Она поднялась, вернула туфли на место и покинула секцию.

Прошло с полчаса, и очередь, оставшись без лидера, потеряла упругость, обмякла, развалилась на группки, а вскоре и вовсе растаяла. Поначалу продавщицы секции обуви еще поглядывали с некоторой завистью туда, откуда сквозь уже устойчивый гул зала прорывался накат возбужденных голосов: как-никак, а рабочее время испарялось незаметнее, когда шла бойкая торговля. Но постепенно секцию затянул сонный дурман ленивого, скучного дела. Вероятно, весь день сегодня будет таким. Впрочем, кто знает, вдруг что-то и подкинут...

Татьяна достала купленные перчатки. Примерила. Самый раз. Она распрямила ладонь и протянула в сторону Нели. Та внимательно осмотрела перчатки и безоговорочно одобрила. Татьяна не помнила, чтобы Неля когда-нибудь охаяла вещь, купленную подругами. Вот характер...

- Почему и тебе не купить? — с подозрением проговорила Татьяна. — Или денег нет? Могу одолжить.

- Долги отдавать надо, — серьезно ответила Неля и отвернулась.

Татьяна пожалела, что затеяла этот разговор. Вчера Неля получила зарплату. И ходила расстроенная. Каждый раз: как зарплата, так расстройство. Младший продавец — ставка восемьдесят восемь рублей. Когда нет премии, действительно смотреть не на что... А чего она плачется? Будто у нее, у Татьяны, намного больше. Не хнычет же она, не паникует. Просто не берет в голову, и все. Всех денег не заработаешь...

- Отдашь, когда будут. — Татьяна не могла удержаться. — А такие перчатки редко завозят. Их на экспорт шьют.

- Ладно. Обойдусь, — сопротивлялась Неля. — У меня есть. Что, перчаток у меня нет? — И, помолчав, добавила: — Туда и не подступиться. Юльку Дербеневу сейчас на руках вынесут.Вот. Все вовремя надо делать, — попеняла Татьяна. — Растяпой долго не проживешь...

Неля хотела что-то ответить, но сдержалась, словно сама себе прикрыла рот ладонью. Татьяна подозрительно оглядела подругу. Знала, в чем ее могла попрекнуть эта чистюля. Видно, уже прослышала про вчерашнее. Да ладно, что с нее взять, с этой бледной немощи...

- А что, можем делать, когда хотим, а? — Татьяна стянула с руки перчатку.

- Можем! — Неля обрадовалась, что разговор пошел о другом.

В секцию ворвалась Рита, секретарь комсомольской организации. Круглые очки воинственно блестели,

- Вот они, вот они! — воскликнула Рита. — Все были, кроме вас, все были... Не стыдно?! Платим деньги режиссеру, аккордеонисту. А вы?

- При чем тут мы? — слезливо оправдывалась Неля. — Вчера в обед поднялись, а в зале никого.

- Подумаешь, праздник — женский день! — вступила Татьяна. — Слова одни. Отвяжешься от нас с этой дурацкой репетицией, вот и будет праздник.

Рита обескураженно хлопала ресницами и качала маленькой аккуратной головой. У нее были добрые отношения с девчонками. Риту любили. И голосовали за нее охотно, не шушукались втихаря по углам. Она много добра делала для своих девчат. Защищала от всяких несправедливостей. Думают, если девчонки, так можно ими любые прорехи затыкать в грубом торговом деле. Как на улице выставлять товар или на выездке какой, так чья первая кандидатура? Младших продавцов да учениц... Но когда надо было всерьез помочь торговому своему дому, тут Рита не церемонилась: надо, и все! И девочки подчинялись, а если и ворчали, то просто так, для куража.

Сейчас был именно такой случай, когда Рите надо помочь, и Неля — добрая душа — почувствовала неловкость, не за себя, за Татьяну.

- С ней вообще что-то творится, — обронила Неля.

- Да я и сама вижу, — подхватила Рита. — Что с тобой творится-то, а, Танька? Мне уже рассказали о вчерашнем... Как же так, а? А если докладную ката- нут? Знаешь, какой у нас директор...

- Знаю! — Татьяна отвернулась.

