— Верно. Потому что все дело в том, насколько вы любите свой телефон.

Эфтаб пояснил:

— Мы жили в небольшой деревне. Жилище было скромное, а нас много. Однако мы любили свой дом. Инвестор предложил выкупить его, чтобы присоединить наш кусок земли к соседнему участку ради коммерческого проекта. Но родители отказались продать, хотя нам нужны были деньги и дом просторнее. Он был нам дорог. Когда умерла мать, отец возненавидел дом, потому что он напоминал ему о ней. Стало происходить нечто странное, с чем мы раньше не сталкивались: то дверь сломается, то окно разобьется. То там, то тут протечка. Знаете почему? Дом не просто разваливался. Он начал ненавидеть отца в ответ.

Ясмин слушала, открыв рот.

— Иногда мне кажется, что любви нет, что это иллюзия, — сказала она.

— То, чего мы не видим, необязательно не существует. У каждого света есть тень, указывающая на него. А на любовь указывают бесконечные шансы.

— Вы действительно думаете, что шансов бесконечно много?

— Они не могут закончиться, пока есть жизнь на Земле, потому что сама жизнь — это шанс, который дается одному человеку за другим. Вы живете одна, ведь так? — спросил он ее.

— Да, — ответила она и приготовилась с интересом слушать, что он скажет.

— В чем, вы думаете, вы имеете шанс — составить капитал или создать семью?

— Ну, деньги добыть легче, чем найти подходящего мужчину.

— Вам будет предоставлен шанс в том, чего вы действительно хотите.

— Я уже имела опыт, может, в несколько иной форме. Я не верю в то, что мне дадут столько счастья еще раз и что не будет больно.

— Если вы имеете в виду любовь, вы полюбите еще раз. У вас случится великая любовь, — заявил он уверенно.

— Что вас заставляет в это поверить?

— Потому что за большими разочарованиями приходят огромные шансы.

— Значит, они проходят мимо меня.

Он с добродушной улыбкой покачал головой:

— Они не могут сами ускользнуть или уйти к другому, лишь человек способен действовать.

Он бросил взгляд на вход и произнес:

— Живое сердце не может оставаться пустым.

— Но время не повернешь вспять. Юное сердце становится твердым со временем. Оно подобно тесту, когда высыхает — не слипается.

Он отрицательно покачал головой и, положа руку на сердце, сказал:

— Тесто остается влажным, даже если мы усыхаем.

Она улыбнулась и спросила:

— Могу ли я вам довериться? Я порой чувствую раскаяние из-за того, что не уберегла в жизни. Если вернуть время назад, все было бы иначе.

— Может, иначе. Но вы никогда не можете сказать точно, как бы развивались события.

Через секунду он добавил:

— Мы сокрушаемся над многим из того, что совершили. Но если задуматься на минуту, окажется, лучше было сделать так, как мы поступили. Если вернуть вчера, то мы примем то же решение, о котором раскаиваемся сегодня.

— Не думаете ли вы, что раскаяние способно сделать нас осторожнее и мудрее?

— Жалеть самого себя — ужаснейшая вещь, — сказал он, взглянув на нее, и продолжил с выражением аскета. — Сегодняшние возможности еще не представлены, но они больше тех, упущение которых мы оплакиваем. Мы сами не даем им осуществиться. Знаете почему? Потому что мы не представляем как.

Он помолчал немного, посмотрел ей в глаза с сияющей улыбкой и спросил:

— Вы знаете, как этого добиться?

Она отрицательно покачала головой:

— Скажи мне как, мой мудрый друг.

Он вытащил из маленького ящика клочок бумаги, на которой красивым почерком было что-то написано на английском, вложил ей его в руку и сказал:

— Каждый раз, когда вас будет одолевать отчаяние, читайте, что я здесь написал… внимательно читайте.

Ясмин сжала листок в правой руке и, отведя взгляд, спросила:

— Вы женаты?

— Да.

— Вы думаете, в браке достигается счастье?

— Хорошо… Я женился поздно… несколько поздно. Из-за молодечества я шел дорогой легкомыслия и безрассудства. Но потом обнаружил, что нет такого заведения, в котором стоял бы стол с одним стулом.

