Пленник, бывший невысоким, рыхловатым мужчиной лет, должно быть, тридцати, зашевелился и открыл глаза.

Секунду он, казалось, пытался осознать, где он находится, а потом вдруг жалобно вскрикнул и забился в руках у державших его рыцарей – как будто вспомнил что-то, о чем ему совершенно не хотелось вспоминать. А может, догадался, что случится дальше. И теперь не знал, куда деваться от свалившейся на его голову осведомленности.

– Тихо! – властно сказал Олварг. Пленник снова конвульсивно дернулся, но почти тотчас же замер, глядя на стоящего напротив человека таким же завороженным и обреченным взглядом, каким птица смотрит на змею.

– Я смотрю, ты уже вспомнил, что с тобой случилось, – произнес голубоглазый – Значит, ты догадываешься, куда попал?

Мужчина судорожно кивнул.

– Может быть, ты даже знаешь, кто я?…

– Д-дда… Но… это же неправда! Этого не может быть!!

– Ну почему же? Может, – заверил Олварг почти ласково. – Место, где мы сейчас стоим – действительно Галарра. Мои слуги, как ты имел случай убедиться, не бесплотны, а вполне материальны. Как, впрочем, и я сам. Правда, если бы ты рассказал об этом кому-нибудь во внешнем мире, то тебе никто бы не поверил. Но это неважно, потому что ты уже никому и ничего не сможешь рассказать.

– Вы… вы меня убьете?… – голос пленника сорвался.

Его собеседник сделал вид, что размышляет над вопросом, а потом кивнул:

– Не так чтобы сразу, но в конце концов убью. Видишь вон ту арку? Альды сделали для вас, людей, Врата между мирами. Но, поскольку справедливость светлых всегда была очень относительной, для меня и моих слуг это всего лишь старые развалины. Поэтому нам нужен человек. Такой, как ты.

– И что я должен буду сделать? – в голосе пленника прорезалась надежда.

С того момента, как Олварг заговорил со своей жертвой, Крикс совершенно перестал понимать, что происходит, но он все равно напряженно прислушивался, стараясь не пропустить ни единого слова.

– Любую дверь возможно или отпереть ключом, или взломать, – сказал голубоглазый доверительно. – Мы открыли, что смерть человека, умирающего медленно, в жестоких муках, разрывает ткань пространств между мирами, открывая Переход. А для долговременных порталов нужны трое – женщина, мужчина и ребенок…

Даже с того расстояния, на котором находился Крикс, было видно, как у пленника затряслась челюсть. Мальчику даже показалось, что он слышит дробный стук зубов. Он не мог винить того за этот страх, но мысленно пообещал себе, что, если Олварг решит поглумиться над ним так же, как над своей первой жертвой, он не даст ему лишнего повода для торжества. Что бы ни случилось, он не опозорит свое имя и оставшихся в Лаконе побратимов, пусть даже никто из них и не узнает, какой страшной смертью он погиб.

– Первым должен умереть мужчина, – как-то очень буднично закончил Олварг. – Это будешь ты.

– Но для чего вы мне все это говорите?… – взвыл несчастный, с диким ужасом глядя на своего мучителя. – Наверное, можно найти какой-то другой выход?! Только скажите! Я готов! Я сделаю для вас все, что угодно!!

Олварг скрестил руки на груди, задумчиво разглядывая свою жертву.

– Значит, все… А если я потребую пойти ко мне на службу?…

– Да!… Я согласен! – почти радостно ответил пленник.

– Мои люди сделают тебя Безликим. Этот ритуал немногим лучше смерти. Тебя это не смущает?

– Н-нет… – после секундной паузы ответил тот.

Крикс опустил глаза. Ему очень хотелось крикнуть незнакомому мужчине, чтобы он не соглашался, но лаконец не издал ни звука. Как он мог судить?… Ведь Олварг обращался не к нему, и не его ждала мучительная смерть, которая должна открыть ворота Альдов Олваргу и его слугам.

Правда, потом обязательно настанет его очередь, но ведь ему-то не предложат выбирать между предательством и смертью. Олварг совершенно недвусмысленно сказал Галахосу, что не оставит ему жизнь.

Крикс хотел бы верить, что он все-таки сумеет умереть достойно. Как герои на холмах Равейна, о которых он читал.

