«Не думайте, что Босния…» *
Не думайте, что Босния
Пришита Франц-Иосифом
Для пользы хитрой Австрии…
Я тоже думал так.
Но Франц-Иосиф грамотно,
Умно и убедительно
В рескрипте доказал,
Что Босния захвачена
Невиннейшею Австрией
Для пользы… той же Боснии.
Знакомые слова!
А чтоб она не плакала
От этой эволюции,
Сошьют ей конституцию
Из стареньких штанов,
Штанов, кругом заплатанных,
Запятнанных, захватанных,
Штанов, совсем изношенных
И лишь недавно сброшенных
В австрийской стороне.
ПЕРЕД НАЧАЛОМ ДУМСКИХ ИГР *
(Беспартийная элегия)
Теперь, когда прошла предвыборная свалка,
Осмелюсь беспартийный голос мой поднять:
Избранников кадет до крупных слез мне жалко…
Позвольте мне над ними порыдать!
Они, как девушки среди бродяг вертепа,
Краснея и стыдясь, потупят глазки вниз,
Молчать нельзя, а говорить нелепо,
В сердцах подмок предвыборный девиз.
Они — три лебедя (а октябристы — раки,
Союзники же — щуки без зубов)…
Впрягаться ль в воз? Измажешь только фраки,
Натрешь плечо и перепортишь кровь.
Три девушки исправят ли ватагу
Хозяйских псов, косясь на кабинет?
О нет! О нет! Сочувственную влагу
Я лью в унынии и повторяю: «Нет».
А вы, бесстыдники, бездушные кадеты,
Зачем послали в Думу «малых сих»?
Они чрез месяц исхудают, как скелеты,
И будут ручки кресел грызть своих.
О, лучше б дома пить им чай с лимоном,
Мечтать о Лондоне, читать родную «Речь»,
Чем, оглушаясь хомяковским звоном,
Следить за ритмом министерских плеч!
Чт о имсказать, когда такая пушка,
Как Родичев, и тот умолк давно?
Лишь Маклаков порою, как кукушка,
Снесет яйцо. Кому — не все ль равно?
На днях опять начнется перепалка,
И воз вперед не двинется опять…
Избранников кадет до крупных слез мне жалко:
Их — раки с щуками потащут с возом вспять.
ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС *
Не один, но четыре еврейских вопроса!
Для господ шулеров и кокоток пера,
Для зверей, у которых на сердце кора,
Для голодных шпионов с душою барбоса
Вопрос разрешен лезвием топора:
«Избивайте евреев! Они — кровопийцы.
Кто Россию к разгрому привел? Не жиды ль?
Мы сотрем это племя в вонючую пыль.
Паразиты! Собаки! Иуды! Убийцы!»
Вот вам первая темная быль.
Для других вопрос еврейский —
Пятки чешущий вопрос:
Чужд им пафос полицейский,
Люб с горбинкой жирный нос,
Гершка, Сруль, «свиное ухо» —
Столь желанные для слуха!
Пейсы, фалдочки капотов,
Пара сочных анекдотов:
Как в вагоне, у дверей
В лапсердаке стал еврей,
Как комично он молился,
Как на голову свалился
С полки грязный чемодан —
Из свиной, конечно, кожи…
Для всех, кто носит имя человека,
Вопрос решен от века и на век —
Нет иудея, финна, негра, грека,
Есть только человек.
У все, кто носит имя человека,
И был, и будет жгучий стыд за тех,
Кто в темной чаще заливал просеки
Кровавой грязью, под безумный смех…
Но чт о — вопрос еврейский для еврея?
Такой позор, проклятье и разгром,
Что я его коснуться не посмею
Своим отравленным пером…
ЮДОФОБЫ *
Они совершают веселые рейсы
По старым клоакам оплаченной лжи;
«Жиды и жидовки… Цыбуля и пейсы…
Спасайте Россию! Точите ножи!»
Надевши перчатки и нос зажимая,
(Блевотины их не выносит мой нос),
Прошу вас ответить без брани и лая
На мой бесполезный, но ясный вопрос:
Не так ли: вы чище январских сугробов,
И мудрость сочится из ваших голов,—
Тогда отчего же из ста юдофобов
Полсотни мерзавцев, полсотни ослов?
V
УСТАРЕЛЫЙ *
Китти, кис, сними же шляпку,
Распусти свою косу.
Я возьму тебя в охапку,
На кушетку понесу…
Лжет Кузмин, и лжет Каменский,
Арцыбашев и Бальмонт —
Чист и нежен взор твой женский,
Как апрельский горизонт.
Демон страсти спрятал рожки,
Я гляжу в твои уста,
Глажу маленькие ножки,
Но любовь моя чиста.
Если ж что-нибудь случится
(В этом деле — кто пророк?) —
Пусть мой котик не стыдится
И не смотрит в потолок.
Об одном прошу немало
Со слезами на глазах:
Не описывай финала
Ни в рассказах, ни в стихах!