— Опять друг, — догадалась она. — Господи, но ведь пистолет оказался у вас прямо под пальто!

Он пожал плечами.

— Риск, конечно, был, но копы почти никогда не обыскивают поясницу. Так что при известной тренировке…

Она снова закрыла глаза.

— Я это запомню.

— Что ж, когда-нибудь, может, и пригодится.

Кэтлин нервно рассмеялась. Собственная веселость начинала серьезно смущать ее. — Конечно. Когда я пущусь в бега.

— Вы уже в бегах.

Она протестующе подняла свободную руку.

— Я похищена. Страдательный залог. — Эти слова заставили ее вспомнить все. В горле опять появился комок. — Я похищена, — уныло повторила она. — О Боже, что я скажу бабушке?

Этого было достаточно, чтобы зареветь. По ее щекам заструились обильные горячие слезы. Неожиданные странные слезы. Кэтлин не могла вспомнить, когда плакала в последний раз. Бабушка говорила, что это недостойно настоящей леди.

Кэтлин считала непростительным выказывать свою слабость перед коллегами по столь ответственной профессии, до сих пор оккупированной мужчинами. И сейчас ей следовало держаться стойко и пройти через все испытания, не теряя самообладания.

А вместо того чтобы собрать силы и бороться за свободу, она лила слезы, сидя в одной машине с человеком, обвиняемым в убийстве.

— Не надо, — взмолился он.

Девушка, вытиравшая лицо ладонью, чуть не захохотала: голос у ее похитителя был чертовски расстроенный, почти такой же, как у нее самой.

— Почему? — требовательно спросила она. — Разве вы не собираетесь стрелять в меня?

Казалось, ничто не могло огорчить его больше, чем это предположение.

— Да нет же!

Кэтлин сделала все, что могла, чтобы осушить слезы, но видимого успеха не добилась, если не считать расплывшейся туши. Она тоскливо обернулась на оставшуюся позади бухту. Машина неслась в сторону Окленда.

— Полагаю, просить вас остановиться бесполезно. Это не под силу даже землетрясению.

— Нет, пока не сниму с вас наручники, — подтвердил он, осторожно косясь на девушку.

Она прикладывала героические усилия, но слезы все еще текли. Ей вновь вспомнилась твердокаменная Юджиния Маргарет, взгляды которой ничем не отличались от взглядов знатных дам викторианской эпохи и которая правила своим маленьким мирком так, словно законы природы не имели над ним никакой власти. Та самая Юджиния Маргарет, с которой девушка прожила двадцать лет и ни разу не слышала от нее ласкового слова.

— Это убьет ее, — не успев подумать, пробормотала Кэтлин вслух.

Одинокая, хрупкая, как и сама Кэтлин, старая женщина, которая во всем зависела от нее…

— Кого? — стремительно обернулся Эм Джи.

В ответ она слабо пожала плечами.

— Мою бабушку.

— Но я не собираюсь причинить вам вред, — напомнил он.

Кэтлин бросила на него взгляд, полный лютой ненависти.

— Службы новостей всего мира будут твердить, что от души надеются на такой исход, — саркастически заявила она.

После этой фразы в машине воцарилось долгое молчание. Взглянув на Эм Джи, Кэтлин обратила внимание, что тот наморщил лоб, словно до него только сейчас дошла вся сложность их положения. Глаза его сумрачно поблескивали. Ее проблемы добавлялись к его собственным.

Проклятие, думала она, все еще пытаясь сдержать слезы, почему я не могу толком рассердиться на него? Почему не могу сказать ему, что его песенка спета?

Честно говоря, она не хотела, чтобы его песенка была спета. Она только хотела, чтобы ее отпустили. И еще очень хотела знать, чем все это кончится.

Если рассуждать объективно, то у нее не было никаких причин сочувствовать ему. Этому не способствовало ни то, что он рассказал, ни тем более то, что скрыл. Даже его славная биография не вызывала доверия после того, как он обвинил своих коллег — несомненно, весьма достойных людей — в предательстве.

М. Дж. Тобин был прирожденным артистом, артистом от Бога. Все рапорты отмечали его искусство перевоплощения. И хотя он пользовался своим даром в благих целях, это не мешало ему оставаться гениальным притворщиком.

