В дверь постучали, и к нему в дом ворвался Вилли Тил. Матт, господи боже, что ты делаешь! Тонкая рука легла ему на плечи. Они стояли на крыльце, он положил голову Тилу на грудь, опустив пистолет. Мгновение прошло, порыв прошел.

Спрашивайте, док.

Ханна Нортир, не глядя на него, что–то быстро писала в проклятом личном деле. Яуберту хотелось выхватить папку и прочесть, что она пишет. Посмотрим, что на уме у нашего умного доктора.

— А рапорт на вас? — Она снова заговорила тихо, как в предыдущие разы, веселость куда–то исчезла, растворилась в черной туче, которая была Маттом Яубертом, единственной на свете умной черной туче, которая отбрасывает тень на все, к чему приближается, которая закрывает собой солнце, подавляет смех.

— Ван дер Вейвер, тот самый сержант, который был со мной в Пэроу, остался недоволен приговором. Решил, что наказание недостаточно суровое. Он сказал, что я подверг опасности жизнь других людей. Подговорил остальных. По сути, он был прав. Они пошли с рапортом к Тилу, моему командиру. Тил сказал, что со мной все в порядке, а они слишком спешат. Тогда они написали жалобу, направили ее самому окружному комиссару; они считали, что сплоченность — основа полиции. Мой отец настиг меня из могилы. После смерти дал мне то, чего не мог дать при жизни. Странно, правда, Ханна?

Он впервые назвал ее по имени, без уважительного «доктор». Ну и пусть. Сегодня она могла бы отнестись к нему гуманнее. Могла бы обсудить с ним другое, всякие мелочи, потому что он собирается с духом. Я очень стараюсь собраться с духом, Ханна, а ты опять бередишь старые раны. Но я не псих, док, я поправлюсь, обещаю, завтра вечером я буду в полном порядке.

Она высморкалась. Только тут Яуберт заметил, что она плачет. Он привстал.

— Жизнь — странная штука, — сказала она вполне спокойно. — На сегодня достаточно.

Тут он понял, что тронул ее. Интересно, чем? И что все это значит?

Как только Янек Милош открыл дверь, Гриссел сразу понял: он!

— Тот самый нос, — вырвалось у него.

Милош повернулся и побежал. Выругавшись, Гриссел бросился за ним. Если не схватит мерзавца сразу же, все пропало. Метров через сто или даже меньше он выдохнется и уже не догонит беглеца.

Милош на бегу захлопывал за собой двери, но дверь черного хода оказалась заперта, а он в спешке никак не мог попасть ключом в замок. Гриссел толкнул его плечом. Милош отлетел к стене. Послышался глухой удар, беглец громко ахнул. Гриссел толкнул его на пол, навалившись на спину коленом, прижимая его к полу. Он выкрутил ему руку и завел повыше, к шее. Наручники на правую руку. Щелк! Схватил за другую руку. Щелк!

— Здравствуй, солнышко, — сказал Гриссел и чмокнул Янека Милоша в лысый затылок.

— Если ты не подашь в суд на «Аргус», это сделаю я, — сказала по телефону мать Маргарет Уоллес. Ее голос звенел от волнения.

— Почему, мама?

— Даже говорить не хочу. Они напечатали ужасную ложь!

— Мама, да в чем дело?

— Ты расстроишься.

— Мама, прошу тебя!

— Они пишут… Боже, милая, они нагло лгут! Просто я так… так…

— Мама! — отчаянно вскричала Маргарет.

— Они пишут, в тот день, когда Джимми… когда Джимми погиб, он был… с другой женщиной!

— Вы просто издеваетесь надо мной! — Начальник уголовного розыска расхаживал взад и вперед по конференц–залу. — Министр рвет и мечет, а вы говорите, что по–прежнему ничего не знаете! В прицепе проповедника нашли сорок тысяч рандов — ну и что? По субботам он отвозил выручку в банк. Он основал секту, но родственники других жертв никогда о такой не слышали! — Он остановился и смерил де Вита и Яуберта грозным взглядом. — Значит, вы все–таки издеваетесь!

Оба смотрели в пол.

