Надо сказать, что впервые я увидел своего отца, когда сегодня он, наконец, приехал, на часах было 11:25 утра. Я увидел, как он пересекает площадь. Матери рядом с ним не было. И я не сразу его узнал. О, я узнал его, я предполагаю: его рост в шесть футов; он шёл, повернув голову в сторону, как обычно, словно вслушиваясь во что-то издалека.

  Но что-то в нём было ещё – то, что я не признал. Что-то новое в нём и настолько странное, что на тот момент у меня это никак ни с чем не связывалось.

  Вокруг него в воздухе повисало напряжение. Он шёл в своём обычном темпе, не быстро и не медленно, но как-то иначе.

  Словно он шёл впервые за несколько лет.

  Ноги были словно не его, словно это были не ноги, а протезы.

  Или это была ходьба на ходулях.

  В его походке наблюдалась какая-то хрупкость.

  Он пересекал площадь так, словно он был сделан из стекла и боялся, что он рассыплется на миллион осколков, если споткнётся и упадёт.

  Его лицо: в нём была пустота.

  Я не мог разглядеть его лицо с такого расстояния, я просто подставил вместо него то, как я себе его представляю. И, конечно, это выглядело ужасающе.

  Пока я видел, как он пересекает площадь хрупкой походкой по первому снегу, я подумал: «Это – то, что я  с ним сделал. Это – последствие моих действий на том мосту».

  Я сидел и ждал, хотя мне хотелось убежать.

  Если он проделал такой далёкий путь, чтобы увидеть меня, то, как бы я смог отрицать то, как он для меня выглядит?

  Мать была права: он выглядел ужасно. Изможденный, Авраам Линкольн, но ростом пониже и без бороды. Я так и не понял, что за глаза были в его глубоких глазницах. Или они так утопились с тех пор, как я его не видел со времён той истории?

  Когда он появился в двери, я поприветствовал его, и мы обменялись рукопожатиями – твердо, но неловко. Мы, вероятно, не жали друг другу руку половину всей нашей жизни.

  - Бен, - сказал он, и тут же посмотрел куда-то вдаль, заглядывая в тёмные закоулки комнаты, оценивая её размер и высоту потолка и т.д., и я отдал должное добродушию в его голосе. Мой отец – он актер.

  Наконец, он повернулся и посмотрел на меня, посмотрел пристально, посмотрел так, будто он меня изучает. И мне стало интересно, что он надеялся увидеть – ребёнка, которым я когда-то был, чистым и невинным? Или он увидел меня бейсболистом Малой Лиги, отбивающим мяч и бегущим по кругу под улюлюканье толпы? Или же он нашел меня таким, каким я был прошлым летом перед историей с автобусом и мостом, перед тем предательством?

  - Ладно, - сказал он, всё ещё продолжая стоять в дверном проёме и смотреть на меня. - Я вижу, ты набрал вес, а я немного его потерял.

  - Здесь хорошо кормят, - сказал я, не думая и автоматически. Потому что мне всё также не хватает мышечной массы, хотя я, в отличие от многих обитателей замка, не бегаю каждый день в гимнастический зал, чтобы стать на весы. И я понял, что мне придётся беседовать, интерпретировать, скрывая смысл и понятия, тратя по нескольку секунд перед каждым словом, подбирая тон голоса – и это значит, до бесконечности. И я себе сказал: «Терпение, пройди через всё это, играй, это – роль преданного сына, следуй за ним и попытайся больше не причинить ему вреда».

  И теперь настал мой черёд что-то сказать, потому что я почувствовал, как комнату заполняет собой тишина, настолько глубокая и ужасная, что можно было задохнуться. И мой рот, как обычно, должен был начать работать, и чтобы слова пошли одно за другим – так же, как и тогда, в тот день, когда я встретил Нетти Халвершам и говорил без остановки. И мне нужно было заговорить о Замке, о парнях, Элиоте Мартингале, об уроках и, Боже, я подумал, что будет лучше, если кто-то остановит меня прежде, чем я потеряю дыхание и почувствую себя слабым и еле стоящим на ногах. Наконец, я захотел разрушить этот его ужасный взгляд – выражение, которое я никак не смог бы объяснить. И из меня прорвались слова, которые отравляли меня днями и ночами ещё с того прошлого августа.

  - Па, что охраняет Иннер Дельта?

  Ответ на тот вопрос было не найти ни в газетах, ни в телевизионных выпусках новостей. Мне не у кого было об этом спросить, даже у матери. Единственным человеком, кто мог бы мне на это ответить, был мой отец. Я ни разу ничего не слышал об Иннер Дельта до захвата автобуса, и ничего после.

  - Это всё в строгом секрете, Бен, - сказал он. - Конечно, изредка что-то просачивается. Проблема в том, что операции, проводимые с Иннер Дельта, полностью зависят от различных тайн: от действий террористов, оттого, что нужно преподнести публике в сводке новостей, оттого, что должна узнать общественность, и, следовательно, вся эта информация должна быть бесполезной. Плюс, в ход идёт то, что публика хочет знать – слухи, - его голос затихал. Я знал, насколько трудно для него было обо всём этом говорить, и он говорил всё тише и тише, переходя на шепот.

  Впервые он упомянул Иннер Дельта в то утро, когда был захвачен автобус. Он заскочил домой после завтрака и велел телохранителю подождать снаружи. Я только что съел бутерброд с тунцом, не имеющий вкуса, потому что Нетти Халвершам сделала для меня безвкусным весь окружающий меня мир. Она лишила его запаха и цвета. Я предложил отцу такой же бутерброд. Он сказал, что у него нет времени на еду, что он пришёл домой лишь на момент, чтобы поговорить со мной.

  - Ты нашёл маму? - спросил я.

  - Да, в Бостоне. Она остаётся с Сарой Томпсон в Вестоне. Я хочу, чтобы она сегодня побыла там, по крайней мере, до вечера, - он колебался. - Поступило сообщение, что возможен обстрел подъездных дорог к Дельте, и я не хочу, чтобы в это время она оказалась где-то здесь на шоссе. У Сары ей будет безопасней. - Сара была её старой школьной подругой, а Вестон – пригородом Бостона, в нескольких милях на запад.

  Впервые я ощутил себя вовлечённым в драматические события. По радио передавались отрывочные сообщения о захвате автобуса, по телевизору можно было увидеть какие-то интервью или просто сводки с указаниями времени и места, в которых не говорилось ровным счётом ничего. Но, видя напряжённое и бледное лицо отца и слушая его слова о вероятных взрывах на шоссе и о безопасности моей матери, я немедленно сделал внезапные события того дня для себя незабываемыми. Я также впервые в жизни посмотрел на своего отца не как на отца, а как на Генерала Руфуса Бриггса…

  Возможно, он обратил внимание на мой взгляд.

  Потому что он сказал:

  - Я доверяю тебе, Бен, и рассказываю тебе даже очень многое из того, что происходит, и о чём я могу тебе рассказать. В пределах возможного. Как ты знаешь, что какие-то неизвестные преступники захватили автобус и держат в заложниках детей. Это произошло сегодня приблизительно в девять утра. И у нас уже есть их требования, которые были указаны в письме, доставленном частной почтовой службой. Оно было выслано из Бостона.

  - Что они хотят, Па?

  - Они предъявили три требования, - продолжал говорить он, впервые расслабившись, словно перемешивая в голове мысли, чтобы не только посвятить меня в происходящее, но и скрыть собственный шок от всего этого. - Во-первых: они требует выпустить пятнадцать так называемых политических заключенных, находящихся в разных тюрьмах страны. Во-вторых: они просят десять миллионов долларов наличными. В-третьих: демонтаж того, что кое-кому известно как Иннер Дельта. Демонтаж – они имеют в виду, общественное признание существования такого института, раскрытие и публикация имён наших агентов по всему миру, и, соответственно, отзыв их из мест их дислокации, - он сделал паузу, осмотрелся, протёр вспотевшую шею, будто он пытался ослабить в ней напряжение.

  Я не смел дышать. Или шелохнуться. Мне показалось, что он забыл, что я был рядом с ним в той же комнате, и если я сделаю что-нибудь напоминающее ему о моем присутствии, он тут же замолчит и уедет к себе на Иннер Дельта или куда-нибудь ещё.