— Послушайте, Петя… Может, мне с ней поговорить?

Киреев усмехнулся:

— Надо знать эту женщину. Это давно назревало. Я все видел, но ничего не мог с собой сделать. Да и не знал, что… Сняла комнату, живет одна. Почему? Нелепо.

Ковалевский присел на подлокотник кресла. Что можно сказать в таком случае? Напрасно он заговорил об этой непонятной истории. И успокаивать — глупо.

— Почему она ушла, Рома? Столько лет были вместе. И ушла… Ладно, хватит об этом. — Киреев вытащил платок и принялся вытирать ладони. — Вчера получил телеграмму. Меня вызывают в Москву. С чего бы? Не знаете?

— Знаю. Вас рекомендуют на мою должность.

Киреев резко обернулся в сторону Ковалевского:

— Кто рекомендует?

— Я.

— Позвольте, позвольте… Не понимаю. А вы?

— Ухожу. Поручили заняться организацией Института радиоастрономических проблем.

— Да? — Киреев уже овладел собой. — Допустим… Как вы заметили, я забыл свои очки. И мне трудно разглядеть перспективность вашей рекомендации.

— Бросьте шутить. К чертям! — проговорил Ковалевский и подумал, что он не ошибся, что он действительно видел неприязнь в глазах Киреева. Видел явственно, ведь впервые встречался с его глазами не через стекла очков.

Ковалевский раздраженно заходил по кабинету широким шагом. Странной походкой, выворачивая носки внутрь, словно цеплялся за невидимые скобы на паркете пола. От стола к двери и обратно. Остановился. Как раз на рыхлой тени, так напоминающей резиновый коврик. Киреев отодвинулся. Тень, колыхаясь, метнулась из-под ног Ковалевского…

Ковалевский взял Киреева за руку. В больших сильных ладонях спряталась белая пухлая рука. Будто в муфте. Контраст был настолько велик, что казалось странным, как они могут быть ровесниками, докторами наук, работать в одной области, знать друг друга четверть века.

— Знаете, в чем между нами разница, Петр Александрович? — Ковалевский слегка картавил, и от этого его голос звучал искренне и проникновенно. — Я всегда твердо знаю, чего хочу. Вы — наоборот…

— В этом мое счастье, Роман Степанович, — серьезно ответил Киреев и высвободил руку. — Почему вы полагаете, что я хочу заведовать отделом?

— Больше некому. Доктор наук, профессор. Дельный организатор.

Киреев пожал плечами:

— Я прежде всего ученый, Роман Степанович…

— Именно ученый. Ваша последняя статья, где вы признали Вадима Павловича, произвела впечатление. Даже ваши недоброжелатели просили передать вам привет.

Киреев резко закинул ногу на ногу.

— Они поторопились с приветом. Я еще ничего не признал. Я разбираюсь. И неизвестно, чем все кончится. У Вадима Павловича масса неясностей…

Солнечный свет отрезал от темно-синих стен кресло, середину доски с каким-то интегралом и левую половину лица Вавилова. Пора уходить…

Между ними возникла неуловимая дружеская волна. Непонятно, отчего она возникала. И всегда после раздраженного разговора.

— И самое забавное, — произнес вслед Ковалевский, — мы с вами будем частенько встречаться. Институт займется проектированием гигантского радиотелескопа.

Киреев дошел до дверей и обернулся. Он чувствовал спиной тяжелый гипнотический взгляд. Он не мог не обернуться. Правда, сделал вид, что оглядывает кресло — не забыл ли что…

— Не спешите… Я еще не принял этот кабинет. Лично меня устраивает лаборатория. И я еще посопротивляюсь.

Ковалевский усмехнулся, но Киреев этого уже не видел.

У дверей кабинета сидел Эдуард с бумагами в руках.

У него были утомленные, в красных бессонных ободочках веки. Эдуард равнодушно кивнул Кирееву и постучался в кабинет.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

— Чего ты стесняешься? В каком веке ты живешь? — спросил Ипполит.

— Мне не нравятся эти методы, — ответил Вадим. — Авантюра!

— Нет, я его убью. Где мой бумеранг? Я сниму скальп с этой скромной головы, — произнес Ипполит.

Вадим направился к ящику, где лежали ключи от номеров. Он жалел, что рассказал Ипполиту эту историю. Тетя Женя просматривала газету и не обращала внимания на молодых людей, спорящих вот уже четверть часа.

