь потребовать возмещения. А дератизаторы уже здесь были. Это придется оплачивать самостоятельно. Они были здесь сегодня. Взломали несколько стен и расставили яд. Но они сказали, что крыс много. Ужасно много.

— Мать вашу!

— Тебе надо успокоиться, — сказал Маргидо. — Все образуется, время поможет. А тебе и так хватит дел с бухгалтерией, будет больше времени на нее, и не думай о свинарнике. Я поставлю кофе.

— Не думать о свинарнике? Успокоиться? Ты что ничего не понимаешь? Если крысы попортят моих свиней… И их не примут на бойне…

— Помощник, которого, между прочим, зовут Кай Рогер Сивертсен, сказал, что дверь между свинарником и кормовой была очень плотно закрыта, так что все в порядке. И Рустад это подтвердил, — сказал Маргидо.

— А Марит Бонсет будет приходить через день, — быстро проговорил отец.

— Что?! — негодовал Тур. — Через день?

— Я все уладил, — сказал Маргидо.

— Боже мой… — пробормотал Тур.

— Она будет делать покупки, готовить обед на два дня, помогать с одеждой и все такое. Тебе же не подняться по лестнице, я привез раскладушку, купил ее в Икее, а мыться будешь на кухне. Хуже с туалетом. Я тут привез… биотуалет.

— Это ведро на заднем сидении?

— Да. Он совершенно новый. Я залью его жидкостью, и он не будет пахнуть, так мне сказали. Поставлю его в кладовку в прихожей.

— Я смотрю, ты все продумал, — резко сказал Тур.

— Сейчас принесу белье, щетку и полотенца, и на этом все. Но сначала кофе.

— Здесь адски воняет, — сказал Тур и покачал головой, потом посмотрел на старика. — Да еще и беспорядок! Мог бы хоть немного прибраться. Может, мы и обошлись бы без домработницы!

Отец сидел все так же, уставившись в пол, не отвечая. Большие пальцы все наворачивали и наворачивали круги.

Постель Тура была не очень-то свежей. Маргидо оглядел комнату, здесь он не был годами. Ночной столик был пуст, не считая старого будильника с колокольчиками, по которым била металлическая иголка, и он звонил. Заводился будильник вручную. Он представил себе, как Тур в длинных белых трусах и майке на краешке кровати сидит и заводит будильник, в полной тишине, только звук заводящейся пружины сзади будильника, и она все поворачивается и поворачивается, пока не доходит до предела. Большой светло-зеленый шкаф стоял у стены, половик, синие занавески, сундук у стены, батарея прямо под окном со следами от дождевых капель, залетевших через открытое окно в непогоду. Вдоль всех плинтусов серые цепочки пыли, на полу перед сундуком старый отклеившийся пластырь. Он открыл ящик в ночном столике, там хранился годовой отчет Норвежского свиноводческого общества, он отодвинул его в сторону. Под ним лежала книга. Он достал ее и, затаив дыхание рассматривал несколько секунд. Потом открыл с конца. Десятое ноября тысяча девятьсот шестьдесят девятого. Он поспешил положить книгу на место, снял наволочку, пододеяльник, достал чистую простыню и полотенца, мочалку и трусы. В ванной в желтом пластиковом стаканчике стояли две щетки. Он как следует прокашлялся и потом крикнул с лестницы:

— Чья щетка красная?

— Моя, — ответил Тур.

Дома, в квартире, уже вовсю развернулись рабочие, ждать пришлось не больше недели, ведь немногие могли себе позволить такой ремонт сразу после Рождества. Через два часа было назначено отпевание, женщины займутся подсвечниками и цветами, а гроб он уже помог занести и поставить на катафалк. Он даже успел завезти сборники псалмов в типографию, перед тем как отправиться за Туром в больницу. Какое счастье, что эта Марит Бонсет согласилась приезжать сюда так часто. Организовать постоянный присмотр за такое короткое время было просто нереально, поэтому она по собственной инициативе взяла больничный, и Маргидо заплатил ей лично. Он старался не думать об этической стороне вопроса, и все равно ему было неловко. Впрочем, идея-то была ее, она сама предложила, и что он мог поделать, если коммунальный бюджет и так был нагружен до предела. Сколько раз он прибирал пожилых покойников дома, среди полного убожества, и как много для таких людей значила домработница или сиделка, которая укладывала их спать после Детского Часа по телевизору и закрывала глаза на разруху и отчаяние. Они ведь тоже были людьми и не могли успеть повсюду. И Марит Бонсет сама прекрасно это понимала, надо быть ей бесконечно благодарным за то, что она смилостивилась над ними и не думать, что ее больничный был лишней возможностью для Тура и старика получить необходимую им помощь. Несхов и без того выплачивал кучу налогов в казну, и едва ли они раньше пользовались услугами государственного здравоохранения. Еще он старался не думать о тех деньгах, которые таяли на его счетах, хотя глубоко внутри он был убежден, что все делает правильно. Никогда в жизни он не транжирил деньги, бюро работало хорошо, ипотечный кредит был давным-давно выплачен, а счета в банке разрослись настолько, что ему ежемесячно звонили банковские работники и предлагали инвестировать в фонды и акции. Но это всегда казалось ему делом ненадежным, пугающим, и теперь он радовался. Денег было в достатке, и они тратились не на всякую ерунду, а на нужные вещи.

Немного повозившись, он наконец-то поставил раскладушку в углу за телевизором и принялся стелить белье.

— Твои обезболивающие таблетки и антибиотики лежат на столе на кухне. Не забудь, что анестетики очень сильные, принимать можно не больше одной таблетки по три раза в день. Их сто штук в упаковке, тебе хватит больше чем на месяц, надеюсь, дольше они тебе и не понадобятся. Сегодня вечером позвонит Турюнн. Она знает, что ты вернулся из больницы.

— И она знает! — воскликнул Тур. — Вообще-то я не хотел, чтобы кто-нибудь…

— Первым позвонил Маргидо, — ответил отец. — А больше я никому ничего не говорил.

— И обязательно надо было ему рассказывать, что я поранил ногу?

— Хватит глупости говорить. Тебе нужна помощь, ты даже по лестнице подняться не можешь! На самом деле я позвонил сообщить, что собираюсь в Копенгаген в начале следующей недели, — сказал Маргидо.

— Да ты что? Это еще зачем? — не на шутку удивился Тур.

— Я ненадолго. Обычно я не езжу на такие выставки, но…

— Выставки?

— Меня приглашают в разные места. Фирмы-поставщики, которые в нас заинтересованы. Чтобы мы что-то купили или порекомендовали родственникам усопших. Раньше я всегда довольствовался одними брошюрами.

— Так это выставка гробов?

— И надгробий. Норвежские надгробия с датской резьбой, разный современный дизайн и так далее. Они частично оплачивают проезд и проживание.

— Вот уж не ожидал от тебя, Маргидо. Своего рода взятка. Я видел передачу по телевизору о таких поездках, — сказал Тур.

— Это не взятка. Я ведь сам решаю, чьи гробы мне покупать и у каких поставщиков брать надгробия. Но теперь я все равно не поеду.

— Почему?

— Как я могу уехать, когда ты…

— Да хватит же, черт тебя побери!

— Тур, — урезонил брата Маргидо, — возьми себя в руки.

— Помощник в свинарнике, и домработница, и чертова бабушка! Хорошо хоть от тебя избавиться!