Изменить стиль страницы

— Мне нужна эта коробочка, господин лейтенант.

— Наверное, я ее давно выбросил, господин капитан.

— Вы должны ее найти! Этим вы поможете не только следствию, но и обер-лейтенанту Дорфрихтеру.

— Лучше бы он не дарил мне эти проклятые перья, — застонал Дильманн. — Ну хорошо, господин капитан. Пойдемте ко мне домой. Может быть, эта проклятая коробочка найдется.

Он жил недалеко от комендатуры. Коробочка с перьями лежала в верхнем ящике комода, а карточка с поздравлением, с которым ее прислали, — в стопке писем под пресс-папье. Кунце забрал обе вещи, а также фотографию группы офицеров, среди которых были Дильманн и Дорфрихтер, снятую во время пикника неподалеку в лесу.

Коробочка была идентична тем, которые посылал Чарльз Френсис. Полиция до этого успела установить, что такие коробочки продавались в городе только в одном магазине, а именно в хозяйственном магазине Моллера на Бетховенштрассе.

Семейство Моллеров: отец, мать и четыре дочери — жило в маленькой квартире позади магазина. Каждый из них, не занятый на кухне, уборкой, сном, едой или болтовней, обслуживал покупателей.

— Вы не могли бы вспомнить, продавали ли вы одному офицеру в начале ноября дюжину или больше таких коробочек? — Кунце показал супругам Моллер найденную у лейтенанта Дильманна коробочку. Ни Моллер, ни его жена ничего об этом припомнить не могли.

— Так задолго до Рождества их никто и не спрашивает, — сказал Моллер. — Люди покупают их позже для маленьких подарков. Мы получили партию таких коробочек в начале ноября, так нам их, думаю, до следующей осени хватит.

Кунце поговорил и со всеми четырьмя дочерьми, и веснушчатая младшая, четырнадцати лет, оказалась именно той, которая и продала такие коробочки.

Она хорошо запомнила того покупателя. Это был обер-лейтенант, не высокий, но и не маленький, с усиками. Коробочки были ему нужны, чтобы хранить в них запонки. Ей показалось странным, что у офицера такая куча маленьких запонок, которые влезли бы в маленькие коробочки. Она показала ему коробочки побольше, но он от них отказался и уже собрался уходить, когда она вспомнила про новое поступление. Офицер взглянул на маленькие коробочки и купил целую дюжину. Он не захотел, чтобы она упаковала коробочки, и спрятал их в карман плаща. Вообще-то она знала, что офицеры любят заворачивать такие коробочки в белую лощеную бумагу и перевязывать их золотым шнурком. Все знают, что так обычно упаковывают конфеты, духи или украшения.

Настоящую причину, по которой она вспомнила об этом покупателе, она не упомянула. Он был первым мужчиной, который сказал ей, что у нее красивые руки. Когда она достала коробочки из упаковки и положила их на прилавок, он сделал ей этот комплимент. До этого она не обращала внимания на свои руки, но с тех пор стала пользоваться кремом для рук и ложилась спать в нитяных перчатках, стойко перенося насмешки своих сестер.

Кунце показал девушке групповую фотографию офицеров на пикнике, и она тут же указала на Дорфрихтера: этот офицер покупал коробочки, сказала она.

Кунце отправился из магазина прямо в свой номер в отеле и попросил соединить его с генералом Венцелем в Вене.

Тридцатого ноября погода разыгралась не на шутку. С вершины Римских холмов, где жил обер-лейтенант Дорфрихтер, можно было разглядеть только очертания близлежащих домов. Остальной город был покрыт чем-то, напоминавшим пивную пену.

Он сидел за завтраком и читал утреннюю газету. На первой полосе снова была заметка о деле Чарльза Френсиса. Как и во всех предыдущих, ничего, кроме спекуляций, там не было. Армия по-прежнему отказывалась сообщить прессе что-либо существенное.

Накануне один из депутатов парламента, Риттер фон Мюленверт, сделал запрос военному министру. Он хотел бы знать, касаясь дела Чарльза Френсиса, к чему вся эта завеса тайны вокруг этого дела? Пытается ли министерство вообще навеки скрыть от общественности правду? Или можно допустить, что преступник арестован, предстал перед военным судом или даже уже казнен?

