О чем думает полицмейстер Риггерт фон Хаартман в этот момент? Давайте просто опишем его как есть: сидящим за столом в рабочем кабинете, готовым отправить по электронной почте предварительный рапорт о новых трупах в полицейский отдел областного управления — сколько таких рапортов он уже успел послать?

Электронное оборудование дает нам возможность перехватывать и читать сообщения внутри локальной сети полиции, хотя подобные действия противоправны и автора могут обвинить в незаконном овладении шифрованными данными. А вот мысли полицмейстера Риггерта фон Хаартмана мы не в состоянии уловить ни электронными, ни какими бы то ни было иными средствами. Мы не можем заглянуть внутрь через его глаза. Мы не можем увидеть образы, хранящиеся в коре его головного мозга.

Мы можем лишь описать его внешность — например, можем сказать: под глазами у него легли тени. Веки припухли. Губы обмякли. Он трет переносицу большим и указательным пальцами.

— Хотел бы я, чтобы ты была здесь, Элисабет, — еле слышно шепчет он.

С эпической точки зрения мы оказались в непростом положении. Придется обратиться к Янне Почтальону, чтобы он помог нам продолжить повествование.

— А что мне за это будет? — хитро ухмыляясь, спрашивает Янне.

Он сидит на своей кухоньке, разувшись и расстегнув рубашку, пьет травяной чай и грызет ячневые сухари. На кухне чисто и аккуратно, как в поликлинике: в раковине нет тарелок и приборов с засохшими остатками еды, сама раковина из нержавейки протерта, на кафельной стене — ни единого пятнышка. Конфорки электроплиты чистые. Банки с пряностями стоят в ряд на полке над плитой. На крючке висят разделочная доска и пара вязанных крючком прихваток. Микроволновка сверкает чистотой.

На кухонном столе лежат заранее приготовленные орудия преступления: хлопчатобумажные перчатки, острый нож и пинцет. На плите кипит чайник.

— Ты же знаешь, Янне, что с нами бесполезно договариваться о вознаграждении, — отвечает автор на его вопрос.

Янне грызет сухарь, твердые крошки хрустят на зубах, как песок в бетономешалке. Видно, что пережевывает он не только сухарь. Янне проглатывает и запивает чаем.

— Вам можно доверить тайну?

— Конечно, — охотно отзывается автор.

— Дело, значит, такое. Я мужчина в самом расцвете сил, здоровый, мощный, и в рабочем состоянии. Но вот какая беда: я еще никогда не был с женщиной. И не то чтоб мне не хотелось. Я не такой!..То есть женщин я люблю. Так что дело тут такое… не могли б вы женщину мне достать? Вы ж писатели и прочее…

— К сожалению, это не так-то просто…

— Та, которая за полицмейстером была, например: лучше бабы и не сыщешь, и блондинка, и красотка, и ой-ой-ой! Такая бы подошла…

— Нет, нет, это совершенно невозможно!

— Ну а девочка, которая у Юдит?

— Ей всего семнадцать, если не ошибаюсь.

— И что? По закону можно.

—  Янне!

Чайник на плите заводит свою визгливую песню. Бормоча себе под нос, Янне просматривает исходящую почту, разложенную на столе. Писем немного — Янне жалуется, что островитяне все меньше пишут, у всех есть телефоны и компьютеры, и что же будет с почтой? — да и те вряд ли дадут нам новый материал для повествования. Но Янне их все же просмотрит, и это займет какое-то время. Пока он занят нарушением тайны переписки, мы развлечем себя рассказом — рассказом о чудесном спасении, о том, как опасно выходить на тонкий лед и о двух парах финских санок, навсегда оставшихся рядом друг с другом на морском дне.

— Нашли о чем рассказывать! — фыркает Янне, привычным жестом подставляя конверт под струю пара.

