- Так в чем же «Номер», Эмми? - спросил он, слова вышли словно из тумана смущения и тоски.

  - Окей, - сказала она неохотно. Она всегда удерживала идею каждого предстоящего «Номера» до последнего момента, нагнетая драму. - Я обсасываю предстоящее действо… - снова сказала она. - Смотри, Асс, в нашем распоряжении около сотни машин на этой площади, с того момента, как в церкви начнется венчание. И ты убедишься в том, что многие из них не просматриваются. Я не знаю, сколько из них не будут закрыты.

  - И в чем же наша задача? - спросил Адам. Было прекрасное утро, ветер ласково шевелил травинки, солнце плясало на капотах и стеклах машин, выстроенных на площади.

  - Просто. Каждый из нас берет половину машин, стоящих на площади, подкрадывается к одной из них, открывает дверь и залезает внутрь. При этом нужно убедиться, что тебя не видят. Каждый прибывший находится внутри и наблюдает за церемонией. Мы не очень рискуем. А затем необходимо сделать две вещи. Первое, надо включить приемник и вывернуть регулятор громкости до отказа. Второе, рычажок дворников надо поставить на позицию «On». Затем нужно выйти из машины и приступить к следующей.

  - Не понимаю, - сказал Адам. - Моторы заглушены, приемники и дворники работать не могут.

  - Конечно же, верно, - сказала она важным голосом. - Ничего не должно работать в машине, пока ее владелец не сел в нее и не повернул ключ зажигания – в каждой из ста. И тогда бешено начнут взрываться приемники, а дворники скрести по стеклам. Ты можешь представить себе все их очумелые физиономии?

  - Да, - сказал Адам. Он смог себе это представить, но кое-что мешало его воображению. Во-первых, он не настолько сошел с ума, чтобы лезть в чужие машины. Для него все это звучало как ножом по стеклу. Во-вторых, он не знал, сколько приемников и дворников могли быть оставлены включенными в машинах их хозяевами. Он смотрел на Эмми, на огоньки в ее глазах, и не хотел ее разочаровывать. Но в себе он разочаровался окончательно. Он думал: «Может, отделаться от этого «Номера»? Что случится, если я покину эту стоянку где-нибудь сзади?»

  - Что случилось, Асс? - встревожено спросила Эмми.

   В один отчаянный момент, он хотел слиться с ней воедино, но знал, что это невозможно.

  - Ничего, - сказал он.

  И Эмми, до чего уж привычная к смене его настроений, не уточняла деталей его замешательства. Немного погодя она сказала: «Надо идти». И они, украдкой и не спеша, как в фильме про индейцев, пробирались через площадь, осматриваясь и залезая в машины. Адам, забравшись в старый «Бьюик» с откидывающимся верхом, рассеяно искал рычажок  дворников, когда вместо него там была кнопка. Наверное, сидя внутри, он выглядел нелепо.

  Он осмотрелся и увидел человека, выбегающего из церкви на стоянку, одетого в старую вельветовую куртку – уж точно не участвовавшего в церемонии венчания. Очевидно, это был церковный дворник.

  Адам оцепенел, подумав, что не может рисковать, если его разоблачат. Голос Эмми застал его где-то рядом: «Беги, Асс, беги! Нас видели!». Адам держался за дверную ручку очередной машины и уже поворачивал ее. К нему приближался топот бегущих ног, и он быстро ускользнул. Человек в куртке заглядывал в машины и осматривал их снаружи. Он выглядел, как пробирающийся через дебри команды противника баскетболист с мячом, и еще призывал Эмми остановиться и подойти к нему в сею же минуту…

  Эмми шустро, смазанным пятном пронеслась через стоянку к посадке деревьев. Никто не смог бы ее схватить. Человек в куртке не смотрел на Адама вообще. Он прошел мимо него. Адам, как ни в чем не бывало, выходил через стоянку на улицу. Он уже спустился вниз по этой улице и вспомнил реплику Эмми: «Act nonchalant, always act as thought belong wherever you are» [Неважно, что ты делаешь, всегда веди себя естественно].

