— А где все? — спросила Коннора женщина в шляпке с цветком.
Он улыбнулся.
— Я полагаю, на пляже. В свободное время вы тоже не откажетесь пойти туда.
Мы прошли мимо открытого навеса. Под натянутой крышей четыре дородные женщины склонились над кипящим котлом. Они повернули потные лица в нашу сторону и прокричали: «Ура!» Улыбались они радушно, но их приветствие пробудило во мне тоску по дому. Господи, куда меня занесло?
Капитан Коннор вывел нас на площадь посреди палаточного города. Он взошел на деревянные подмостки, а мы, сидя под палящим солнцем, принялись слушать его наставления. Он рассказал, что лагерь поделен на секторы, в каждом есть общественная столовая и душевая. Во главе сектора стоит свой начальник. Наша территория выходила к заросшему ущелью — «неблагоприятное месторасположение с точки зрения безопасности и возможных встреч с дикими животными», — поэтому нашей первейшей задачей будет расчистка ущелья. У меня так сильно пульсировала кровь в висках, что я почти не слышала, что капитан говорил об ужасных ядовитых змеях и пиратах, которые по ночам выходят из джунглей, вооруженные боло [8], и уже ограбили трех человек.
Одиноких женщин обычно селили в двухместные палатки, по из-за близости к джунглям в нашем секторе в одну палатку селили по четыре, а то и по шесть женщин. Меня определили в палатку, где жили три молодые девушки из деревни близ Циндао, которые приплыли на остров еще раньше на «Кристобале». Их звали Нина, Галина и Людмила. Они не были похожи на шанхайских девушек: крепкие, розовощекие, веселые. Они помогли мне принести чемодан и показали, где выдают постельное белье.
— Ты слишком молода, чтобы быть здесь одной. Сколько тебе лет? — поинтересовалась Людмила.
— Двадцать один, — солгала я.
Они удивились, но ничего не заподозрили. Именно в тот момент я решила, что никогда не буду рассказывать о своем прошлом. Это было слишком больно. О матери я могла говорить потому что ее мне нечего было стыдиться, но о Дмитрии не хотелось даже вспоминать. Я мысленно представила, как Дэн Ричардс, оформляя мои документы на выезд из Шанхая, зачеркнул фамилию «Любенская» и написал мою девичью фамилию «Козлова».
— Поверь, — сказал он. — Настанет день, когда ты будешь рада, что не носишь фамилию мужа.
Мне на самом деле хотелось освободиться от нее.
— А чем ты занималась в Шанхае? — поинтересовалась Нина.
Немного помолчав, я ответила:
— Работала гувернанткой. При детях американского дипломата.
— Неплохая одежда для гувернантки, — заметила Галина, которая сидела на полу, поджав под себя ноги и наблюдая, как я распаковываю вещи. Она прикоснулась к зеленому чонсэму, краешек которого выглядывал из чемодана. Заправляя края простыни под матрац, я обронила:
— В мои обязанности также входило помогать встречать гостей.
Но, судя по совершенно невинному выражению лица Галины, за ее замечанием не стояло никакого подвоха. Остальные девушки тоже ничего не заподозрили, скорее были восхищены, Я запустила руки в чемодан и, достав платье, только сейчас заметила, что Мэй Линь, оказывается, зашила рукав.
— Бери его себе, — сказала я Галине. — Я все равно из него уже выросла.
Галина вскочила, приложила платье к груди и засмеялась. Я с отвращением посмотрела на разрезы по бокам. Такие сексуальные платья гувернантки не носят. Даже те, которые «встречают гостей».
— Нет, я слишком толстая для него, — сказала она, возвращая платье. — Но спасибо за предложение.
Я протянула платье двум другим девушкам, но те захихикали.
— Для нас оно слишком красивое, — качая головой, произнесла Нина.
Позже, когда мы шли в столовую, Людмила сжала мой локоть.
— Не грусти, — шепнула она. — Поначалу всем тяжело. Когда ты увидишь пляж и мальчиков, настроение у тебя тут же поднимется.
Но добрые слова заставили меня презирать себя еще сильнее. Она думала, что я такая же, как они, молодая беззаботная женщина. Могла ли я признаться им, что со своей молодостью я давно распрощалась? Что ее отнял у меня Шанхай?
