— А что нам еще делать? — отозвался Фреди на предложение блондинки и обрушил свою тушу на стул напротив троицы. Я сел рядом с ним.

Блондинка была ничего.

— Как дела, Харий? — Фреди устроился поудобней, вытянув ножищи во всю длину, и испачкал мне туфлю, но я смолчал. Он вообще не смотрит, куда сует свои длинные рычаги, и вы можете сделать ему хоть тысячу замечаний, но в этом смысле человека из него не получится никогда.

— Если я что обещаю, — сказал Харий, — это вам не обещание бюро погоды. Это дело надежней, чем в банке.

Он выволок из-под стола внушительный портфель свиной кожи с массивной серебряной монограммой на уголке клапана и раскрыл, но тут подошла официантка и поставила на стол пол-литровый графинчик с бальзамом и три рюмки. Харий хозяйским жестом выбросил вверх три пальца и кивнул на нас. Официантка ответила тоже кивком и ушла, а Харий кинул Фредису сверток. В нем были канадские джинсы «Рэнглер». Не скажу, что я пришел от них в восторг, но они были хороши.

— Вам нравится? — спросила блондинка, но Фреди не расслышал, он разглядывал покупку.

— Ничего, — ответил я за него.

— Вообще-то я больше не вожусь с этой мурой, — сказал Харий, — но надо же выручать друзей, верно?

Что да, то да. Я был убежден, что он сдерет с Фреди не более десятки сверх вложенного им самим капитала. Он зарабатывал достаточно много, чтобы не обирать друга до последней копейки. В конце концов, мы с ним знакомы с детства (разумеется, нашего). До девятого класса я жил в одном доме с Харием и Яко. Потом мы переехали в кооперативную квартиру, а Яко по-прежнему живет не только в одном доме, но и в одной квартире с Харием.

Официантка принесла еще две рюмки. Харий, не дожидаясь кофе, накапал всем бальзаму.

— Покупку надо спрыснуть, — усмехнулся он. Он уже основательно поддал, и его дамы тоже. — А то твои джинсы расползутся в первую же неделю.

— Эти не расползутся, — сказал Фреди.

— Тогда их с тебя сдерут где-нибудь в темном закоулке.

— Впервые слышу про такие дела.

— Каково было бы тебе идти домой с голым задом? — заржал Харий.

— В теплую погоду ничего, — сказал я, и Фред покосился на меня исподлобья.

— Не накликайте беду, — пошутила брюнетка. — Поднимем-ка лучше бокалы!

Мы выпили, и через минуту я почувствовал себя уютнее.

— А ты не мог бы раздобыть еще пару таких джинсов? — спросил Фреди.

— Для кого?

— Пообещал я одному малому. Ты его не знаешь.

Нет, нет и еще раз нет. Харий не знает и знать не желает незнакомых малых. Мне и Фреду всегда пожалуйста. А больше никому; к тому же он сказал, что по пустякам больше не работает.

— А по какому же крупному ты теперь работаешь? — поинтересовался я.

— Иво, Иво! Не спрашивай. Разговор на эту тему окончен.

Окончен, так окончен, — мне что. Фреди сунул Харию под столом деньги, которые тот положил в карман не считая. Он знал, что мы не смошенничаем.

— Теперь твоя очередь наливать, — сказал мне Харий. — Смотри, не давай Марике скучать.

Я наполнил рюмки; Марике, чтобы не скучала, — через край. Разумеется, не нарочно.

— А как живется вам, малярам? — спросил Харий.

Блондинка подтолкнула его в бок, Харий подался вперед и оперся локтями на стол. Женщины за его спиной принялись о чем-то болтать. Естественно и логично: что им до того, как живется незнакомым людям.

— Как наши дела? — скучно протянул Фреди. — Одно и то же изо дня в день. Одно и то же. И так до лета и еще один год. Разве это жизнь?

Мы выпили.

— Фреди, ты говоришь как шестидесятилетний старик, — рассмеялся Харий. Сегодня он вообще был настроен весело. — Настоящая ваша жизнь только начинается. Но жить, старики, надо умеючи. В школах этому, конечно, не учат. Мы этому обучаемся существуя.

И он принялся излагать свою философию жизни. Так умно он никогда еще с нами не разговаривал.

Главным его тезисом было:

— Живи сам и давай жить другим. Не причиняй зла другим, и они не подгадят тебе. А главное — воспринимай Большой мир таким, каков он есть. Применяйся к нему, а не старайся приспособить его к себе. К себе же ты приспосабливай мир Малых людей, и ты поднимешься над их большинством. Вам, наверное, кажется, что жизнь полна противоречий?

