По углам были разбросаны всякие мелочи: клочки бумаги, резинки для волос, бельевые прищепки. В углу она заметила знакомую бумажку, ту, на которой Эфтаб написал слова, которые она никогда не забудет: «Слушай голос внутри себя!». Бумажка была порвана, на ней отпечатался след от обуви. Она подняла ее, обрадовавшись, и стряхнула с нее пыль. Бумажка было вложена в одну из книг, но за хлопотами переезда книга затерялась, и Ясмин посчитала, что листок утрачен навечно. Но поскольку нет ничего вечного, как говорит Эфтаб, и потерянные шансы обещают новые, листок выпал из книги и был вновь обретен.

Она положила находку в маленький карман в сумочке и вновь принялась искать что-то, что могло еще пригодиться. Она закрыла за собой дверь и оставила на ней поцелуй. Меньше всего она желала увидеть Эфтаба, когда в последний раз будет выходить из дома.

В холле она остановилась и несколько секунд не сводила глаз с пустого кресла за конторкой. Тарелка, на которой когда-то лежал банан, стояла на месте, но тоже была пустой. Она открыла сумку, вытащила ручку и листок, порвала его на две части и на одной из них написала Эфтабу прощальные слова, в конце сообщив свой новый адрес. Она свернула бумажку и положила ее на тарелку. Ясмин застыла, уставившись на блюдо, и вспомнила о банане. Для Я она была таким же бананом в ту ночь в его квартире. Он тоже был для нее желанным плодом. Однако воля, подобно воле Эфтаба, заставила ее сдержаться в тот момент, когда она лежала в постели. Наверняка, он хотел попробовать ее и она хотела вкусить его. Оба желали друг друга. Но каждый в другом видел мышь. Об этом она думала на следующий после того вечера день, разгадывая свой сон, в котором танцевала с мобильным телефоном, прежде чем превратиться в мышь. Это был Я.

Покинув его, она игнорировала все его звонки, за одним исключением. Она подумала, что в его праве знать, почему она ушла таким образом с первого же их свидания в его квартире. Он не знал, что она решила не уходить от него только той ночью, но хотела уйти из его жизни. Она сказала: «Шанс, который ты заслужил, еще не пришел. Тебе представится шанс еще лучше, чем я». Она не поинтересовалась, понял ли Я, о чем она говорила. Ей было безразлично. На этой фразе она закончила разговор с ним в последний раз.

Разве она не дала ему шанса? Она очень хорошо знала ответ на этот вопрос, но себе раз и навсегда она сказала, что ее шанс не с ним. Она не видела этого шанса ни в близком, ни в далеком будущем. Когда она стала искать причину, которая заставила ее прийти к нему в дом, несмотря на ее решение порвать с ним, она осознала, что причина была не в том, что они взаимно дали друг другу шансы, причина была в физическом наслаждении. Именно поэтому в постели произошло то, что произошло.

Последующие дни ей казалось, что Эфтаб смотрит на нее со своего места, где он обычно сидел, но они не заводили разговора. Она убедилась в том, что перемена, произошедшая в ее жизни, есть следствие высказанных им идей, либо его мысли стали отражением ее жизни. Поэтому внутри у нее играли противоречивые чувства: то победы, то поражения. Только вчера было покорное поражение перед самой собой и Эфтабом, теперь победа возвращения к своей человеческой сущности, несмотря на все разочарования, на отца, на Салима, на Я и зеленый небоскреб.

«Одиночество и счастье заключены в нас самих, и ни от кого не зависят». Это выражение Эфтаба запало ей в душу. Именно оно в тот вечер, когда она была в постели Я, вернуло ее в состояние равновесия. Тогда она услышала внутренний голос. Сильный, решительный, приводящий в трепет. Да, она услышала голос, о котором ей говорил Эфтаб. Он неожиданно возник у нее внутри, когда в постели Я дотронулся до нее губами. Голос появился как слепящий свет. Он шел из глубины, сообщая ей, что Я не Салим и никогда им не будет.

