В последний раз… Не может быть сомненья,

Это случается в последний раз,

Это награда за долготерпенье,

Которым жизнь испытывала нас.

Запомни же, как над тобой в апреле

Небо светилось всею синевой,

Солнце сияло, как в ушах звенели

Арфы, сирены, соловьи, прибой.

Запомни все: обиды, безучастье,

Ночь напролет, – уйти, увидеть, ждать? –

Чтоб там, где спросят, что такое счастье,

Как в школе руку первому поднять.

Ночью он плакал. О чем, все равно.

(Многое спутано, затаено.)

Ночью он плакал, и тихо над ним

Жизни сгоревшей развеялся дым.

Утром другие приходят слова,

Перебираю, что помню едва.

Ночью он плакал… И брезжил в ответ

Слабый, далекий, а все-таки свет.

Один сказал: «Нам этой жизни мало».

Другой сказал: «Недостижима цель».

А женщина привычно и устало,

Не слушая, качала колыбель.

И стертые веревки так скрипели,

Так умолкали, – каждый раз нежней! –

Как будто ангелы ей с неба пели

И о любви беседовали с ней.

Но смерть была смертью. А ночь над холмом

Светилась каким-то нездешним огнем,

И разбежавшиеся ученики

Дышать не могли от стыда и тоски.

А после… Прозрачную тень увидал

Один. Будто имя свое услыхал

Другой… И почти уж две тысячи лет

Стоит над землею немеркнущий свет.

Патрон за стойкою глядит привычно, сонно,

Гарсон у столика подводит блюдцам счет.

Настойчиво, назойливо, неугомонно

Одно с другим – огонь и дым – борьбу ведет.

Не для любви любить, не от вина быть пьяным.

Что знает человек, который сам не свой?

Он усмехается над допитым стаканом

Он что-то говорит, качая головой.

За все, что не сбылось. За тридцать лет разлуки,

За вечер у огня, за руки плече.

Еще, за ангела… и те, иные звуки…

Летел, полуночью… за небо, вообще!

Он проиграл игру, он за нее ответил.

Пора и по домам. Надежды никакой.

– И беспощадно бел, неумолимо светел

День занимается в полоске ледяной.

Под ветками сирени сгнившей,

Не слыша лести и обид,

Всему далекий, все забывший

Он, наконец, спокойно спит.

Пустынно тихое кладбище,

Просторен тихий небосклон,

И воздух с каждым днем все чище,

И с каждым днем все глубже сон.

А ты, заботливой рукою

Сюда принесшая цветы,

Зачем кощунственной мечтою

Себя обманываешь ты?

Осенним вечером, в гостинице, вдвоем,

На грубых простынях привычно засыпая…

Мечтатель, где твой мир? Скиталец, где твой дом?

Не поздно ли искать искусственного рая?

Осенний крупный дождь стучится у окна,

Обои движутся под неподвижным взглядом.

Кто эта женщина? Зачем молчит она?

Зачем лежит она с тобою рядом?

Безлунным вечером, Бог знает где, вдвоем,

В удушии духов, над облаками дыма…

О том, что мы умрем. О том, что мы живем.

О том, как страшно все. И как непоправимо.

Тянет сыростью от островов,

Треплет ветер флаг на пароходе,

И глаза твои, как две лагуны,

Отражают розовое небо.

Мимолетный друг, ведь все обман,

Бога нет и в мире нет закона,

Если может быть, что навсегда

Ты меня оставишь. Не услышишь

Голоса зовущего. Не вспомнишь

Этот летний вечер…

Где ты теперь? За утесами плещет море,

По заливам льдины плывут,

И проходят суда с трехцветным широким флагом.

На шестом этаже, у дрожащего телефона

Человек говорит: «Мария, я вас любил».

Пролетают кареты. Автомобили

За ними гудят. Зажигаются фонари.

Продрогшая девочка бьется продать спички.

Где ты теперь? На стотысячезвездном небе

Миллионом лучей белеет Млечный путь,

И далеко, у глухо-гудящих сосен, луною

Озаряемая, века и века,

Угрюмо шумит Ниагара.

Где ты теперь? Иль мой голос уже, быть может,

Без надежд над землей и ответа лететь обречен,

И остались в мире лишь волны,

Дробь звонков, корабли,

фонари, нищета, луна, водопады?

1920

Пора печали, юность – вечный бред.

Лишь растеряв по свету всех друзей,

Едва дыша, без денег и любви,

И больше ни на что уж не надеясь,

Он понял, как прекрасна наша жизнь,

Какое торжество и счастье – жизнь,

За каждый час ее благодарит

И робко умоляет о прощеньи

За прежний ропот дерзкий…