Злость охватила ее. Что может понять о ее жизни эта Рита, в своих круглых модных очках? Вон какие у нее нежные белые пальчики, ухоженные пунцовые ноготки. Отец ее какой-то туз в облсовпрофе, путевками ведает. А бабка, так та вообще в плановом отделе Универмага сто лет просидела. Ей бы такую семейку, как у Татьяны, когда выходной день ждешь как наказание. Только и стараешься куда-нибудь улизнуть, чтобы не слышать попреков. Правда, из-за своего сварливого характера она сама частенько нарывается на неприятность. Что есть, то есть. Характер не поменяешь...

- Слушай, Татьяна, ты приходи ко мне, поговорить надо, — вздохнула Рита.

- О чем?

- Мало ли о чем... Мы же одна семья, верно? Скажи, верно?

- Братья и сестры, — Татьяна усмехнулась.

- Представь себе! — вступила Неля. — Например, я не знаю, что делала бы без «Олимпа».

- Вот! — Рита качнула головой в сторону Нели.— Слышишь? А ты?

- А я сирота! — огрызнулась Татьяна.

- Ну приходи, пожалуйста, — не отступала Рита. — Хочешь, я сама приду куда скажешь.

- Ладно. Выберу время, приду, — уступила Татьяна.

4

В просторной полукруглой приемной директора собирался на диспетчерскую командный состав Универмага. Не хватало, пожалуй, только главного бухгалтера.

- Лисовский у директора, — пояснила секретарь.

Прошло минут пятнадцать после назначенного времени, но разрешения войти в кабинет не было. Сотрудники недоумевали. Фиртич славился пунктуальностью. К тому же секретарь не позволила проникнуть в кабинет директора даже первому заместителю — коммерческому директору Индурскому, и тот ушел к себе, демонстративно хлопнув дверью. Что было фактом уже совершенно странным и непонятным.

...

Между тем в старомодном кабинете, разделенные громадным столом на резных ножках, сидели Фиртич и Лисовский.

Их фигуры отражались в трех помутневших от времени зеркалах в простенках между окнами... Фиртич давно собирался убрать зеркала — отвлекают внимание, — но все рука не поднималась. Уж больно хороши они были — с путаными геральдическими вензелями на черных резных рамах. Но в данный момент директору было не до созерцания серебристой зеркальной пустоты.

Новость, сообщенная Лисовским, была ошеломляющей. Удар напрямую, пославший в нокаут огромный Универмаг. И в самый неподходящий момент: на днях должен решиться вопрос принципиальной важности, вопрос о полной реконструкции старого «Олимпа». Фиртич провел огромную работу, просиживая до глубокой ночи с сотрудниками отделов над схемой размещения нового оборудования. Готовился выступить на коллегии управления торговли. Уговорил приехать в Универмаг начальника управления, ознакомиться с проектом на месте, а эго не так-то просто было сделать...

И вдруг такая новость! Конечно, виноват главбух, не мог же он, директор, сам вникать во все бухгалтерские отчеты.

- Когда вы об этом узнали? — проговорил наконец Фиртич.

- Вчера. Бухгалтер Сазонова закончила годовой отчет и составила докладную записку.

- Сазонова? — Фиртич вскинул брови. — Имеет отношение к старшему администратору?

- Каланче? Сестра... Впрочем, может быть, я ошибаюсь.

- Что-то вы стали часто ошибаться, — буркнул Фиртич, но тотчас взял себя в руки. — Извините.

Он вышел из-за стола. Рассохшийся дубовый паркет отзывался на каждый шаг разнотонным скрипом.

- А когда Сазонова закончила годовой отчет? Именно вчера?

- Нет. Недели две назад. По графику. В начале февраля.

- И ничего не сказала вам о расхождении данных за четвертый квартал с данными годового отчета?

- Нет, не сказала. — Лисовский запнулся, ему тоже показалось сейчас странным, почему Сазонова столько дней держала камень за пазухой.

- И сказала лишь вчера? Официально?

- Представила докладную.

- А тот бухгалтер, что напортачила при обработке сметы?

- Она уволилась месяц назад. И тоже неожиданно.

- Неожиданно, — усмехнулся Фиртич. — Обнаружила свою ошибку и поспешила уволиться, зная, чем это ей грозит. Да и вам, главному бухгалтеру. А плановый отдел? Тоже хороши, прохлопать такое.

- Закон свинства. Надеюсь, вы не сомневаетесь в добросовестности Корша, — проворчал Лисовский.