Янне Почтальон унаследовал имя и профессию от отца. Юхан Стюрис-старший был известен как последний настоящий служитель почты на юго-западном архипелаге, надежный и несгибаемый. Все ему было нипочем: непогода, туман, ледовое крошево на море и прочие выходки природы, затрудняющие доставку корреспонденции. Письма, посылки, извещения и прочие верно адресованные и франкированные отправления без лишних промедлений должны быть доставлены адресату, как предписано в служебной инструкции Почтово-телеграфного управления. Янне Почтальон-старший безоговорочно следовал этим предписаниям. Он был государственным служащим и потому ставил себя выше простых смертных. Над ними были лишь Бог и закон. Над Янне — еще и Почтовый устав.

Ничто не могло быть важнее устава, даже сама жизнь.

Пока не начался отток постоянного населения с крайних шхер и не были запущены паромы, почтальоны отвечали за регулярное сообщение между островами. Участки работы были обширны, в том числе и участок Янне Почтальона-старшего: Фагерё, Лемлут, Бусё и остальные острова Гуннарсхольмарна до самого Дёмашера и прочих населенных шхер на самом краю архипелага. Три раза в неделю Янне-старший выходил на маршрут доставки почты. Работа была тяжкой, порой даже опасной для жизни.

Больше всего страху Янне-старший натерпелся, когда его лодка перевернулась возле Дёмашера ветреным, черным декабрьским вечером. Усилием воли он вырвался из ледяных объятий моря и забрался на жалкий каменный островок, который захлестывали волны со стороны открытого залива Квигхаруфьерден. Поднявшись на ноги, Янне с ужасом обнаружил, что водонепроницаемой сумки с почтой нет рядом. Она качалась на волнах неподалеку. Не раздумывая, Янне бросился обратно в море, чтобы достать ее.

Самым странным было то, что Янне так и не научился плавать. Каким-то образом он справлялся с работой и без этого.

Янне выдохнул и огляделся по сторонам, оценивая свое положение.

А положение было не особо блестящим.

На Дёмашере жили люди: Сюльвиус Андерсон, его супруга Аманда и шестеро детей. Однако до Дёмашера было не меньше морской мили, и Янне Почтальон понимал, что звать на помощь сквозь шум волн и завывания ветра бесполезно. Оставалось лишь продержаться до рассвета в надежде, что кто-то из жителей острова заметит его, осматривая окрестности. А еще Янне понимал, что надо все время двигаться: при температуре воздуха ниже нуля и сильном ветре одежда за несколько минут превратилась в ледяные доспехи.

Мужичок послабее сдался бы, но не Янне Почтальон-старший. Дома на Фагерё его ждали жена и новорожденный сын. Янне не собирался закончить свои дни на жалком островке в заливе Квигхаруфьерден.

Так что он принялся ходить по острову. Обняв покрепче сумку, Янне шагал по обледенелым камням. Восемьдесят четыре шага — и он в исходной точке. Десять кругов по часовой стрелке, остановка, против часовой стрелки — как это ни странно, в обратном направлении путь составил восемьдесят семь шагов. Ступни немели от холода. Бедра немели. Пах немел.

Но Янне продолжал идти, круг за кругом, обхватив примерзшую к одежде сумку.

Янне не закрывал рта. Впрочем, он не молил Спасителя и не пел псалмов, как делал бы иной на его месте. Нет, в распоряжении у Янне были слова посильнее молитвенных.

Ближе к рассвету ветер сменил направление на юго-западное и притих. Воздух наполнился густым сырым туманом.

Янне ходил по островку, окоченевший, еле живой. И губы его не замирали ни на минуту, двигаясь сами по себе.

Когда этот декабрьский день подошел к концу и туман рассеялся в темноте, Сюльвиус с Дёмашера решил спустить лодку на воду и проверить, что сталось с сетями после бури. Вместе с ним в лодку села жена. Приближаясь к каменному островку Янне, они услышали сиплый голос, доносящийся из дымки: «…если верно франкированное отправление адресовано лицу, чье место жительства позволяет без промедления и отклонения от обычного маршрута доставить отправление адресату, доставка должна быть осуществлена в соответствии с предписанным порядком».

Вначале Сюльвиус решил, что слышит голос русалки, а то и самого морского черта.

— Брось, станет русалка или черт такую чушь нести! — возразила супруга, женщина здравомыслящая и разумная. — Греби туда, поглядим.