А может она и в правду придумала свою влюбленность, от скуки и обиды на Андрея?
Мила начала злиться на себя и на Илью за его отрешенность.
— И что ты теперь молчишь? — спросила она, с ужасом отметив в своем собственном голосе суровые приказные интонации Елены Ивановны.
— А что ты ждешь от меня услышать? — грубо откликнулся Илья, сверкнув глазами.
Миле захотелось встать и уйти. Неопределенность выводила ее из себя вместе с накалявшимся напряжением между ними.
— Мои слова обидели тебя? — не сдержалась она.
— Почему это они должны меня обидеть? — поинтересовался мужчина.
Мила растерялась, потому что ответа на этот вопрос у нее не было. Все раздражение куда-то схлынуло, хотя ситуация казалась ей невыносимо глупой.
Илья поставил рюмку, которую до этого вертел в пальцах, на пол и смерил ее взглядом, полным презрения. В следующее мгновение он резко опрокинул девушку на пол, навалившись сверху. Мила даже не пискнула, только рюмка выскользнула из ее ослабевших пальцев и звякнула о паркет, в который теперь до боли вжимались лопатки девушки.
— За кого ты меня принимаешь? — спросил Илья хрипло, прожигая Милу взглядом, — да я тебя трахну, — его рука по-хозяйски скользнули по ее телу вниз.
Мила совсем не испугалась, потому что видела в происходящем лишь продолжение какой-то странной игры, которую они вели. И все же сердце ее билось часто-часто, кровь прилила к вискам, покинув похолодевшие ноги и руки, в глазах потемнело. Она всем своим существом желала продолжения игры, сладкого и дурманящего сладострастия. Мысленно она умоляла Илью не останавливаться, не прекращать этой игры, избавить ее от такой досадной преграды, как одежда, так некстати помешавшей соприкосновению их тел. Она тянула время.
Ну кому станет хуже, если между ними произойдет запретная близость, кому навредит это? Всего лишь один раз, один вечер, перед тем, как навсегда проститься, вкусить хоть немного нежности и тепла, хоть немного любви. Андрей ведь позволял себе это и позволял не раз, без угрызений совести, без сомнения. Почему, почему она не может…
Потому что завтра они расстанутся на всегда, а она будет всю оставшуюся жизнь презирать себя за слабость. Потому что она не может отомстить за измену, изменив. Как бы Андрей не обращался с ней, он не заслужил…
— Ты не такой, — грустно заметила Мила. В глазах Ильи она видела только грусть и нежность.
Он улыбнулся своей привычной «ангельской» улыбкой.
— Ты права, — сказал он и сам же помог девушке подняться.
Несколько минут они смотрели друг на друга и смеялись. Снег за окном все шел и шел. Где-то внутри квартиры тикали часы. Было так светло и просто, словно Мила вернулась в давно потерянное и забытое детство.
— Ты останешься здесь? — спросил Илья, когда они оба успокоились.
— Да, если ты не против.
Мила думала о Кате и жертве, которую приносит ради дочери. Она была бесконечно горда собой, но в тоже время бесконечно несчастна. «Нужно быть круглой дурой, — ругала сама себя она, — чтобы убить самую прекрасную любовь в своей жизни». Но Мила понимала, что если не убить эту любовь во время, то однажды она убьет ее саму.
Необходимо было вырвать хрупкий цветок, пока он не выпустил ядовитые шипы, которые погубят не одну птицу, очарованную его красотой.
Мила лежала в темноте и смотрела в потолок. Илья задумчиво курил, расположившись в кресле. Свои сигареты девушка так и оставила в прихожей, даже не притронувшись к ним. Ей больше нравилось вдыхать тот дым, который он пропустил через свои легкие.
— Как твое настроение? — зачем-то спросил он.
Девушка начертила пальцев в воздухе какой-то символ и стала внимательно изучать свои ладони.
— Мне очень больно, — честно призналась она. Когда он так пристально на нее смотрел, врать было бессмысленно, выходило слишком фальшиво.
— Почему?
— Потому, что мне изменил муж, — быстро соврала Мила, пользуясь тем, что он отвлекся, зажигая новую сигарету, — мой мир рухнул и разбит на осколки. Я не знаю, что мне делать и скорее всего умру от боли.