Столовая нашего сектора представляла собой большой открытый навес, освещенный тремя лампочками по двадцать нить ватт. В их тусклом свете я разглядела с дюжину длинных столов. Нам подали вареные макароны и мясное рагу на оловянных тарелках. Пока мои попутчики по плаванию недовольно ковыряли еду, те, кто приехал на Тубабао раньше, уже вытирали тарелки кусочками хлеба. Какой-то старик сплюнул прямо на песчаный пол.
Заметив, что я ничего не ем, Галина сунула мне банку сардин.
— Добавь их к макаронам, — сказала она. — Для вкуса.
Людмила подтолкнула Нину локтем.
— Похоже, Аня шокирована.
— Аня, — обратилась ко мне Нина, приглаживая свои волосы, — скоро ты будешь выглядеть так же, как мы. Загоришь, полосы начнут виться. Ты станешь настоящей аборигенкой Тубабао.
На следующее утро я проснулась поздно. В палатке было жарко и пахло жжеными тряпками. Галины, Людмилы и Нины не было. Неубранные кровати еще сохраняли тепло их тел. Интересно, куда они могли пойти, подумала я, глядя на смятые покрывала. Но тишина была мне приятна. Мне не хотелось рассказывать о себе, отвечать на любопытные вопросы. Они, конечно, девушки милые и добрые, но между нами была огромная разница. Их семьи жили тут же, на острове, а я была совсем одна. У Нины, например, было семь братьев и сестер, у меня ни одного близкого человека. Будучи девицами на выданье, они наверное, мечтали о первом поцелуе, а меня, несмотря на мои семнадцать лет, уже бросил муж.
Под стену палатки юркнула ящерица. Она пряталась от птицы, которая осталась снаружи. Ящерица облизала выпученные глазки и несколько раз пробежала совсем близко от птицы, к. и, будто специально дразнила ее, подстегивая охотничий инстинкт. Мне была видна тень преследовательницы; птица хлопала крыльями и бессильно била в ткань клювом, все еще надеясь поймать увертливую ящерицу. Я откинула одеяло и села на край кровати.
Деревянный ящик, стоявший у центральной подпорки, служил туалетным столиком общественного пользования. Среди бус и разнообразных щеток я увидела маленькое ручное зеркальце с нарисованным китайским драконом с тыльной стороны Я взяла зеркальце и рассмотрела свою щеку. При ярком свете сыпь казалась еще более красной. Какое-то время я не отрывалась от зеркала, пытаясь привыкнуть к своему новому лицу. Мне стало страшно. Я выглядела уродливой, глаза казались маленькими и жестокими.
Ударом ноги я открыла свой чемодан. Единственное легкое платье, которое я привезла, было слишком элегантным для пляжа — итальянский шелк с отделкой из стекляруса. Придется надеть его.
В палатках, которые я проходила, направляясь к начальнику сектора, было полно людей. Кто-то отсыпался после ночного дежурства или после знакомства с «Сан Мигелем», популярным местным напитком. Кто-то мыл посуду или сидел в кресле-качалке у входа в свою палатку, читая книгу. Некоторые просто болтали с соседями. Все это напоминало воскресный пикник за городом. Молодые мужчины с коричневым загаром и ясными глазами провожали меня пристальным взглядом.
Я шла, высоко подняв голову, чтобы все видели рану на щеке и поняли, что ко мне лучше не приближаться.
Начальник сектора работал в ниссеновском бараке [9]с бетонным молом и выцветшими портретами царя и царицы над входом. Перед тем как войти, я постучала в закрытую москитной сеткой дверь.
— Входите, — раздался голос.
Я вступила в полумрак. Глазам понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть к темноте. Я различила только раскладушку у двери да окно в стене напротив. Воздух был насыщен запахом средства от насекомых и автомобильной смазки.
— Осторожнее, — произнес голос.
Я вздрогнула и повернулась в ту сторону, откуда он прозвучал. И бараке было очень жарко, но все же прохладнее, чем в моей палатке. Сгусток темноты постепенно приобрел очертания мужской фигуры. Начальник сектора сидел за письменным сточим; маленькая лампа испускала лучик света, но его лицо оставалось в тени. Судя по силуэту, это был мускулистый мужчина с широкими плечами. Склонившись над столом, он напряженно что-то изучал. Я двинулась к нему, переступая через куски проволоки, разбросанные по полу болты, веревки и резиновые автомобильные покрышки. С отверткой в руке он чинил электрический трансформатор. Я заметила, что ногти у него были грязные и неровные, но коричневая от загара кожа гладкая и здоровая.