Изменить стиль страницы

Зима вызывала в ее душе чувства, смешавшие в себе вместе восторг и страх. Она восхищалась первозданной чистотой обновленного белизной мира, но в тоже время боялась застыть в ледяных объятиях холода. Не смотря на все страдания, в Миле все еще теплилась жизнь и она готова была бороться за нее во чтобы то ни стало, даже если бороться придется с самой собой.

Она долго стояла у подъезда своего дома, и вертела в пальцах так и не распакованную пачку сигарет, все не решаясь закурить. Перед ее глазами ясно стояла сцена прощания с Ильей, немая и исполненная какой-то потусторонней торжественности. Они не сказали друг другу не слова до тех пор, пока уже на пороге, обернувшись Мила, не выдохнула, тихо и обреченно «я больше не вернусь». «Я знаю» — кивнул Илья, не поднимая глаз, взял ее за руку и тут же отпустил. Но воспоминание об этом последнем прикосновении его прохладных пальцев врезалось Миле в память, словно в него, в эти несколько мгновений, не больше минуты, ей открылись все тайны мироздания, до которых человечество никак не могло дойти на протяжении всей своей истории.

Некоторых истин ей хотелось бы не знать никогда.

Ведь именно в то мгновение Мила поняла, что больше не увидит Илью, без всяких смягчающих обстоятельств. Действительно не увидит. Даже, если ей вдруг захочется, не справившись с собой, помчаться к нему через весь город, невозможного не произойдет.

Мила все-таки пошла домой, оставив сигареты на подоконнике в подъезде. Ей они больше не понадобятся. Ее больше нет. Она то, что хотят видеть ее близкие, а им не нравится, когда она курит.

Дверь девушке открыл Андрей. Вид у него был разбитый и несчастный.

— Люся! — пролепетал он, пропуская девушку в квартиру. У Милы создалось ошибочное впечатление, что он рад ее возвращению. Мужчина подтвердил его тем, что даже обнял ее от избытка чувств.

— Я волновался, что с тобой что-нибудь случиться, — признался он.

— С чего бы, — отмахнулась Мила, снимая уличную одежду и стряхивая с волос облака снежинок.

— Ты была у Ильи?

Чего ей меньше всего хотелось, это говорить с Андреем об Илье. Девушка вдруг поймала себя на том, что ревнует, это позабавило ее.

— Да, я была у Ильи, — подтвердила она и остановилась, чтобы внимательно посмотреть в глаза мужу, — скажу тебе сразу, что мы с ним не спали. Он всего лишь мой друг. Но в силу некоторых причин ты больше не услышишь о нем от меня. И я попрошу тебя больше не говорить о нем, не спрашивать… Я не прошу тебя о многом.

— Хорошо, — легко согласился Андрей. Миле вдруг стало жаль его, таким измученным он казался сейчас.

Она прошествовала на кухню, мужчина пошел за ней следом.

— Прости меня, я была не права, — быстро выдавила из себя Мила, — этого больше не повториться. Я вела себя глупо.

— Люся…

— Я обещаю.

— Люся… — снова повторил Андрей. Он опустился на стул и сцепил руки в замок. — Люся… я расстался с Наташей. Она больше не помешает нашему семейному счастью.

В это мгновение Миле вдруг стало мучительно стыдно за то, что хоть она и порвала даже дружеские отношения с Ильей, изгнать его из сердца она так и не смогла. Она будет любить его, наверное, всегда. Но это ничего не меняет. Она будет любить его в объятиях Андрея, она будет любить его, улыбаясь своей дочери, она будет любить его, выслушивая претензии матери, она будет любить его женой другого мужчины и матерью не его ребенка. Такое иногда случается в жизни, к этому тоже можно привыкнуть.

Андрей сам толкнул ее на измену, но попытка оправдаться его виной была бессмысленной тратой времени. Мила все равно клеймила и проклинала только себя. Она помнила слова Ильи о том, что измена происходит не в чужой постели. В своей душе она уже давно изменила Андрею, безнадежно и неисправимо.

Может быть, он простит ее. И они будут жить, как жили. Или хотя бы делать вид, что живут, как жили.

Мила выдавила из себя улыбку.

— Спасибо тебе, — сказала она, подошла к Андрею и коротко поцеловала его, — теперь все у нас будет хорошо.