— Ему не нравится метод… В последний раз повторяю — номер! — Ипполит решительно шагнул к телефону и снял трубку.

— Как вы мне надоели, — тетя Женя взглянула из-за газеты. — 5–32–64! — компетентно произнесла она и, прикрываясь газетой, добавила, что только дурак не запомнит номер, если целый день названивают по телефону, униженно переспрашивая, правильно ли он набрал, да-да, униженно, и если стыдно, то нечего совершать поступки, которых приходится стыдиться. Все!

Вадим особенно и не возмущался. Ему не хотелось связываться с тетей Женей, и главное, он сам был не прочь посмотреть, что выйдет из затеи Ипполита. Он даже был благодарен тете Жене, она избавила его от неприятнейшей процедуры — дать Ипполиту номер телефона. А он все равно бы дал. Не выдержал…

— Ему не позволяет гордость, — ворчал Ипполит, накручивая диск. — Алло! 5–32–64? Это говорят с телефонной станции. Не вешайте трубку! — Надо было выдержать деловую паузу. Ну, достаточно! — Алло! 5–32–64? — грубым голосом заговорил Ипполит. — Адрес! Вы, гражданочка, пошумите, пошумите. Мигом отрежем аппаратик. Вот так бы и сразу! Мало что у нас имеется! Адью! — Ипполит шикарным жестом бросил трубку, чем вызвал недовольный взгляд тети Жени. — Ну?! Теперь вы верите в черную магию?..

Многоэтажный дом по проспекту Героев выходил фасадом в сквер. На кирпичиках аллей валялись желтые кленовые листья и обертки от мороженого. Дворник окрашивал статую пионерки в голубой цвет, приковывая внимание детворы.

Второй подъезд. Квартира 18. Ипполит посмотрел на табличку, на красный звоночек и обернулся к Вадиму:

— Слушай, может, плюнем? Действительно, что мы будем говорить?

— Мы?! Я, по крайней мере, не собираюсь, — ответил Вадим, стараясь наладить дыхание. — Нет уж, теперь нечего. Звони! — Он разозлился и, схватив руку. Ипполита, поднес к красной пуговке звонка.

Щелкнул замок, и в возникшем пространстве между косяком и дверью появилась огромная мужская фигура в подтяжках. Чей-то старческий голос непрестанно повторял: «Не надо, Леня. Уймись, Леня, зайди, Леня».

— Ну?! — грозно произнесла фигура. — Что вам надо?

— Веронику. Можно Веронику? — проговорил Вадим.

— Веронику? — вдруг растерялся мужчина. — Заходите… Чертовщина какая-то.

Молодые люди вошли в прихожую. Там стояла старушка и двое мужчин. Один держал в руках палку от лыж, а другой — длинный напильник.

— Спутала что, мать… Непохожи что-то, — произнес мужчина в подтяжках, недовольно глянув на старушку.

— А Вероника в магазине. Она по-о-оздно придет. Она и Саша собрались куда-то на вечер. А вы из института будете? — спросила старушка, с уважением осматривая великолепный костюм Ипполита и не менее великолепную шляпу Вадима. Собственно, и шляпа была Ипполита.

Странные мужчины, закончив обзор гостей, удалились в комнату. А Ипполит уже овладел собой, и через минуту стало известно, что Вероника кончает Институт торговли и в настоящее время проходит практику в универмаге, в отделе верхних сорочек. Уходит из дому к одиннадцати, возвращается к восьми. Но сегодня, как было сказано, задержится, хотя уже и восемь часов.

Надо уходить. Ипполит протянул старушке руку и этим ее почему-то подкупил.

— А знаете… Кто-то по телефону позвонил — к вам, мол, придут хулиганы. Будьте начеку. Я и вызвала срочно сына. И соседей подняла по тревоге. Женщина звонила какая-то. Может, еще придут? — с надеждой проговорила старушка.

— Нет, не придут, — авторитетно сказал Ипполит.

Дверь захлопнулась.

— Тети Женина работа, — заключил Ипполит. — Нас здесь могли красиво отделать.

Вадим рассмеялся. В общем-то все сложилось неплохо. В универмаг можно прийти без разрешения. Он даже забыл, что существует какой-то Саша. Но Ипполит ему напомнил.