Как оруженосец Этельрикса Бальдриан.

Но сейчас – да, именно сейчас – он понимал, что в жизни все куда сложнее, чем в балладах.

Олварг между тем сказал:

– Ты навсегда останешься в Галарре. Сможешь покидать ее только по моему приказу. Для людей такая жизнь мучительна. У тебя просто не останется того, что вы называете "свободной волей".

Пленник остервенело закивал.

– Да, я согласен! Только пощадите!

– А еще потребуется доказать мне свою преданность и поучаствовать в сегодняшнем обряде. Посмотри: вот женщина, вот маленький бродяжка из Равенны, а вон там – еще один сопляк, который должен будет умереть вместо тебя. Если, конечно, у тебя достанет мужества его прикончить. Ты согласен?

Пленник побледнел.

– Нет… так я не смогу!

– Не сможешь? Тогда чего ради мне тебя щадить? Ты слишком слаб, чтобы служить мне. От тебя не будет никакого толку… Галахос, ты готов?

– Да, господин, – ответил чародей, дрожащими руками перелистывая поднесенный кем-то из Безликих гримуар.

– Отлично. Начинаем.

Олварг сделал знак двоим Безликим, и они поволокли мужчину по утоптанной земле к плоскому камню, необтесанные стороны которого были покрыты странными рисунками и символами, а по краю проходил глубокий, бурый от засохшей крови кровосток.

Из горла несчастного вырвался нечленораздельный вопль, а потом он хрипло крикнул:

– Подождите!… Подождите. Я согласен! Я убью мальчишку!

Крикс до крови прикусил губу. Ну вот и все.

Сейчас этот слизняк, этот предатель, за считанные минуты согласившийся пойти на службу к предводителю Безликих, прикончит его, чтобы спасти собственную шкуру.

Никакого сострадания к нему в душе лаконца не осталось. Наоборот, в эту минуту мальчик ненавидел его почти так же сильно, как Галахоса и Олварга.

Безликие остановились, но мужчина, словно потеряв рассудок, продолжал вопить:

– Согласен! Я согласен!! Только отпустите!

Олварг рассмеялся.

– Нет, – ответил он.

– К-как "нет"? – от неожиданности пленник даже перестал орать.

– А ты и в самом деле думал, что мне нужен такой трус, как ты? – пренебрежительно осведомился Олварг. – Должен тебя разочаровать – я никогда не стал бы оставлять тебя в живых.

– Но… но зачем же вы тогда?!…

– Затем, что твоя смерть – это еще только полдела. Мне нужна вся твоя ненависть – до капли. Вся та боль, которую ты вообще способен испытать. И весь твой страх. А тот, кто не надеется, уже не в состоянии по-настоящему бояться, – Олварг полюбовался эффектом, который произвели его слова на пленника, и, ухмыльнувшись, продолжал. – Но самое главное – пока ты еще жив, ты будешь ненавидеть самого себя за свою трусость и свое предательство. Это прекрасно. Если бы достаточно было свернуть тебе башку, как курице, это, конечно, сильно упростило бы мою задачу. Но это было бы совсем не так забавно. Я проводил этот ритуал десятки раз, и понял, что нет ничего занятнее, чем наблюдать, как изменяют человека боль и страх. Почти все оказываются совсем не тем, чем представляли себя большую часть жизни… например, как ты.

– Ублюдок! Сучий выродок!! – захлебываясь, выкрикнул мужчина.

– Прелестно. И заметь – минуты две назад ты был готов лизать мне сапоги. Сделаешь все, что будет мне угодно – так ты говорил? И ведь прекрасно понимал, на что идешь… Ты сам признался, что узнал меня. То есть ты знал – или по крайней мере представлял – чего я могу от тебя потребовать. Но если нужно выжить – это же неважно, правда?… То-то и оно. Можно пытать и под конец убить другого человека, даже женщину или ребенка. Можно согласиться стать Безликим. Ты все это сделал, не задумываясь. А теперь немного поздно строить из себя героя или мученика. Мы оба уже знаем, что мне стоило бы только приказать – и ты, мой доблестный несостоявшийся герой, мог бы родную мать зарезать.

– Никогда!!!

– Ну-ну. Только не трать все силы сразу и не голоси так громко раньше времени. Ты ведь пока даже не знаешь, от чего можно по-настоящему орать.