Февраль превратил город в сплошное серое полотно, лишь местами испещренное черными пятнами птичьих силуэтов и белыми полосами ускользающих за горизонт трамвайных рельсов. Деревья тянули к стальным небесам свои обнаженные ветви, искаженные в причудливых позициях своего застывшего танца, замерзшие и одинокие. Мила казалась себе таким же деревом. Она бесцельно шаталась по району, вглядываясь в лица встречных людей, словно ища поддержки или взывая о помощи. Но таких же потерянных и одиноких людей, как она по городу в феврале шаталось слишком много, чтобы кто-то вообще обращал на них внимание.

В конце-концов она устала и замерзла, из-за чего была вынуждена вернуться в свою темницу.

Все в их квартире напоминало Миле о безысходности ее бытия. Она металась в ней, как большая хищная птица, оказавшаяся пойманной в клетку и никак не могла найти себе покоя. Она хваталась за предметы, но тут же бросала их с отвращением и брезгливостью, словно они могли причинить ей вред. Не выпустила из рук она только старые акварельные краски Кати, валявшиеся уже давно без дела. Мила вспомнила, что когда-то давно у нее тоже были и краски и карандаши, она гордилась ими и мечтала стать художницей. Людям нравились ее работы, не смотря на их мрачность, было в них что-то притягивающее и щекочущее нервы. Ей пророчили большое будущее. Оно было бы возможно, будь в ней хоть чуть-чуть упорства и самоуверенности. Как сложилась бы ее жизнь тогда?

Она бы стала художницей, не подхватила бы воспаление легких в двадцать лет, не встретила бы Андрея, не встретила бы Илью… Или встретила бы Андрея в его квартире, на одном из сборищ «богемной» молодежи, которые он раньше устраивал. Она бы не за что не обратила на него внимания, сочла скучным и посредственным, общалась бы только формально, не перебросившись и парой фраз. Она бы никогда не вышла бы за него замуж, у них никогда бы не родилась Катя.

Такой исход не устраивал Милу, потому что в ее жизни было только двое людей, наполнявших ее хоть каким-то смыслом. Этими людьми были Илья и Катя.

Если бы ее мечта сбылась, их бы никогда не было в ее судьбе, все было бы бессмысленно и бесполезно, еще более безысходно, чем сейчас. Ведь она счастлива теперь, по-настоящему! У нее есть прелестная дочь, которая растет и познает мир на ее глазах. Где-то на другом конце города, в маленькой однокомнатной квартире, среди книг на разных языках, всех размеров и видов, живет ее белокурый ангел. Уже одного только их присутствия в этом мире достаточно, чтобы все оправдать!

Мила хотела попробовать порисовать, но что-то ее остановило. Она убрала краски на место, до лучших времен, сомневаясь, что эти «лучшие времена» когда-нибудь наступят.

Девушка и сама не поняла, как у нее в руках оказался телефон. Пальцы уже набирали знакомый до боли номер.

«Он возьмет трубку и я тут же положу…» — сказала себе Мила, пытаясь оправдаться, — «я только голос его услышу, узнаю, что с ним в порядке…»

Ответом ей были только долгие гудки.

Первый в этом году ливень смывал с асфальта остатки грязного, скомканного снега. Наблюдая за тем, как капли монотонно сползают по стеклу, Мила вспоминала минувшую осень. Только сейчас она вдруг опомнилась и поняла, что так и не забрала у Ильи зонт. Тот самый зонт, который она отдала ему в день встречи выпускников, холодным сентябрьским днем. С этого момента прошли целые вечности времени, навсегда разрубившие жизнь Милы на две половины, как это обычно бывает, до и после.

Из-за дождя девушка впала в тоскливое, меланхолическое настроение. Дождь навеивал ей мысли о смерти, возвращая ее на много лет назад, в свои подростковые годы, и поэтому она с нетерпением ждала возвращения Андрея.

Ложь стала привычным делом. Мила хорошо натренировалась в этом мастерстве, и притворство стало даваться ей легко. Она оправдывала себя тем, что порой правда причиняет куда больше боли, чем обман.

Звонок в дверь заставил Милу ободриться и ожить, она радостно побежала в прихожую. Может быть, она больше не любила Андрея, но она научилась мириться с этим, подменяя любовь привязанностью и привычкой.