— Вы хоть представляете, как на нас давят сверху?! Генерал так напуган, что не подходит к телефону, а мне пришлось сбежать из собственного кабинета, потому что на улице окопались газетчики! Эти сволочи повсюду пролезут! Только что караульный буквально вырвал меня из когтей стервятников! А вы по–прежнему ничего не знаете! — Начальник уголовного розыска снова забегал по залу, размахивая руками. Лицо у него побагровело, на шее вздулись жилы. — Министр говорит, что мы сделались посмешищем для всего мира. Мы, простые буры, настолько тупы, что приходится присылать к нам на помощь ясновидящую! Кстати, кто это придумал? У вас есть список людей, которых собирается убить мерзавец, но жертвы продолжают умирать как мухи! А вы радуетесь, потому что список заканчивается! — Бригадир лягнул ногой стул. Стул упал, задел стену, отскочил, звякнул об пол. — Никто ничего не хочет сказать?

— Бригадир, — начал де Вит, смущенно и криво улыбаясь.

— Нечего подлизываться! За сорок лет службы я ни разу еще не сталкивался с такими тупыми подчиненными! По–моему, вы не способны выловить и дохлого кузнечика из банки варенья! Чего еще вы ждете от маньяка? Чтобы он, мать его так и растак, вошел сюда, разбил свой вонючий маузер об стенку и сказал: «Поймайте меня, пожалуйста»? К вашим услугам все, что только пожелаете! Весь личный состав! Что еще мы должны сделать? Привлечь людей из соседней провинции, из Гаутенга? А как насчет армии? Давайте и их вызовем, и танки, и самолеты, и военно–морской флот, будь он неладен! Да что там! И китайцев позовем в помощь, у них ведь полным–полно ясновидящих и колдунов, чтоб им провалиться! И японцев тоже. И из Голливуда пускай приедут, снимут вас в кино. Кстати, только их камер здесь и не хватает! — О стену полетел другой стул. — Господи боже!

Де Вит, Яуберт, Петерсен, О'Грейди, Сниман и Фос не поднимали головы.

Начальник уголовного розыска размахивал руками; казалось, от гнева он лишился дара речи.

Открылась дверь, и на пороге показался довольный Гриссел.

— Дамы и господа! — весело объявил он. — Позвольте представить: Хамелеон. Он же Солнышко! — Ухватив подозреваемого за рубашку, он втащил его в зал.

39

— 10 января, 19:17. Допрос подозреваемого по делу два дробь один дробь пять дробь четырнадцать. Отдел убийств и ограблений, Бельвиль. Допрос ведет сержант уголовного розыска Бенджамин Гриссел. Присутствуют: полковник Барт де Вит, капитан Матт Яуберт, капитан Герри… то есть…

— Гербранд.

— Капитан Гербранд Фос. Первый вопрос к подозреваемому. Назовите ваше полное имя.

— Янек Вацлав Милош.

— Национальность?

— Эскимос. Сами слышите. Я прекрасно говорю по–эскимосски.

— Национальность?

— Южноафриканец.

— Номер удостоверения личности?

— Пятьсот девяносто пять пять один два семь ноль ноль один.

— Адрес?

— Пайнлендс, Айрис–авеню, семнадцать.

— Вы осведомлены о том, что имеете право пригласить адвоката. Если у вас нет своего адвоката или вы не можете воспользоваться услугами платного адвоката, вы получаете право пригласить государственного защитника. Вы имеете право в любое время просить помощи государственного защитника, после чего дело будет рассмотрено окружным судом или судом высшей инстанции…

— Избавьте меня от этого. Мне не нужен защитник.

— Он вам пригодится. Вы обвиняетесь в вооруженном ограблении, Вацлав.

— Пушка была игрушечная.

— Пистолет.

— Все равно.

— Вы признаете, что отвечаете на вопросы добровольно, без какого–либо принуждения или давления со стороны представителей полиции Южной Африки…

— Южно–Африканской полицейской службы.

— Извините, полковник. Без какого–либо принуждения или давления со стороны представителей Южно–Африканской полицейской службы?

— Да.

— Почему у вас такая фамилия?

— Старая, почтенная эскимосская фамилия.

— А вы шутник, Вацлав.

— Ладно, ладно. Мой отец был поляк.

— А мать из африканерской семьи?

Молчание.

— Будете говорить? Допрос записывается на пленку.

— Да. При чем тут происхождение моих родителей?

— Профессия?

— Домохозяйка.

— Нет, ваша профессия.

— Я гример. Работаю вне штата.