Своего лица у него не было. Придя к такому выводу, Кэтлин поняла, что не сможет с уверенностью описать, как он выглядит. Всклокоченная борода, толстый слой грязи и коллекция старой ветоши, в которой он щеголял, надежно скрывала его внешность. Она не замечала ничего, кроме его глаз. Глаз, которые могли заморозить на месте или заставить провалиться сквозь землю. Гипнотических глаз, которые, казалось, заставляли слышать невысказанное.

Глаз, которые создавали магическое поле даже тогда, когда смотрели в сторону.

Слава Богу, сейчас они были устремлены на дорогу, но Кэтлин все еще ощущала силу этого взгляда. Она свернулась клубком, призывая на помощь логику и пытаясь избавиться от его чар.

Алекс считал, что Эм Джи нуждается в тщательном психиатрическом обследовании. Наверное, он был прав. Но если это так, то следующей в очереди к психиатру должна стоять она, поскольку, даже прикованная к дверце машины, продолжала верить своему клиенту.

Алекс. О Господи, а что подумает он! Оки только начали переходить от первой влюбленности к чему-то более глубокому и серьезному, к тому, что лежало за пределами их тесного адвокатского кружка.

И сейчас он оставался в здании суда, ожидая, когда Кэтлин подаст о себе весточку…

— Мы позвоним ей при первой возможности, — сказал Эм Джи.

Изумленная услышанным, девушка подняла глаза и убедилась, что он говорит серьезно.

— Бабушке?

Он тут же нахмурился.

— Вы всегда ее так называете? Не «ба», не «бабуля», а «бабушка»?

Кэтлин не могла не улыбнуться.

— Нужно знать ее, чтобы понять это.

Машина нырнула в тоннель, а потом вынырнула из него, а она все еще сидела неподвижно, не зная, что делать, чего ждать. На что надеяться. Ей показалось, что позади завыла сирена. Кэтлин обернулась.

Никого. Ни намека на погоню. На противоположном берегу даже фары не мелькали.

— Почему они не преследуют нас? — тоскливо произнесла девушка.

Она не поняла, что говорит вслух, пока не услышала ответ. Он поразил ее, как гром среди ясного неба.

— Надеюсь, они все еще ищут нас внутри здания.

Это заставило ее переключить внимание на своего спутника.

— Внутри здания? — машинально повторила она. — Черт побери, как вы это делаете?

Его лица коснулась мимолетная усмешка — одна из тех усмешек, от которых у нее начинали дрожать колени. Но от Кэтлин не укрылись опущенные уголки рта, отчаяние, усталость, воспаленные глаза и судорожное нетерпение, которое заставило Эм Джи барабанить пальцами по баранке.

— Опять ваш друг? — догадалась она. — Он кто, Гарри Гудини? Как вы умудряетесь давать ему указания, если единственным, кому вы позвонили, был Том Брайан.

Он пожал плечами.

— Этот план был разработан еще до моего ареста. В расчете на непредвиденный случай. Как всегда говорила моя милая старая мама, будь готов…

— Ваша милая старая мама, она что, была бойскаутом?

— Она много кем была, — философски заметил Эм Джи, перекосив брови так, как и не снилось ни одному нормальному человеку.

— Догадываюсь, кем она была, — парировала Кэтлин. — Волком в овечьей шкуре.

Он немного подумал, а потом криво усмехнулся.

— Неплохое описание всего клана Тобинов…

Но Кэтлин было не так-то просто отвлечь.

— Значит, вы разрабатывали план на случай ареста?

— Позвольте напомнить, что такая возможность вовсе не исключалась…

— Почему?

Эм Джи обернулся и посмотрел на девушку, словно ответ был написан у нее на лбу. Его взгляд был, как внезапная вспышка яркого, горячего солнечного света в замкнутом пространстве. Она почувствовала себя очень неудобно и попыталась устроиться так, чтобы ремень не столь сильно давил на плечо.

— Узнаю я в конце концов, кто такие «они»? — спросила Кэтлин, догадавшись о ходе его мыслей.

Его брови вновь выгнулись от удивления.

— Я же сказал, что не хочу подвергать вас опасности.