Началась первая ночная вахта. Тень горы все еще покрывала окружающий виллу сад, реку и берег, погрузив их во мрак еще более густой, чем темнота, стлавшаяся над неспокойной поверхностью океана. Очертания предметов были расплывчаты, и, лишь долго и внимательно разглядывая их, можно было разобрать, что это такое, а ландшафт смутно и туманно вырисовывался вдали. Занавеси на окнах «Обители фей» были задернуты, и, хотя в комнатах горел свет, взгляд не мог проникнуть внутрь. Ладлоу огляделся и нерешительно направился к реке.

Желая скрыть свои комнаты от посторонних глаз, Алида по нечаянности оставила уголок занавеси незадернутым. Когда Ладлоу дошел до ворот, которые вели на пристань, он обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на виллу, и отсюда вдруг увидел сквозь неплотно задернутые занавеси ту, которая владела всеми его помыслами.

Красавица Барбери сидела за тем же столом, у которого ее застали в тот вечер Ладлоу и олдермен. Локоть ее покоился на драгоценном дереве, а красивая рука касалась чела, которое, вопреки обыкновению, было омрачено задумчивостью и даже печально. Капитан «Кокетки» почувствовал, как сердце у него в груди бешено забилось, — он вдруг вообразил, что прекрасное и задумчивое лицо выражает раскаяние. Вероятно, эта мысль оживила его угасшие надежды, и Ладлоу решил, что, быть может, еще не поздно спасти эту женщину, которую он любил так искренне, не дать ей упасть в пропасть, над которой она повисла. Проступок ее, так недавно казавшийся ему непоправимым, был позабыт, и благородный молодой моряк хотел уже бежать назад к «Обители фей» и умолять свою возлюбленную быть справедливой к самой себе, как вдруг она отняла руку от безукоризненно белого лба и подняла голову, причем по выражению ее лица Ладлоу понял, что она уже не одна. Капитан отступил на несколько шагов и стал смотреть, что будет дальше.

Алида подняла глаза с нежностью и искренней простотой, какими целомудренная девушка встречает человека, пользующегося ее доверием. Она улыбнулась, хоть улыбка эта и была скорее печальной, чем радостной; потом заговорила, но на таком расстоянии Ладлоу, разумеется, не мог расслышать ни слова. А через миг в поле его зрения появился Бурун и взял девушку за руку. Алида не сделала попытки освободиться; напротив, она взглянула в лицо моряку с еще более живым интересом и, казалось, внимала ему, затаив дыхание. Ладлоу рывком распахнул ворота и, не останавливаясь более, вышел на берег реки.

Вельбот с «Кокетки» стоял на том самом месте, где Ладлоу приказал ждать своим людям, и капитан уже хотел сесть в него, как вдруг ворота, захлопнутые ветром, громко стукнули, и он оглянулся. На фоне светлых стен виллы отчетливо виднелась человеческая фигура; она спускалась к реке. Ладлоу велел гребцам спрятаться, а сам, притаившись в тени забора, стал поджидать неизвестного.

Когда человек этот проходил мимо, Ладлоу узнал в нем ловкого контрабандиста. Тот вышел на берег реки и несколько минут осторожно оглядывался вокруг. Потом он издал тихий, но явственный свист, вызывая лодку. Вскоре вслед за этим небольшой ялик выскользнул из камышей у другого берега реки и подплыл к тому месту, где ждал Бурун. Контрабандист легко прыгнул в ялик, и он тотчас понесся к устью реки. Когда он проплывал мимо Ладлоу, тот заметил, что на веслах сидит всего-навсего один матрос; а поскольку у него на вельботе было шесть сильных гребцов, он понял, что человек, которому он так завидовал, теперь наконец-то по всем законам чести и справедливости в его власти. Мы не станем подробно разбирать те чувства, которые переполнили душу молодого капитана. Достаточно сказать лишь, что он немедля прыгнул в вельбот, и погоня началась.

Поскольку вельбот плыл не вслед за контрабандистом, а почти наперерез ему, нескольких сильных ударов весел оказалось достаточно, чтобы подойти к ялику совсем близко, и Ладлоу остановил ялик, ухватившись рукой за его борт.

