— Вы?!

— И знаете почему? У меня к вам, дорогой пан директор, большая просьба.

— Всегда к вашим услугам. — Котович прижал руку к груди. — Для вас я на все готов.

— К сожалению, это весьма тривиальная просьба.

— Ничего не поделаешь. Не одной духовной пищей жив человек.

— Правильно, — вмешался в разговор Дроздовский. — Я как врач могу это засвидетельствовать. Разрешите, я сам изложу пану директору вашу просьбу?

— О да, пожалуйста! — обрадовалась Станевич. — Я всегда теряюсь, когда надо говорить о подобных вещах. И потом — я ровно ничего в этом не смыслю.

Дроздовский пододвинул свой стул поближе к Котовичу.

— Дело вот в чем. У пани Станевич есть кое-какие сбережения — золото, украшения…

— Понятно, понятно, — сказал Котович.

— Она хотела бы обратить это в деньги.

— Правильно! И весьма похвально! Деньги должны жить, быть в движении, приносить прибыль. Все понятно. Вопрос исчерпан. Можете на меня рассчитывать. Когда прикажете к вам прийти?

Пани Кася посмотрела на Дроздовского.

— Может, завтра?

— Да, лучше всего завтра, — любезно осклабившись, подтвердил Дроздовский. — Скажем, завтра днем.

— Отлично! — Котович наклонил голову. — Быстрота — залог успеха. Завтра днем я являюсь к вам. Решено.

Он прислонился могучей спиной к тонкой спинке стула и глубоко вздохнул.

— Какой чудесный день! Посмотрите, как освещены каштаны. А тона какие мягкие! Нет, такая красота возможна только в жизни. Даже самый гениальный художник не может воспроизвести вот такого маленького чуда природы…

Было уже далеко за полночь, когда Шреттер, пролежав несколько часов без сна, встал, зажег настольную лампу и, вынув из портфеля дневник, написал:

«Я проиграл. Удар пришел с самой неожиданной стороны. Ничего не поделаешь. Чтобы побеждать, надо научиться проигрывать. Алик К. ненавидит меня, но я ненавижу его еще больше. Посмотрим, кто кого!»

IX

В обычные дни недели, за исключением субботы, выступления артистов в «Монополе» из-за комендантского часа начинались в восемь. Поэтому Кристина ровно в семь должна была быть в баре. Хелмицкий проводил ее до дверей ресторана.

День был теплый, но нё такой безмятежно весенний и ясный, как вчера. По небу проплывали сероватые тучи, порывами налетал ветер, и было похоже, что к ночи натянет дождь. В городе было нестерпимо жарко. На рынке, несмотря на поздний час, жизнь била ключом. Крикливые уличные торговки, скупщики золота и валюты шныряли в толпе, возле продовольственных ларьков были крик и давка, поминутно приезжали и уезжали грохочущие грузовики. Над площадью носились тучи пыли и стоял удушливый запах бензина. По радио передавали чью-то речь.

Они расставались впервые за два дня. У ресторана Кристина хотела попрощаться.

— Подожди еще немножко, — попросил он и задержал ее руку в своей.

— Поздно уже.

— Еще минутку. Как ты думаешь, когда ты сегодня освободишься?

— Понятия не имею. Обычно по понедельникам большого наплыва не бывает.

— Часам к десяти?

— Может быть.

Трое мужчин, громко разговаривая, вошли в ресторан. Мацек все не выпускал руку Кристины.

— Я буду тебя ждать.

— Ты пойдешь наверх?

— Зайду на минутку.

— А потом?

— Потом будет этот разговор. Как только освобожусь, загляну к тебе сказать, чем это кончилось. Хорошо?

Она кивнула.

— Только на минутку.

— Конечно. Ты не волнуйся. Все будет хорошо.

— Ты думаешь?

В этот момент мимо них проехал белый от пыли джип и со скрежетом затормозил перед входом в гостиницу. Оба машинально посмотрели в ту сторону. Мацек вздрогнул. Он почувствовал, как кровь прилила к сердцу, а ноги одеревенели и стали тяжелые, как колоды. Из джипа в пропыленном плаще медленно, тяжело вылез Щука с палкой в руках. Мужчина, который вел машину, — молодой, высокий, в кожаной куртке и высоких сапогах, — уже стоял на тротуаре. Два парня лет по двадцати в милицейской форме с автоматами остались на заднем сиденье.

