Иногда госпожа Хорибе угощала нас печеньями и шоколадом, которые присылали ей родители, или делилась овощами из огорода свекрови своей кузины. Юкио радовался. Сладости тогда было трудно достать. Он думал, что наша соседка очень щедрая. Но на самом деле ей просто хотелось поболтать со мной, хотя она и презирала мое прошлое. В Нагасаки у нее не было подруг, и она постоянно злословила: «Не понимаю диалекта этой деревенщины. И даже не собираюсь учить их отвратительный язык. Хочу вернуться в Токио как можно скорее. Вообще-то мой муж приехал сюда, только чтобы проверить уровень исследований в филиале. Если все в порядке, мы не станем дожидаться возвращения вашего мужа».

Помимо пустых разговоров с госпожой Хорибе, меня беспокоило еще и другое. Юкио начал ходить к соседям! «Мама, господин Хорибе пригласил меня поиграть в го». «Мама, завтра господин Хорибе возьмет меня с собой в лабораторию и покажет опыты». «Мама, господин Хорибе дал мне почитать научные книги». При словах «господин Хорибе» я готова была провалиться под землю. Мне не хотелось, чтобы Юкио близко с ним общался, но я не могла запретить ему ходить к соседям. Оставалось только терпеть и успокаивать себя: «Полгода пролетит быстро».

О Юкико Юкио ничего не говорил. Правда, один раз сказал, что она показалась ему нелюдимой. Я никогда не видела их вместе. И всегда думала, что Юкико воспитанная и скромная девочка. У нее были чистые, ясные глаза. В отличие от матери, она не сорила словами. Я заметила, что она сильно привязана к отцу. Мне случалось видеть, как они разговаривают и смеются. Чертами лица Юкико походила на него даже больше, чем в детстве. «Папа! Подожди меня». Слыша ее нежный голос, я вспоминала то время, когда Юкио играл с ней в парке. Он говорил мне: «Она добрая. Мне она очень нравится!» Как и Юкио, ей исполнилось четырнадцать лет. Сказать по правде, я была рада снова увидеть Юкико после стольких лет. Интересно, помнила ли она еще про хамагури, которое подарила в Токио своему «другу»?

Сердце мое сжималось, когда я думала про Юкио: он не знал, что господин Хорибе и Юкико — это «Одзисан» и его «подруга» из Токио.

* * *

Это случилось в конце лета. Прошло три месяца после отъезда моего мужа.

Утром я подметала дорожку перед домом. Было тихо. Все ушли: Юкио и Юкико в школу, господин Хорибе на работу. Его жена только что отправилась в центр города за покупками и повидать кузину. Я не проявляла любопытства к ее личной жизни, однако каждый раз, выходя из дома, она рассказывала мне, куда собралась и когда вернется, и просила сообщить ей, если около дома появятся незнакомые люди. Она думала, в деревне есть воры. «Мы для них йосомоно. Нужно быть осторожнее», — говорила она. Но я в это не верила. Я никогда не сталкивалась с подобными неприятностями. И радовалась, что она уходит.

Потом я вернулась в дом. Убираясь на кухне, я услышала стук в дверь. Я спустилась и открыла. Господин Хорибе! От растерянности я не могла вымолвить ни слова. Он пристально смотрел на меня.

— Вы не пошли в лабораторию? — пробормотала я.

С тех пор как они переехали, я с ним еще ни разу не разговаривала.

— Я пойду туда после обеда, — ответил он.

Я поклонилась:

— Вы так внимательны к моему сыну. Спасибо.

— Эти церемонии ни к чему, — сказал он, — ведь это и мой сын тоже!

Я молчала. Он протянул мне банку, на дне которой были листья. Я посмотрела ему в лицо. Он улыбнулся:

— Это тебе. Вчера вечером на берегу ручья я поймал светлячка. Лето почти закончилось. Это один из последних.

Его подарок меня удивил, напомнив о самом первом вечере, когда он пришел ко мне в Токио.

— Спасибо, — сказала я. — Только сейчас у меня много дел, простите.

И попыталась закрыть дверь. Но вдруг он схватил меня за плечи и втолкнул в дом. Растерявшись, я прошептала:

— Отпустите меня!

Он разжал пальцы.

— Послушай, — начал он, — хочу кое-что напомнить тебе о нашем прошлом.

— Не беспокойтесь, — перебила я его. — Никто ничего не знает.