— Ты в этом уверена? — в голосе Ильи неожиданно прозвучал сарказм, — от душевных страданий еще никто не умирал.
Он лег рядом с ней, ничуть не смущаясь того, что пепел сыплется прямо на простыни. Мила почувствовала, что у нее путаются мысли от одного только осознания того, что он так близко. Руку протяни. Она чувствовала тепло и запах его тела.
— Как цинично, — фыркнула она с наигранной обидой и взяла у него из рук сигарету, чтобы сделать одну короткую затяжку. Горький привкус табака отрезвил ее помутневший разум.
— Не думаю, — пожал плечами Илья.
Они немного помолчали, сигарета снова вернулась к нему.
— В двенадцать лет я стал жертвой насилия, — беззаботно сказал он. Мила оторопела, не зная, как реагировать на эти слова. Она почувствовала приступ мучительной жалости, а вместе с ней болезненной нежности, но не сочла нужным выражать оба чувства.
— Ты так спокойно об этом говоришь… — пробормотала она заплетающимся языком. Ей не нужно было даже смотреть на Илью, чтобы знать, что он улыбается.
— Ну… — растерялся он, — не в петлю же из-за этого, — он сделал некоторую паузу и продолжил, — это уже не имеет значения. Я просто хотел сказать, что все можно пережить и все можно вынести. Особенно ради любви.
Миле меньше всего хотелось возвращаться к опасной теме. Распаленная алкоголем и магическим очарованием ночи, она готова была уже во всем сознаться.
— Знаешь… — снова заговорил Илья, сигарета у него догорела и он потянулся за новой, — когда-то я очень любил Андрея, — Мила уже ничему не удивлялась, — это меня и погубило. Это очень неблагодарное дело любить его, ты уже, наверное, заметила… Это и тебя погубит.
Она молчала, мысленно складывая мозаику из разрозненных кусочков.
— Ты же сам сказал, что ради любви все можно вынести, — напомнила она холодно.
— Да, — кивнул Илья, — и на что угодно можно пойти…
Миле хотелось плакать, но сильнее — признаться уже наконец, открыть свою тайну, не задумываясь о том, что он с ней будет делать. На ее душе лежал неподъемный камень, становившийся тяжелее с каждым днем, с каждой минутой.
«Это же так просто… — убеждала девушка себя, — сказать „я люблю тебя, а не Андрея“».
В воздухе повисло томительное ожидание. Кто-то из них должен был задать вопрос, который все решит.
— Ты любишь его? — первым осмелился Илья. Мила тяжело вздохнула. У нее был последний шанс, которым она не готова была воспользоваться.
— Да. Я люблю его.
Ее трясло, и она всеми силами старалась скрыть это, сделав вид, что все дело в сквозняке.
Она видела, как опустели и похолодели глаза Ильи после ее ответа. Он медленно поднес сигарету к губам, словно это был бокал с ядом.
— Понятно, — отчужденно проговорил мужчина и добавил совсем тихо, — я тоже.
Один из них лгал. Но разбираться в этом уже не было смысла. Завтра они расстанутся навсегда, и каждый оставит при себе свои чувства и свои тайны.
— Спокойной ночи, — дрожащим из-за слез голосом прошептала Мила. Только подумать! Она в последний раз говорит ему эти слова. Они в последний раз засыпают в одной постели. И хотя они будут как прежде жить в одном городе, хоть и на разных его концах, между ними навсегда разверзнется непреодолимая пропасть.
Она отвернулась к стене, чтобы Илья ненароком не заметил ее слез.
— Мила, — робко начал он, коснулся кончиками пальцев ее плеча, но тут же отдернул руку.
— Что?
Илья хотел сказать что-то другое, но вспомнил о том, что слишком поздно пытаться что-то изменить.
— Спокойной ночи.
Глава десятая
Метель не прекращалась всю ночь.
К утру город стал выглядеть чистым и сказочным, укутанный мягкой белой периной. Толстый слой снега лежал на крышах, на ветвях деревьев, не обделив внимания ни одной самой крошечной веточки.
Мила любовалась этим великолепием, специально замедляя шаг. Ей не хотелось идти домой, к тому же необходимо было сначала прийти в себя, успокоиться и скрыть последние следы, оставленные слезами.