Я и девочки-эстонки

Притащили тростника.

Средь прибрежного песка

Вдруг дымок завился тонкий.

Вал гудел, как сто фаготов,

Ветер пел на все лады.

Мыв жестянку из-под шпротов

Молча налили воды.

Ожидали, не мигая,

Замирая от тоски.

Вдруг в воде, шипя у края,

Заплясали пузырьки!

Почему событье это

Так обрадовало нас?

Фея северного лета,

Это, друг мой, суп для вас!

Трясогузка по соседству

По песку гуляла всласть…

Разве можно здесь не впасть

Под напевы моря в детство?

За сизо-матовой капустой

Сквозные зонтики укропа.

А там вдали, — где небо пусто,—

Маячит яблоня-растрепа.

Гигантский лук напряг все силы

И поднял семена в коронке.

Кругом забор, седой и хилый.

Малина вяло спит в сторонке.

Кусты крыжовника завяли,

На листьях — ржа и паутина.

Как предосенний дух печали,

Дрожит над банею осина.

Но огород еще бодрее

И гуще, и щедрей, чем летом.

Смотри! Петрушки и порей

Как будто созданы поэтом…

Хмель вполз по кольям пышной сеткой

И свесил гроздья светлых шишек.

И там, и там — под каждой веткой

Широкий радостный излишек.

Земля влажна и отдыхает.

Поникли мокрые травинки,

И воздух кротко подымает

К немому небу паутинки.

А здесь, у ног, лопух дырявый

Раскинул плащ в зеленой дреме…

Срываю огурец шершавый

И подношу к ноздрям в истоме.

             Вечер. Ивы потемнели.

             За стволами сталь речонки.

             Словно пьяные газели,

             Из воды бегут девчонки.

             Хохот звонкий.

             Лунный свет на белом теле.

             Треск коряг…

Опустив глаза к дороге, ускоряю тихий шаг.

             Наклонясь к земле стыдливо,

             Мчатся к вороху одежи

             И, смеясь, кричат визгливо…

             Что им сумрачный прохожий?

             Тени строже.

             Жабы щелкают ревниво.

             Спит село.

Темный путь всползает в гору, поворот — и все ушло.

Белеют хаты в молочно-бледном рассвете.

Дорога мягко качает наш экипаж.

Мы едем в город, вспоминая безмолвно о лете…

Скрипят рессоры и сонно бормочет багаж.

Зеленый лес и тихие долы — не мифы:

Мы бегали в рощах, лежали на влажной траве,

На даль, залитую солнцем, с кургана, как скифы,

Смотрели, вверяясь далекой немой синеве…

Мы едем в город. Опять углы и гардины,

Снег за окном, книги и мутные дни —

А здесь по бокам дрожат вдоль плетней георгины,

И синие сливы тонут в зеленой тени…

Мой друг, не вздыхайте — здесь тоже не лучше зимою:

Снега, почерневшие ивы, водка и сон.

Никто не придет… Разве нищая баба с клюкою

Спугнет у крыльца хоровод продрогших ворон.

Скрипят рессоры… Качаются потные кони.

Дорога и холм спускаются к сонной реке.

Как сладко жить! Выходит солнце в короне,

И тени листьев бегут по вашей руке.

Еле тлеет погасший костер.

Пепел в пальцах так мягко пушится.

Много странного в сердце таится

И, волнуясь, спешит на простор.

Вдоль опушки сереют осины.

За сквозистою рябью стволов

Чуть белеют курчавые спины

И метелки овечьих голов.

Деревенская детская банда

Чинно села вокруг пастуха

И горит, как цветная гирлянда,

На желтеющей зелени мха.

Сам старик — сед и важен. Так надо…

И пастух, и деревья, и я,

И притихшие дети, и стадо…

Где же мудрый пророк Илия?..

Из-за туч, словно веер из меди,

Брызнул огненный сноп и погас.

Вы ошиблись, прекрасная леди,—

Можно жить на земле и без вас!

           Ветер с визгом крадется за полость.

Закрутился снежный океан.

Желтым глазом замигала волость

И нырнула в глубину полян.

           Я согрелся в складках волчьей шубы,

Как детеныш в сумке кенгуру,

Только вихрь, взвевая к небу клубы,

Обжигает щеки на юру…

           О зима, холодный лебедь белый,

Тихий праздник девственных пространств!

Промелькнул лесок заиндевелый,

Весь в дыму таинственных убранств.

           Черный конь встречает ветер грудью,

Молчаливый кучер весь осел…

Отдаюсь просторам и безлюдью

И ударам острых снежных стрел.