— Да я не об этом, Марико!

— Тогда что же вы собирались мне сказать?

— Я сожалею, что женился. Когда ты уехала из Нагасаки, я понял, как сильно люблю тебя.

Я пробормотала в изумлении:

— Зачем говорить все это теперь?

Он не ответил. Потом вдруг запер дверь на засов. Я перепугалась:

— Вы не имеете права. Это мой дом!

Я попыталась поднять засов. Но господин Хорибе схватил меня за руку и крепко прижал к своей груди. Я хотела вырваться, повторяя:

— Отпустите меня!

Однако на этот раз он не отпустил. Выбившись из сил, я смирилась. Его грубость поразила меня. Он молчал. Парализованная его силой, я ощущала едва уловимый запах лекарств, исходивший от его летней рубашки.

— Как же я скучал по тебе!

Вдруг он начал целовать меня, точно безумный. Я видела, как на глазах его блеснули слезы. От изумления я даже не могла пошевельнуться. Расстегнув мне блузку, он начал гладить мою грудь. И воскликнул, сняв с меня всю одежду:

— Ты прекрасна, и твоя кожа все такая же гладкая! Твое тело принадлежит мне!

Он уложил меня на татами. Я закрыла глаза. Его пальцы скользили по моим грудям, по животу, ногам… Он делал все так же, как прежде. Мое тело отзывалось на прикосновение его рук.

— Прошу тебя, — сказал он нежно, — позволь мне ласкать твое тело, пока не вернется твой муж. Ты же знаешь, через три месяца я уеду в Токио. И оставлю тебя в покое.

После десяти лет перерыва мы стали встречаться снова.

Разумеется, при мыслях о муже на душе у меня становилось тяжело, ведь он заботился обо мне — а теперь он был так далеко на службе у японской армии. Я знала, что стану горько сожалеть о своей измене. Но я не смогла устоять перед напором страсти господина Хорибе, знавшего мое тело лучше, чем кто-либо. Увидев у него на глазах слезы, я поверила, что он меня по-прежнему любит. И не сомневалась, что потом ничего подобного не повторится.

* * *

Прошло полгода, однако мой муж все не возвращался в Нагасаки. Он прислал неожиданное известие: ему придется остаться в Маньчжурии на более долгий срок, и он не знает, когда закончится командировка. В замешательстве я рассказала об этом господину Хорибе. Он только ответил: «Очередной приказ из армии. Нужно подчиняться».

Истекло еще несколько месяцев. Наступил 1945 год. Война продолжалась. Япония терпела поражения на всех фронтах. В школах отменили занятия. Юкио и Юкико отправили работать на завод, который обслуживал нужды армии.

В феврале перестали приходить письма от мужа. Это меня обеспокоило: раньше он писал каждые две недели. В начале марта из лаборатории Нагасаки сообщили страшную весть: «Ваш муж пропал без вести». Меня охватил ужас. «Пропал без вести? Как так?» Потом стали ходить слухи, будто мой муж принимал участие в деятельности коммунистической партии. Я не верила собственным ушам.

В отчаянии я спросила у господина Хорибе, что мне делать. «Не волнуйся, — сказал он. — В больнице, где работал твой муж, у меня есть знакомый начальник. Попытаюсь связаться с ним. По крайней мере, узнаем правду».

Однажды вечером ко мне зашла госпожа Хорибе. В глазах ее была тревога. Сначала я даже подумала, что она узнала о моих отношениях с ее мужем. «Юкио сегодня вызывали на допрос в полицию», — сказала она. Я перепугалась. Она объяснила, что кто-то из рабочих завода донес, будто Юкио состоял в членах коммунистической партии, как и его отец. «Не может этого быть!» — воскликнула я. «Знаю, — ответила госпожа Хорибе. — Муж уже пошел за ним: Юкио дал полицейским номер телефона лаборатории и назвал фамилию моего мужа. Не беспокойтесь. Муж пользуется здесь уважением. Он скоро приведет вашего сына».

Потом мне перестали выплачивать жалованье мужа. Меня охватила паника. Нужно было платить за жилье и покупать продукты. Наших сбережений надолго бы не хватило. Я собралась искать работу. «Но что я умею делать?» Выйдя замуж, я нигде не работала. Занималась только шитьем. Я попыталась устроиться на один из заводов, где шили военную форму. Однако все места были заняты молодыми студентками.