Ясмин внимательно слушала, что ей говорил невысокий индиец, стоящий напротив. Если при первом разговоре с ним она чувствовала, что он не похож на остальных, то сейчас ей казалось, что этот человек — мудрец, передающий жизненный опыт, куда более богатый, чем ее собственный, чем всех, кого она встречала. Она осознала, что нуждается в таком учителе. Не все могут оценить его по достоинству. Да и она сама не ценила его, как другие, не удостаивая приветствием.

Стоя напротив него, она все еще крепко держала в руке бумагу. Когда же она попыталась разжать ладонь, он своими пальцами не позволил ей этого сделать:

— Только наедине с собой.

Она посмотрела на него и сделала шаг назад, прежде чем отвернуться и засеменить к лифту. Рука сжимала листок. Ей казалось, что Эфтаб вложил ей в ладонь заклинание. Как только она очутилась в квартире, прислонилась спиной к двери и развернула бумажку.

Один за другим вырывались смешки: «Сумасшедший, этот Эфтаб!». Она перечитала еще раз: «Это и есть его заклинание?». Она в пятый раз громко прочитала: «Слушай голос внутри себя!». В неестественной тишине она сидела на диване со свернутым в руке клочком бумаги, смотрела на часы с единственной стрелкой и думала, какой же секрет заключен в этих словах? Она напрасно пыталась нащупать что-то, что разъяснило бы ей, в чем заключается мудрость охранника из Индии. Однако ей казалось, что голова была пуста, как будто она ему и не внимала. Следующие полчаса она повторяла половину того, что он ей сказал, некоторые фразы она твердила безостановочно. Тогда она подумала, что Эфтаб посеял в ее разуме мысли и всходы их не видны сразу, но рано или поздно они взойдут.

Она вложила листок в одну из книг, оставила ее на пурпурном столике в гостиной и стала переодеваться к встрече с подругой. Ее занимал не клочок бумаги, а произошедший между ними диалог. Она пыталась как-то связать историю своей жизни с тем, что сказал ей индийский мудрец. Когда, одеваясь, она спросила себя, почему была с ним столь откровенна при разговоре, поняла, что это случилось не из-за личных симпатий, до которых ей не было дела, но благодаря надежде, которую он вселил в нее и которая теперь будет расти как плод во чреве матери.

Сразу после шести ей позвонила подруга: «Что думаешь, если встретимся в районе аль-Бурж?». «Не возражаю». «Погода отличная, мы можем сесть на улице и полюбоваться фонтанами. Ты уже их видела?»

Ясмин удивило, что она поменяла место. Сначала было решено, что они встретятся в галерее башен на побережье аль-Джумейра, но в последний момент подруга передумала. «Может быть, там лучше… Возможно». Но что-то внутри говорило ей, что это не так. Отбросив все вопросы, она направилась на встречу. Когда она выходила из здания, Эфтаба на месте не было, дежурил другой. Она спросила о нем, и тот ответил, что на сегодня его рабочий день закончился. Ясмин поблагодарила и направилась по своим делам.

Подруги сидели в кафе, выходящем на озеро аль-Бурж, и говорили о самом разном. Ясмин медлила с тем, чтобы рассказать свою историю, и выжидала, выслушивая рассказ подруги о неровных отношениях с мужем. Ясмин слушала, не вникая в суть, время от времени поглядывая на гигантскую «Бурж Халифа» напротив, но все-таки иногда делая вид, что ее волнуют проблемы подруги.

Когда после кафе подруги прогуливались вдоль озера, заиграла музыка. Фонтанные струи склонялись под эту мелодию, рисуя в воздухе чудесные картины. Они были подобны сотне копий арабской танцовщицы, потом ей показалось, что индийской, потом китайской. Танцующие воды будто обращались к миру, говоря на всех его языках. Из них била жизнь. «Как прекрасна вода! И потому, что мы любим ее, она оживает», — сказала Ясмин про себя, не замечая, что повторяет за Эфтабом: «Любовь из материи творит живое существо».

После того как водное представление закончилось и его последние брызги улетели со свежим ветерком в сторону гигантской башни, Ясмин подняла голову и взглянула на небоскреб перед собой. Она разглядела его снизу доверху и ощутила дрожь. «Люди любят все высокое, как будто осознают, что небеса — их истинный дом». Не понимая, то ли башня пленила ее, то ли напугала своей величавостью, она отвела взгляд в сторону. При первом же удобном случае Ясмин извинилась перед подругой и ушла под тем предлогом, что дома ее ждет неотложное дело.