На моем пути стоит телефонная будка, но я даже не смотрю на нее и не могу себе объяснить, почему ее наличие так мне неприятно и портит настроение. Но оно уже испорчено. Телефон напоминает мне об одиночестве, зияющем как пропасть, как пучина, как черная дыра. Мрак этой дыры тревожит меня. Он готов поглотить меня всего целиком, и я стараюсь об этом не думать. Лекарства всегда помогают уйти от такого рода мыслей как можно дальше.

  За следующим поворотом я уже вижу госпиталь. Железные ворота сверкают на солнце. Они недавно выкрашены в безобразный оранжевый цвет, но доктор Дьюпонт говорит, что это только грунтовка, на которую вскоре ляжет черная краска. Я направляюсь к ним, и я рад своему возвращению. Ноги немеют, а пальцы зябнут. Я въезжаю в ворота, и меня ожидает доктор Дьюпонт. Он всегда ожидает меня. Он рослый и седоволосый человек, у него строгие черные усы и еще у него мягкий и вежливый голос.

  - Хорошо, ты здесь, - говорит он, и он рад меня видеть. Я слезаю с байка, расправляюсь, чтобы показать себя во всей своей красе.

  Я оборачиваюсь и смотрю через ворота. Как-нибудь я укачу отсюда на своем байке, чтобы никогда больше сюда не вернуться.

  - Я не принял лекарств, доктор, - говорю я ему. Холодно, и мое тело начинает пробирать дрожь. Он кладет мне на плечи свои руки.

  - Все хорошо, - шепчет он.

  Я качу байк по узкой дорожке, что ведет в госпиталь. Доктор Дьюпонт идет рядом. Госпиталь возвышается на небольшом холме. Это белое здание с черными ставнями на окнах и с колонами на фасаде. Такие особняки обычно встречаются на юге.

  - Добро пожаловать, всадник, - зовет меня кто-то. Оборачиваюсь и вижу мистера Харвестера, пожилого человека. У него низкий и хриплый голос. Он улыбается мне, и я ему в ответ. Он косит газоны и делает еще какую-то работу, и всегда хочет с кем-нибудь куда-нибудь съездить: читает книги, разглядывает карты и листает туристические журналы. Но он никогда, никуда и ни с кем не ездит. Красные вены на его лице напоминают карту, обычно занимающую его руки.

  Мы с доктором проходим мимо, и я внезапно устаю. Всего уже через верх.

  - Эй, ну что узнал – спина странника? - спрашивает Пастух. Он сидит на веранде со своими дружками - Дабби и Левисом. Они хитрые и верткие парни. Я отворачиваюсь от них. Они всегда придумывают какие-нибудь пакости. Я как-то ехал на байке мимо грядок – доктор Дьюпонт разрешает мне это, если я катаюсь, не покидая территории госпиталя. Пастух и двое его дружков погнались за мной и столкнули меня с тропинки, и я полетел в канаву. Пастух таращится на меня своими маленькими глазками, когда я прохожу мимо. На его лице самодовольная улыбка. Я не смотрю на него. Эта улыбка мне хорошо знакома. Он постоянно пытается забрать у меня портфель. Мы проходим мимо него, и я крепко сжимаю его ручку.

  Просторный холл как всегда наполнен запахом сирени. Доктор Дьюпонт делает все, чтобы все здесь напоминало дом. «Это не больница – это дом, который принадлежит больным», - говорит он.

  Мы входим в холл, и я слышу рычание. Я устал, словно я давно не спал, а когда я слышу рычание собаки, то на меня начинает давить еще и усталость от страха.

  «Сейчас, сейчас», - говорит доктор Дьюпонт. – «Все хорошо», - кричит он кому-то в другую комнату: «Сильвер, уйди отсюда - говорю я тебе… убери его с дороги, наконец».