В ту ночь, когда, вернувшись домой, Ясмин засыпала одна в своей кровати, она решила оставить эту маленькую квартиру. Тогда она почувствовала, что полностью освободилась от воспоминаний и что она догоняет весь мир одним шагом, как хотел Салим. Чувство удовлетворенности забило в ней ярким лучом.

Когда на следующий день она стала искать новую квартиру, она начала утро, по-особому поприветствовав Эфтаба и всех жильцов, которые случайно встретились ей, даже других охранников, с которыми она так редко разговаривала. Она искренне поинтересовалась их делами. А когда один из них ей ответил, что его жена больна, она вложила ему в руку пятьсот дирхамов.

На уме у Ясмин оставался еще один неудобный вопрос, который она никак не решалась задать своему индийскому другу до самого момента отъезда. Ей показалось, что, может быть, этот вопрос совсем не важен и что Эфтаб дал ей самое главное, что нужно человеку: неумирающую надежду, все другое не так ценно.

Но вместе с тем она не переставала спрашивать себя: «Откуда идет голос, который мы слышим, из нас самих или это нечто иное, извне?». Она пыталась забыть этот вопрос, но он продолжал биться у нее в голове, как пташка в клетке. Она предположила, что голос — это и есть мы или наша совесть, что он наша человечность, выше которой однажды выросло зеленое здание, что он и есть наша воля.

Эфтаб должен был закончить свой рассказ. В последнюю их встречу она попыталась спросить лаконично, чтобы не показаться глупой: «А кому принадлежит голос?».

Торжественно и проникновенно он заявил: «Это Бог!» — и замолк, как будто это было последнее его слово.

Ясмин расставляла вещи в новом доме, когда ей позвонила подруга, чтобы договориться, где они будут отмечать ее день рождения, который будет через три дня. Ясмин ответила, что предпочитает тихое место. Подруга предложила ливанский ресторан с живой музыкой и русской танцовщицей. Ясмин ответила, что лучше отмечать в ее новой квартире. Тогда подруга выбрала ресторан одной из гостиниц на первой полосе.

Следующие два дня она не выходила из дома, пока не разобрала все свои вещи и наконец не повесила на стену часы с единственной стрелкой. Вечером она отправилась прогуляться пешком по новому району, который выходил на канал. Она здоровалась со всеми встречными кивком, как будто давно была с ними знакома. От холодного ветра ее волосы развевались. Разглядывая здания на канале, она стала пересчитывать их, потом подсчитала количество этажей в них. Вдалеке она заметила одно здание, очень похожее на ее прежний дом, потом обнаружила другое, похожее на то, которое выросло у нее за окном. «Нет… Нет. Не похоже».

Здания Дубая, одетые в стекло, неповторимы, как отпечатки пальцев. Этот город заслуживает называться музеем инженерной мысли под открытым небом. Она ушла в себя, остановилась у металлической ограды, тянущейся вдоль канала, и пробормотала: «Как здесь красиво!.. Какой красивый город!». Она вспомнила тот разговор с Эфтабом, когда он сказал, что красота города заключена в той надежде, которую он дает. Ясмин закурила и задумалась о своих надеждах и чаяниях, которые стремилась воплотить. Она переводила взгляд из далека на сигарету и обратно. Вдруг она поняла, что это первая сигарета за два дня. «Будь проклят этот банан!» — сказала она про себя, раздавила сигарету каблуком и выбросила целую пачку в мусорное ведро. На расстоянии десяти шагов от нее мужчина обнимал жену, пара любовалась проплывающей мимо яхтой. В это время за их спиной мальчик играл с собачкой. Она долго смотрела, как собака радостно прыгает перед ребенком, потом развернулась и направилась домой.

На входе в здание изумленной улыбкой ее встретил молодой охранник и сообщил ей на английском, если это был именно этот язык, что несколько минут назад ее спрашивал какой-то мужчина. Она поблагодарила, ни о чем больше не спросив, и поднялась к себе, не думая о том, кто это был.

Когда она готовила легкий ужин, больше всего думала о том, чтобы подруги не пришли к ней на день рождения. Она не хотела задувать ни три, ни тридцать свечей в присутствии многочисленной шумной компании, хотела ограничиться лишь одной свечкой и тихими посиделками в новом доме.