— Что нового в газете? — спросила Марианна. Она встала вместе с мужем, хотя он и уговаривал ее побыть еще в постели. С момента визита капитана Кунце она то и дело ударялась в слезы, даже по самому незначительному поводу.

— Ничего особенного, — сказал Дорфрихтер. — Бельгийский король Леопольд заболел. Хочет лишить свою дочь Луизу наследства. Ему, кажется, не сильно повезло с дочерьми, да? Одна выходит замуж против его воли, другая связалась вообще с аферистом.

— А что еще?

— В Вену прибывает король Дании. Царица все еще недомогает. Интересно, на что бы вообще жили газеты, если бы не было монархий? О, это интересно! Сербская армия в скором времени получит на вооружение девяносто тысяч самозарядных винтовок, десять батарей гаубиц, сто пятьдесят пулеметов, сто двадцать миллионов пуль и патронов для двухсот тысяч солдат! Официально отрицается, что король Петр посетил царя. Это означает, что он наверняка в Санкт-Петербурге и получает от русского командования указания по проведению запланированной кампании против монархии.

Он в сердцах отшвырнул газету.

— А мы тут валяем дурака и теряем драгоценное время. Все думают, что мир будет вечно!

— А что с этим делом Чарльза Френсиса? — спросила Марианна. — Нашли они этого человека?

— Какого человека?

— Ну, который яд рассылал.

Дорфрихтер встал из-за стола.

— Нет. И коль ты меня спрашиваешь, они его никогда не найдут. Но пока они закроют это дело, успеют погубить несколько невиновных.

— И нас в том числе, — сказала она, и ее глаза наполнились слезами.

— Нас — никогда, — засмеялся он. — Мы им не достанемся. Они могут только со слабаками да трусами дело иметь. А с нами — извините.

— А я как раз слабая и трусиха, — вздохнув, сказала Марианна.

— Ты женщина, и причем на девятом месяце. Когда все будет позади и ты будешь снова как прежде, ты сама будешь надо всем этим смеяться. А до тех пор предоставь все мне, дорогая. Мне хватит сил на двоих.

Как всегда, он отправился в казарму пешком. Его рота отрабатывала штыковой бой под руководством старшего фельдфебеля. Дорфрихтер считал это старомодным и даже нелепым — столько сил тратить на обучение бою пехоты. Он был приверженцем огнестрельного вооружения и защищал свои взгляды открыто, в том числе и перед своим командиром. Для командования не было секретом, что он честно исполняет свой долг пехотного офицера, но без особого энтузиазма. Лучшим образом он показывал себя при маневрах, особенно когда он мог проявлять собственную инициативу. На последних маневрах летом он был прикомандирован к штабу эрцгерцога Франца Фердинанда. На редкость умело организованное отступление с последующим ударом молва приписывала не в последнюю очередь тому факту, что в его свите был Дорфрихтер.

Роту составляли выходцы из Верхней Австрии, крепкие крестьянские парни и горцы. Некоторые происходили из его родного Зальцбурга или жили в соседних горах. Отдельные семьи Дорфрихтер хорошо знал, с солдатами ему удалось легко найти контакт — его уважали. Командир полка знал, что солдаты в любом бою, не раздумывая, пойдут за Дорфрихтером.

Около одиннадцати часов Дорфрихтер получил приказ явиться в комендатуру к майору Шульце. На этот раз его не заставили ждать, а пригласили сразу же в кабинет. Комиссия была в полном составе: генерал Венцель, комиссар доктор Вайнберг — оба прибыли утром из Вены, — капитан Кунце и майор Шульце, председатель гарнизонного суда в Линце. Молодой лейтенант вел протокол, он один поднялся, когда вошел Дорфрихтер. Остальные продолжали сидеть, и никто не предложил Дорфрихтеру стул.

Капитан Кунце начал допрос. Без долгого предисловия он взял одну из трех коробочек, которые стопкой лежали на столе.

— Вы когда-нибудь видели эти коробочки?

Глаза капитана внимательно следили за лицом молодого человека. Он ожидал увидеть тревогу или испуг и был слегка сбит с толку, когда не обнаружил ни того ни другого. Абсолютное хладнокровие обер-лейтенанта вызвало у него гнев, смешанный с удивлением. Дорфрихтер подошел ближе, чтобы рассмотреть коробочки получше.