— Тогда бы я не пришла к тебе, — прошептала она.

Посередине улицы с песней маршировали солдаты. За ними бежала стайка мальчишек. Подул ласковый, теплый ветерок, и с освещенных солнцем цветущих каштанов на веранду посыпалась белая пыльца. К красной решетке подошел чумазый мальчуган с корзинкой фиалок.

— Купите, пан начальник, — сказал он, протягивая букетик.

Мацек взял цветы и дал Кристине. Она поднесла их к лицу.

— Как чудесно пахнут…

— Скажи, — сказал он немного погодя, — ты бы уехала отсюда?

Она кивнула.

— Правда?

— Конечно. Меня здесь ничто не удерживает.

Он поколебался и робко положил руку на ладонь Кристины.

— Подумай только, — сказал он, и голос у него задрожал, как будто в нем слились воедино надежда и тревога, — подумай только, ведь я раньше не знал, что такое любовь…

— А теперь?

— Это ты! — горячо прошептал он. — Любовь — это ты.

— Здесь? — спросил Алик.

Шреттер обвел внимательным взглядом веранду.

— Что-то не видно.

— Может, он сидит со стороны площади?

— Кто его знает. Пойдем посмотрим.

Когда они огибали ограду, Кристина и Хелмицкий выходили из кафе.

— О, младший брат Косецкого! — обрадовался Мацек. — Подожди минутку, дорогая, я сейчас.

Он оставил Кристину и, ускорив шаг, догнал ребят.

— Алик!

Тот моментально обернулся.

— Привет! — поздоровался Хелмицкий. — Послушай, передай Анджею, что у меня к нему важное дело и что завтра вечером я у него буду. Не забудешь? Завтра часов в восемь.

— Можете быть спокойны, — ответил Атак. — Передам.

— Спасибо. Хорошо было на речке?

Алик улыбнулся.

— Здорово!

Шреттер ждал его в сторонке. Когда Алик подошел, он бросил на него вопросительный взгляд.

— А, пустяки, — ответил Алик. — Ну как, здесь?

— Да.

— Где?

— За крайним столиком. Блондин. Сидит с другим типом.

Атак посмотрел в ту сторону.

— Погоди, я где-то его видел.

— Возможно, — пробурчал Шреттер.

Алик стал лихорадочно перебирать в памяти знакомых и наконец вспомнил.

— Климчак? Из нашей школы? Тот, что кончил перед самой войной и твой отец считал его лучшим «историком» в школе. Точно?

— Точно.

— Так вот, значит, откуда ты его знаешь! А второй?

— Не знаю. Никогда в глаза не видел.

— Ну, пошли.

— Погоди, — остановил его Шреттер. — Неизвестно, что это за тип.

— А нам какое дело? Лишь бы твой был верным человеком.

— Мой-то верный. Ему иначе нельзя, у самого рыльце в пушку.

— Ну, чего же мы тогда стоим?

Пока они переговаривались, Климчак успел их заметить и делал им знаки, чтобы они подошли. Это был молодой человек среднего роста, тщедушный, бесцветный, с подвижным, хитрым лицом и гладко прилизанными светлыми волосами. Его сосед, видный, хорошо слеженный блондин с красивым, во простоватым лицом, казался его ровесником. На столике перед ними стоят графинчик с водкой и два высоких стакана с содовой водой.

— Привет! — по-свойски поздоровался Климчак со Шреттером.

С минуту он пристально вглядывался к Косецкого.

— Мы знакомы?

— Знакомы, — непринужденным тоном сказал Алик.

— Однокашники?

— Ага!

— Здорово! Садитесь. Это мой друг. — Он указал на своего соседа. — При нем можете обо всем говорить. Свой парень. Не беда, что новоиспеченный — только сегодня перешел к нам. Главное, в нашем полку прибыло. Взял да поцапался парень с высоким начальством…

— Хватит трепаться, Эдек! — проворчал незнакомец.

— Да ты не робей! Это мировые ребята, свои в доску, как-никак школьные товарищи. Он тоже парень что надо, только еще не обвык. Карьеру, видите ляг у коммунистов хотел сделать, Говорю тебе, Франек, пропал бы ты ни за грош, если бы не нализался и не устроил им скандал. Это в тебе инстинкт самосохранения заговорил. Ты что, жалеешь?

Тот пожал плечами.

— Чего мне жалеть? Только не трепись.

— Ладно! Подождите-ка, ребята, сейчас раздобуду для вас стопочки… Сидите спокойно, не беда, если нас вместе увидят. Разве возбраняется сидеть со старым школьным товарищем? Эй, пан старшой! — позвал он стоявшего в дверях официанта. — Две стопки и два стакана содовой.

Минуту спустя он привычным движением разливал водку.

— Ваше здоровье! Водой запивайте. В жару с водкой лучше всего содовая идет.

— Блеск! — воскликнул он, потирая руки, когда все осушили по стопке. — А теперь можно и о делах поговорить. Гроши принесли?

— Принесли, — ответил Алик.

— Сколько?

— Десять бумаг. Остальные при получении.

— Порядочек. Может, завтра получите товар. Куда доставить?

На этот раз Алик дипломатично промолчал, предоставив слово Шреттеру.

— В парк, — ответил Юрек. — В шесть часов вечера, у второго пруда.

— Далеко, черт возьми! — Климчак скорчил недовольную гримасу. — А тележка с мороженым там пройдет?

— Пройдет, — заверил его Алик.

Климчак подумал немного.

— Ну, ладно! — согласился он наконец. — Сильны ребята, а, Франек? Ловко они все это придумали. Не подкопаешься! — Он отхлебнул немного воды, — Покончим с этим делом и послезавтра сматываемся. Проедемся по побережью, посмотрим, что и как. Нам над» немного проветриться. Ему тоже здешний климат противопоказан, правду я говорю, Франек?

— Кончай трепаться! — разозлился тот.

— Ладно! Молчу. Вот только денежки получу — и до завтра.

Шреттер полез в карман за конвертом с деньгами, но Алик толкнул его под столом.

— Шухер! — буркнул он. — Старик идет.

Шреттер посмотрел на улицу и выпрямился.

— Одну минуточку, — сказал он спокойно.

Посередине тротуара в том же светлом костюме и с тростью в руке шел Котович, прямой и подтянутый, как юноша. Бросая с высоты своего роста беглые взгляды по сторонам, он направлялся прямо в кафе. Шреттер быстро встал и пошел ему навстречу.

— О, кого я вижу! — обрадовался Котович, — Добрый вечер, дорогой мой.

Он с чувством потряс его руку.

— Януш вернулся? — спросил Шреттер.

Лицо Котовича омрачилось.

— Негодяй!

— Не вернулся?

— Теперь он совсем может не возвращаться. Понимаете, дорогой, в какое положение он меня поставил? Какие у меня из-за него неприятности? Позор!

— Да, представляю себе. Но я не могу понять…

— Тут и понимать нечего. Все ясно. Увы, ясно, как божий день. Негодяй!

— Но, может, с ним все-таки что-нибудь случилось?

— С ним? — Котович удивленно поднял кустистые брови. — Разве вы не знаете своего друга? Тут и говорить не о чем. Пьянствует небось или, прихватив деньги, удрал с какой-нибудь девкой. Я слишком хорошо знаю своего сына. К сожалению, он не похож на вас. Ну, ничего не поделаешь! Не каждому бог дарует хороших детей. В семье, как говорится, не без урода. А вы можете поставить крест на своем друге, он недостоин вас, это говорю вам я, его отец!

Попрощавшись со Шреттером, он направился между столиками в глубь веранды, поминутно приподнимая шляпу и с любезной улыбкой раскланиваясь со знакомыми. Он знал всех сколько-нибудь известных людей в городе и сам был популярной личностью.

Станевич, сидевшая с доктором Дроздовским, издали заметила его величественную фигуру. Она обрадовалась и стала махать ему рукой, чтобы он подошел. Не переставая по дороге кланяться, он протиснулся к их столику.

— Мое почтение, дорогая пани! Добрый вечер, доктор! Какая приятная встреча. Как ваше самочувствие?

— Отлично! — засмеялась пани Кася. — Разве можно себя плохо чувствовать после такого замечательного вечера, какой вы нам устроили.

В соломенной шляпе с широкими полями, в пестром летнем платье, веселая, слегка возбужденная, с блестящими глазами, она казалась моложе своих лет. А чернявый Дроздовский в белом полотняном костюме больше, чем когда-либо, был похож на южанина: испанца или итальянца.

— Разрешите? — Котович указал глазами на свободный стул.

— Ну конечно, прошу вас, садитесь. Я так мечтала вас встретить.