— Ну да!

— Это не только кажется, но так оно и есть. И не верьте в то, что сегодня все вам доступно: ступай, бери и так далее, как кролик траву в клетке. За так ничего не дается, за одно «спасибо». Каждый стоит лицом к лицу с этим противоречивым враждебным миром и должен уметь постоять за себя. Но умный человек не станет лезть на рожон, как Александр с гордиевым узлом — решить все сразу одним махом. Умный сперва разделается с противоречием, которое мешает жить, потом разрешит еще одно, что позволит ему жить хорошо. И помните: разрешить противоречие не означает прийти к правде. Это означает прийти к субъективной эгоистической выгоде.

Я не знаю, как мне относиться к рассуждениям Хария. Судя по всему, он живет в соответствии со своей философией, и не плохо живет. Впрочем… Не знаю, как лучше сказать… по-моему… все-таки, где-то и не очень хорошо… Быть может, когда мне стукнет двадцать восемь, я стану думать иначе.

— Кончай свою проповедь свинства, — сказала блондинка.

— Ну хорошо, хорошо, — отмахнулся Харий. — Зато благодаря этому свинству мы тут сидим и пьем дорогой бальзам. И поскольку так называемое свинство имеет место, то, может, действительно лучше выпить?

Не думаю, чтобы блондинка была настолько щепетильна. Она просто не хотела, чтобы Харий излагал свою философию в нашем присутствии. Очевидно, она нас принимала за маменькиных сынков, которых Харий может испортить, но меня это почему-то не задевало. Она непрерывно смотрела на нас, даже когда разговаривала с подругой. Блондинка мне нравилась. И при этом я почему-то немножко побаивался ее. Когда она посмотрела мне в глаза, у меня сразу возник интерес к кофейной чашке и сахару на блюдечке — очень уж занятно он был упакован: на обертке какой-то трубач на фоне гор.

— Да кончайте вы переливать из пустого в порожнее, — скучающе сказала Марика. — Поговорите о чем-нибудь более интересном.

— Прекрасно. — Харий не стал с ней спорить, обнял за плечи одной рукой, другой налил бальзаму.

— Давно бы так, — сказала она холодно, и я не понял, что она имела в виду: перемену темы разговора или то, что было бы кстати выпить еще рюмочку. Блондинка вращала сигарету в серебристых ногтях, и я предложил ей огня. Она взяла мою руку в свою и держала, держала, пока пламя спички не обожгло мне кончики пальцев. Курить захотелось и Марике, огонь ей поднес Фреди. Я тоже закурил и стал извергать дым, словно вулкан, и вовремя, потому что Харий опять стал приставать с дурацкими вопросами, а с сигаретой в зубах все-таки легче хранить невозмутимость.

— А как у вас насчет этого? — прищурил глаза Харий и усмехнулся. Фред отшутился, но теперь Харий пристал ко мне. С такимивещами он почему-то всегда лез ко мне.

Быть может, оттого, что давным-давно, когда я был еще ребенком, впервые о таких вещах я узнал именно от него. Харий нас, шкетов, «просвещал». До него я полагал, что киндеры появляются на свет оттого, что родителям очень этого хочется, одним словом, духовным путем, надо лишь очень, очень сильно захотеть. Таким образом, теоретические основы секса я во всей полноте узнал от Хария. Он стал себя считать как бы моим наставником в этой области. Это доставляло ему странное удовольствие. При встрече он всегда рассказывал что-нибудь новенькое. Особое внимание он уделял нюансам. А по части некоторых отклонений его познания были достойны ученой степени. Не верится, но сам он был вполне нормальным. Это я знаю точно.

Я не мог сразу сообразить, как ответить, а он, обняв за плечи обеих женщин, покачивался вперед-назад, подбадривающе подмигнул и прогнусавил:

— Иво, наше маленькое общество жаждет услышать па-асле-ед-ние новости!

Когда до меня дошло, чтоон имеет в виду, я покраснел, хотя единственным способом сорвать его замысел было бы не выдавать свое смущение, но Харий хитрый бес. Мне надо прожить еще десять лет, тогда ему не удастся делать болванов из таких, как я, а сейчас я курил и струей выпускал дым, как Омар Шариф в «Майерлинге», улыбался, выпускал дым струей, хоть кольца и не получались, последними словами клял Хария и наконец сказал: