Первый раз они заговорили с Я об Эфтабе на одной из встреч в маленькой кофейне в Джумейра.

— Хм… Интересный человек, — в его голосе прозвучала нотка ревности.

— Великий человек! — поймала она его настроение и полчаса с восторгом рассказывала о своем индийском друге.

Он заметил:

— Ты ни о чем раньше не рассказывала с таким воодушевлением.

Не обращая внимания на его слова, она спросила:

— Ты веришь, что шанс дается не единожды?

— Я думаю, что шанс чего-то стоящего не повторяется. Посмотри вокруг: и твои друзья, и незнакомые тебе люди навсегда упустили свои шансы. А почему собственно они должны к ним вернуться еще раз? Как ты можешь верить старому индийцу, который работает за тысячу дирхамов, что шансы растут и приумножаются? Будь так, он не оставался бы работать на этой ничтожной должности.

— Но он пребывает в согласии с собой и доволен этой работой.

— Как можно быть довольным такой работой?!

— Нет недостойной работы. Просто важно принимать свое положение, быть в гармонии с самим собой. Тогда ты получишь шанс жить лучше.

И резко добавила:

— Даже тебе, может быть, и мне этого не хватает.

— Ясно, что у тебя особое отношение к нему. Можно подумать, что он действительно такой, как ты говоришь, — сказал он добродушно, смягчая ее резкость.

— Да, он такой. Такой. Если бы ты послушал его, понял, что я имею в виду.

— Хорошо, дорогая. Однако не позволяй этой теории шансов руководить своими поступками. И не принимай так важные решения.

Ясмин промолчала, ничего не ответив на его последние слова. Однако она почувствовала, как Я боится, что она примет решение отдалиться от него, посчитав, что если шанс и уйдет, то повторится.

Он через силу улыбнулся, посмотрел на нее и сказал как человек, надеющийся, что все еще можно уладить: «Да. Шанс дается не раз. Возможно, что так». Затем он добавил: «Давай сменим тему. Что думаешь по поводу поездки с компанией в пустыню? Сейчас как раз подходящая погода. Это поможет нам лучше узнать друг друга. Что скажешь?».

Ясмин посмотрела на него и только кивнула.

Под конец вечера Я первый раз сделал попытку поцеловать ее в губы. Но она отвернула лицо и ответила поцелуем в щеку.

Войдя в свое здание, она подошла к Эфтабу и посмотрела на него, прежде чем направиться к лифту. Он ничего не сказал, просто улыбнулся, однако она продолжала стоять. Вдруг она задала ему неожиданный вопрос:

— Вы буддийский монах?

Он поднялся с места, улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:

— Почему вы спрашиваете, госпожа?

— Потому что в ваших идеях есть что-то от буддизма.

— Хорошо. Будем считать, что нет.

Прежде чем она успела задать еще вопрос, он добавил:

— Религия не имеет никакого отношения к тому, что думает человек. Все мы думаем одинаково об одном и том же. Религию творит история, а не небеса. Главное, чтобы человек был чист сам по себе. А нас очищает не только религия, но и любовь. Все религии призывают к любви. Глубокая вера сильна любовью.

Она покачала головой и осталась стоять молча. Она хотела ему что-то сказать, но не решалась. Он почувствовал это, но не стал просить ее выговориться, пока она не собралась и не сказала: «Мы поссорились вчера с Я». Он никак не реагировал, и она продолжила, сглаживая события: «Ну, это была не ссора. Мы ужинали, и я сообщила ему, что его настойчивость меня пугает… Правда, его сильное желание смущает меня, даже заставляет сомневаться» — и она подняла голову, чтобы посмотреть Эфтабу в глаза: что он скажет? Однако он молчал. Она продолжила рассказывать: «Я вспомнила сказанное вами. Ваши слова о том, что вас полюбит тот, кого полюбите вы. А может ли он меня любить, а я его нет?».

— Я сказал нечто другое… Любовь так же, как ненависть, рождается от познания другого. Вас не может полюбить человек, который вас не знает. И когда вы приглашаете его познакомиться, даете ему шанс. Это значит, вы сами потом полюбите его. Но если… Но если не дадите ему шанса познать вас, ничего не произойдет. И вы будете топтаться на месте, пока не расстанетесь, а это обязательно случится.

— Я чувствую, я потерялась и не знаю, как найти дорогу.

— Ты услышишь внутренний голос, и он выведет тебя из этого лабиринта.

— Но я не слышу никакого голоса, — сказала она и с досады спрятала руки в карманы.

— Когда вы в последний раз видели фонарь? — спросил он ее.

— На днях я была очень занята, было много встреч. Вы же видели, какая усталая я возвращалась под вечер.

— Хорошо. А его уже нет.

Раскрыв рот, Ясмин выбежала из здания по направлению к тому месту, где стоял фонарь… Даже основание исчезло. Она остановилась, в ошеломлении разглядывая дыру в земле, куда он был вмонтирован. Из этого положения она увидела свое отражение в зеркале зеленого здания напротив. Она выглядела тощей, глаза потухли. Ясмин почувствовала, как вслед за фонарем и светом уходит ее имя, и, закрыв лицо руками, пробормотала: «Я не хочу потерять его снова… Не хочу забыть имя». Когда она медленно убрала руки, увидела в зеркале перед собой Я.

Она вернулась в холл в разбитом состоянии, как человек, потерявший самое дорогое. Когда она предстала перед Эфтабом, он все с той же невозмутимой улыбкой сказал: «Свет внутри вас сильнее любого другого источника».

Следующие дни Ясмин занималась скопившимися на работе делами. В глубине души она начала понимать, что состояние подъема проходит. Взявшись за сделки, она желала как можно больше из них довести до конца. Однако они уже не были целью, ради которой она растрачивала собственную жизнь.

В то утро она получила сообщение от одного из самых крупных своих партнеров с приглашением на деловой обед. Было предчувствие, что это будет не просто обед, и она ответила вежливым отказом. И с каждым разом, когда повторялись приглашения этого человека или другого, она становилась сильнее и чище внутри. На попытки их завуалированных ухаживаний она смотрела как на забавы детей, которые не знали истинных слов нежности.

Во время встречи с одним из важных клиентов она спросила себя: чем он отличается от нее и от Эфтаба? Она смотрела на него, пока он говорил, как павлин, распушивший хвост, и думала, что через несколько минут он пойдет в туалет, чтобы сделать то же, что мы все, а через некоторое время он пойдет есть так же, как все, и что ночью он будет спать, как остальные. «В чем же тогда разница?» — подумала она, слушая его льстивую речь. Вдруг перед ней в ряд легли три мобильных телефона, один из которых был с корпусом из чистого золота. Она уже не слушала ни что говорил этот богач, ни что он хотел купить, ни что желал обсуждать. Она уже не обращала внимания на всю роскошь, ей вообще стало все равно, что творилось вокруг, не видела, что за человек сидел перед ней.

Ей было не интересно, к какому сословию принадлежит человек, которого она видела перед собой, и какую религию он исповедует, какого цвета его кожа и какова его национальность, что принадлежит ему, а что нет. Ее взгляд на ситуацию менялся.

Когда она вспомнила всех клиентов, которые проходили через ее офис, она усмехнулась тому, как изображала поддельный интерес к их историям, до которых ей не было дела. Она представила саму себя девочкой, выслушивающей комплименты людей, не видящих перед собой ничего, кроме денежной купюры или тела, которое избавит их от скуки и грусти. Какое-то время она плыла по волнам этого лицемерия. Но картина менялась. Никто не становился ближе или удалялся от нее, только увеличивалась ценность ее жизни, человеческая ценность, только человеческая. Это объясняло, почему она так быстро сблизилась с Эфтабом, простым индийским охранником, а также, пусть и крайне осмотрительно, с новым возлюбленным Я.

По пути в пустыню, куда они утром отправились с Я, она очень внимательно смотрела на него, как он вел машину по дороге, идущей параллельно горной цепи к северу от Дубая. Горы вдалеке приближались, а очертания города исчезали позади. На повороте машина заревела, преодолевая небольшой песчаный бархан.