Вдруг Мацек почувствовал, что Кристина тянет его за рукав.

— Ты чего так уставился?

Он медленно и тяжело повернулся к ней, и тогда она заметила, что на нем лица нет.

— Мацек! — испуганно воскликнула она.

Он хотел улыбнуться, но губы искривила гримаса. До него, как сквозь тонкую стену, доносился глухой бас Щуки и стук подкованных сапог его провожатого. Он догадался, что они вошли в гостиницу.

— Мацек! — прошептала Кристина. — Что с тобой?

На этот раз улыбка получилась естественной.

— Ничего. Не обращай внимания. Говорю тебе, ерунда! — Он сжал ее руку. — Так, что-то померещилось.

— Что?

— Ерунда какая-то. Не стоит говорить об этом.

— У тебя был такой странный вид.

— Да? А сейчас?

— Сейчас нет.

— Ну, вот видишь. Тебе в самом деле пора идти?

— Пора.

Она еще раз внимательно посмотрела на него, но не успокоилась.

— Что это за люди?

Он изобразил удивление.

— Какие люди?

— Которые только что вышли из машины.

Хелмицкий оглянулся. Щуки и его спутника уже не было. На тротуаре возле машины стояли два милиционера и прикуривали.

— Понятия не имею. Наверно, приезжие.

— Ты их знаешь?

— Нет. Откуда ты взяла?

Он сказал это с таким непритворным безразличием, что она поверила.

— Ну, до свидания, — сказала она с улыбкой.

Он проводил ее взглядом до дверей ресторана и, когда они закрылись за ней, почувствовал огромное облегчение и одновременно усталость. Даже не заметил, как его толкнул какой-то человек, торопившийся в «Монополь». Другой, проходя мимо, бросил на него любопытный взгляд, потом еще несколько раз обернулся в его сторону. Он стоял, опустив голову и ощущая внутри такую страшную .пустоту, как будто ослеп, оглох, погрузился в непроглядную тьму одиночества. Его привел в себя звук запущенного мотора. Он поднял голову. Спутник Щуки сидел за рулем, милиционеры — сзади. Машина тронулась и, въехав на рынок, исчезла из вида.

Хелмицкий медленно побрел прочь от ресторана. Но, сделав несколько шагов, сообразил, что идет не туда, и, повернув обратно к гостинице, столкнулся с Анджеем. От неожиданности Мацек замер на месте.

— Привет! — поздоровался Анджей. — Где ты пропадаешь?

— Я? Я как раз собирался идти к тебе. Тебе говорил братишка?

— Говорил. А ты не получил моего письма?

— Письма?

Анджей пристально посмотрел на него.

— Я оставил письмо у портье. Три раза заходил к тебе сегодня и не мог застать. Где тебя носит?

— Я ведь сказал, что шел к тебе.

— С тобой совершенно невозможно договориться, — с раздражением сказал Анджей. — Я тебе написал, чтобы ты не приходил ко мне и что я сам к тебе приду в семь часов. Сейчас как раз семь.

— Что-нибудь случилось?

— Ничего особенного. Просто я ушел из дому и ночую у Сроки.

— Почему? — забеспокоился Мацек.

— А, чепуха. Не стоит говорить об этом. Ну, пошли, чего мы стоим посреди улицы. Куда пойдем? В «Монополь»?

— Ну его!

Мацек почувствовал, что краснеет. Анджей заметил это и насмешливо улыбнулся.

— Что, уже осточертеть успел?

— Нет. Но с какой стати туда идти? Оркестр даже поговорить не даст. Пойдем ко мне наверх.

— Как хочешь. Вижу, ты совершал далекие прогулки.

— Откуда это видно?

— По твоим сапогам.

Войдя вслед за Мацеком в комнату, он сразу же заметил на ночном столике букетик фиалок.

— Что это?

Мацек открывал окно.

— Что?

— А это?

Мацек обернулся.

— Ты что, не видишь? Фиалки.

— Вот-вот.

— А что?

— Цветы себе покупаешь?

Он снял пиджак, уселся на кровать и указал пальцем на стену.

— Там?

Мацек кивнул.

— У себя?

— Да. Только что вернулся.

— Приятное соседство.

Хелмицкий промолчал.

— Ты почему ушел из дому? — спросил он немного погодя. — Поссорился?