  Сильвер – это злая и свирепая немецкая овчарка. Он с садистским удовольствием подбегает к людям и сбивает их с ног. когда я проезжаю мимо на велосипеде, то он гоняется за мной.                          

   Мы проходим мимо офиса в конце холла, где сидит Лук. Он работает диспетчером, но иногда Лук помогает в столовой на раздаче еды. Он часто дает мне добавку, что поднимает мне настроение. Я киваю ему, когда мы проходим мимо, и он тоже кивает мне. Его рот всегда занят зубочистками.

  Мы с доктором Дьюпонтом поднимаемся по ступенькам, и Артур Хайнз, свесившись через перила, наблюдает за нашим подъемом по винтовой лестнице. Артур Хайнз – это большой и жирный увалень, и он всегда потеет. Он ничего не говорит, а всего лишь наблюдает за нами и выглядит тоскливо. Он всегда чешется. Он всегда стоит на втором этаже, за решеткой, и его глаза всегда за всеми следят. Я стараюсь не встречаться с ним взглядом.

  Мы уже наверху и движемся в направлении моей комнаты. Хоть мне здесь и не нравится, я все равно ощущаю себя частью всего, что меня здесь окружает. Я знаю, что Джуниор Варней что-нибудь крадет и, конечно же, все время пытается стащить мой байк. Я знаю о жутких ночных часах и о комнате, где мне задают вопросы. Но я устал, и я рад, что моя комната меня ждет.

  И вот мы в маленькой и комфортной комнате, с голубыми обоями и с золотыми птицами на них. Доктор Дьюпонт подходит к моему столу и достает оттуда лекарства. Я проглатываю две пилюли и запиваю их водой.

  Я сижу в кресле и смотрю в окно. Вид из окна окаймлен морозной кромкой.

  - Мой отец, - говорю я, глядя в окно. Оно без форточки, в отличие от окон в другой комнате, в которой я сижу и отвечаю на вопросы. Я надеюсь, что я больше никуда отсюда не уйду.

  - Мой отец умер? - спрашиваю я.

  - Пожалуйста, - говорит доктор Дьюпонт. - Расслабься. Надо дать лекарствам немного поработать, как у нас говорят. - Его голос успокаивает, он напоминает клубничный сироп и не имеет ничего общего с другим голосом в другой комнате. Я не хочу о ней думать. Но я продолжаю думать об отце.

  - Мой отец умер, не так ли? -  спрашиваю я. Я знаю, что мать мертва. Мне это известно. Не знаю, откуда, но я это знаю. Но про отца не известно ничего. Не удивлюсь, если вдруг окажется, что он где-то есть, что он жив, ждет и пытается меня найти. Не удивлюсь, если он ранен и ждет моей помощи.

  - Все мы умираем, - говорит доктор, его голос вежлив и мягок. - Каждый из нас должен когда-нибудь умереть. - Его голос особенно таков, когда он блаженно разваливается в кресле.

  - Мой бедный отец. Он умер или нет? Удалось ли ему уйти?

  На лице доктора печаль. Она всегда проступает у него на лице, когда он говорит о моем отце, и я снова осознаю, что он мертв.

Доктор забирает портфель из моей руки, и я начинаю петь:

   Я начинаю чувствовать себя намного лучше, когда я пою. Я пою и смотрю на доктора Дьюпонта. Он достает из портфеля коробку. Его доброта переливается через край. Лекарства уже действуют, и я чувствую, как они растекаются по моим венам. Все в них поет вместе со мной:

   Мне легко поется, потому что я знаю, что не пойду в ту комнату, и не буду отвечать ни на какие вопросы. Может быть, когда-нибудь потом, но, по крайней мере, не сейчас.

   Доктор открывает коробку и достает от туда поросенка Покки – моего старого друга. Доктор – замечательный человек, он нашел для меня поросенка Покки. Он выходит из комнаты, а потом возвращается. У него в руках старая армейская куртка моего отца и его шапка.