  Они встретились, где договорились. После каждого «Номера» они встречались на Беккерс-Дрегстор, на одном и том же месте. Эмми долго смеялась над всей неудачной стратегией прошедшего «Номера».

   - Извини, Асс, - сказала она. Она пришла раньше его и уже почти давилась мороженым – «Шоколад с ванилью», как всегда. - Как много машин, в которых ты успел побывать? - спросила она. - Я только в пяти, прежде чем этот парень меня заметил. Он закричал: «Держите их!» - ну, просто как в кино. Все-таки было весело…

   И тогда безо всякой причины они стали хохотать, с трудом держась за животы, разозлив Хенри Саннета – продавца, ему было около шестидесяти, вряд ли кто-либо младше сорока стал бы торговать мороженым. Адам взял у него два ванильных молочных коктейля, и они с Эмми долго говорили о других «Номерах» в «A&P». Им обоим было приятно находиться в этом магазинчике, в солнечный день. Эмми сидела напротив него в маленькой кабинке, краснея от любви. В его душе играло: «Она моя, разве нет? Моя!»

   Затем они расстались, Адам ушел домой пообедать, хотя в его желудке все еще плескался молочный коктейль, а Эмми пошла в редакцию навестить отца. «Позвони», - крикнула она через плечо, когда уходила.

   Адам шел домой, пиная по сторонам всякий мусор. Он думал об Эмми, об автомобильных приемниках и о стеклоочистителях. И все это ради того, чтобы успеть к кошмару, который начался, пока его не было.

  Он вошел. Мать оказалась у двери. Ее лицо было белее тумана, а глаза потрясали мраморной окраской.

  - Что случилось? - спросил он.

  - Грей звонил, - сказала мать. - Тревога.

Т:            О, видишь – ты нуждаешься во мне? Все-таки беседовать важно.

А:            Почему?

Т:            Открытия, даже когда не ищешь. Ты пришел сюда ночью, не находя себе места, никому не веря, и вдруг начал говорить свободно – об Эмми, и в процессе мы очень многое открываем: тревога…

                            (пауза 5 секунд)

А:            Возможно, я не хотел бы это открывать. Меня тошнит. Я устал.

Т:            Я не думаю, что у тебя есть какой-нибудь выбор.

А:            О чем вы?

Т:            Я думаю, что ты прибыл в ту точку, на которой ты уже не можешь задушить воспоминания, и ты даже хочешь вызвать их, желаешь их больше чего-либо. Факт, что именно это привело тебя сюда в эту комнату, ночью. Это значит, что нужно вспоминать. Воспоминания – они должны выйти наружу, они сами проявляются. Они больше не могут гноиться в подсознании.

                             (пауза 8 секунд)

Т:             И нет смысла в доверии чему-либо еще, важна сама неизбежность. Познания должны выйти, ты не можешь их больше держать взаперти.

А:            Знаю, знаю.

  И он знал. Он знал, что познания ждали своего выхода. Они сидели внутри и ждали, когда он выразит их, выразит их словами, и это уже было реально. Но в то же время, он колебался. Какая-то его часть все еще сопротивлялась.

Т:             Что произошло?

А:             Мне надо выждать момент.

Т:             Время ожидания проходит.

  Он знал это и также знал, что Брайнт, или кто еще он там был, сидел напротив него, выжидая,  как предатель, как враг (а он теперь им и был). Адам также знал, что Брайнт мог проявить в нем то, что ему самому было недоступно.

  Все, чем он мог помочь, это тем, что он мог найти знания о нем без искажений – без искажений чего?

Т:             Расскажи мне – расскажи мне о той тревоге, что принес вам Грей.

А:             Да, я расскажу…

  Он мог рассказать о том, что мать была расстроена. Ее руки незаметно дрожали, когда она вела его в гостиную. И еще его поразило спокойствие в ее голосе, свежесть слов. Все правильно – она была расстроена, но она могла все вокруг держать под контролем.

  - Все будет хорошо, - сказала она, ее голос был тверд, словно она командовала ему быть твердым. Адам подумал, что во все времена родители убеждают своих детей в том, что все замечательно, когда оно, в общем-то, не так. Но ради детей они готовы и на ложь.