— Как ни легок ваш ялик, а судьба, видно, покровительствует вам здесь не так щедро, как на большом судне, любезный Бурун, — сказал Ладлоу, сильной рукой подтягивая ялик вплотную к вельботу, так что теперь он оказался всего в нескольких футах от пленника. — На этот раз мы оба в своей стихии, где между контрабандистом и слугой королевы не может быть и речи о нейтралитете.

Пленник явно был захвачен врасплох — он вздрогнул, издал приглушенное восклицание и тут же умолк.

— Ну что ж, вы превзошли меня в ловкости, — промолвил он наконец тихо и теперь уже без тени волнения. — Я ваш пленник, капитан Ладлоу, и мне хотелось бы знать, как вы намерены поступить со мной.

— Сейчас узнаете! Пока что до утра вам придется удовольствоваться скромной каютой на «Кокетке», вместо той роскоши, к которой вы привыкли у себя на «Морской волшебнице». А что решат завтра власти нашей провинции, этого простой офицер знать не может.

— Но лорд Корнбери отправлен в…

— …в тюрьму, — подсказал Ладлоу, видя, что Бурун скорее размышляет вслух, чем задает вопрос. — Родственник нашей милостивой королевы теперь раздумывает о превратностях человеческой судьбы за тюремной решеткой. А новый губернатор бригадир Хантер, как говорят, менее снисходителен к слабостям человеческой натуры.

— Не слишком ли непринужденно говорим мы о высокопоставленных особах! — воскликнул пленник с прежней своей развязностью. — Вы вознаграждены за ту непочтительность, которую испытали на себе ваше судно и его команда не далее как две недели назад; однако я сильно ошибаюсь в вас, если вашему характеру свойственна излишняя жестокость. Могу ли я снестись с бригантиной?

— Разумеется. Но не ранее, чем она будет под командой королевского офицера.

— О сэр, вы недооцениваете моей повелительницы, полагая, что она похожа на вашу! «Морская волшебница» будет бороздить моря до тех пор, пока вам не удастся поймать еще кое-кого. Могу ли я снестись с берегом?

— Против этого мне нечего возразить — при условии, что вы укажете способ.

— Со мной человек, который будет надежным гонцом.

— Да, он надежно одурачен, как и все на бригантине. Этот матрос должен отправиться вместе с вами на «Кокетку», любезный Бурун, — сказал Ладлоу. И печально добавил: — Если кто-нибудь на берегу так заинтересован в вашей судьбе, что предпочтет правду неизвестности, я пошлю верного человека, который исполнит ваше поручение.

— Пусть так, — согласился контрабандист, видимо понимая, что рассчитывать на большее едва ли разумно. — Пускай ваш человек отнесет это кольцо хозяйке вон того дома, — продолжал он, когда Ладлоу назначил гонца, — и скажет, что пославшему его предстоит отправиться на борт королевского крейсера в обществе капитана. Если тебя станут расспрашивать, как это случилось, — добавил он, обращаясь к матросу, — можешь рассказать о моем аресте.

— А теперь слушай, — сказал капитан. — Когда выполнишь это поручение, хорошенько следи за всяким, кто станет шататься по берегу, и смотри в оба, чтоб ни одна лодка не проскользнула из реки в бухту и не предупредила контрабандистов.

Матрос, вооруженный, как всякий вельботный, выслушал эти приказания с обычной почтительностью, после чего шлюпка подошла к берегу, и он выпрыгнул на сушу.

— А теперь, любезный Бурун, когда я исполнил ваше желание, надеюсь, вы не откажетесь выполнить мое. Вот свободное место на моем вельботе, и я буду очень рад, если вы соблаговолите его занять.

С этими словами он учтиво, но вместе с тем небрежно, что до некоторой степени подчеркивало разницу в их положении, протянул руку, чтобы помочь контрабандисту пересесть на вельбот, а в случае нужды — принудить его повиноваться. Но контрабандист отклонил эту фамильярную услугу — сначала он слегка отпрянул, словно стремясь стыдливо уклониться от прикосновения, а потом, не приняв столь двусмысленно протянутую руку, без посторонней помощи легко перешел из ялика в вельбот. Едва он сделал это, как Ладлоу прыгнул в ялик и занял его место. Он приказал одному из своих людей обменяться местами с гребцом, а после этого снова обратился к своему пленнику: