— Стрелять умеете?

— Я умею. Я деревенская, с детства зайцев отстреливала.

Сняв с плеча винтовку, Дино протянул Ливии.

— Стреляй вон в то дерево! — велел он, указав на каштан в пятидесяти ярдах.

Дрожащей рукой Ливия поднесла винтовку к плечу. Она была тяжелей отцовского ружья, и от голода Ливия еле держалась на ногах. Но все же встала так, как учил ее отец, и с легким выдохом нажала курок. Больно ударило в плечо, и через долю секунды послышался трескучий удар пули по стволу.

— В немца так сможешь? — коротко бросил Дино.

Ливии представились черные, обуглившиеся тела в церкви. Да, она смогла бы убить тех, кто это сделал. Но тотчас вспомнились подвозившие их добродушные, горланившие песни, застенчивые солдатики. Их смогла бы она убить? А ведь это один и тот же народ — и те, кто пел, и те, кто сжигал людей.

— Смогу, — сказала Ливия.

— Отлично, — кивнул Дино.

Он проводил ее в одну из палаток и указал на кучу попахивающей одежды, чтоб она выбрала себе подходящую. Ей удалось отыскать военную форму — штаны цвета хаки и рубаху из грубой плотной ткани.

Дино вручил Ливии красный платок.

— Что бы ни надела, всегда носи его. Мы — гарибальдийцы, это наше революционное знамя. Bagdolini, монархисты, носят синие платки. Если они тебе больше по душе, то, пожалуй, тебе здесь делать нечего, переправим тебя в другой лагерь.

— Так вы — коммунисты?

— Да. А ты знаешь, что такое коммунизм?

— Понятия не имею, — призналась Ливия.

— Мы тебя просветим. То есть, если захочешь остаться с нами.

— Я остаюсь, — сказала Ливия.

Партизаны готовили похлебку из мяса мула и каштанов. Ливия умирала с голоду, но едва ей подали миску с похлебкой, она поняла, что есть не сможет. И не потому, что похлебка была плохо приготовлена, — учитывая, что готовить было почти не из чего, местные поварихи проделали непостижимую работу: сумев распарить жесткое мясо мула на слабом огне, приправили его лесными травами и листьями мирта, да еще и каштанами, и грибами. Просто запах мяса, прежде доставлявший Ливии удовольствие, теперь вызывал тошноту. Она вытянула кусочек гриба, пару каштанов и отставила миску.

В лагере оказались люди многих национальностей. Были тут местные батраки, кому пришлось выбирать — либо примкнуть к сопротивлению, либо попасть в застенок к немцам. Были и сбежавшие из концлагерей для военнопленных русские, поляки и англичане из тех, кому не хватило сил добраться на юг, к союзникам. Были здесь и женщины, отчетливо делившиеся на две группы. Иждивенки, подружки и поварихи в длинных юбках с грязными от лесной земли подолами. И небольшая группка — бойцы. Эти носили ту же одежду, что и мужчины, считались с ними наравне. Некоторые курили трубки, постепенно умножая свою норму табака, и, подобно мужчинам, имели свои особые noms de guerre, [68]вышитые у них на красных шейных платках. К этой группе и примкнула Ливия.

На следующий день она уже получила боевое крещение в качестве бойца сопротивления. Партизаны отправились к дороге, которой, по сведениям, пользовались немцы, и устроили засаду — захваченную у немцев полевую мину прикопали у обочины, и в нужный момент, потянув за шнур, один из партизан должен был привести ее в действие. Остальные, примерно сорок человек, засели во рвах и за деревьями, и ждали. С притушенными до предела фарами, чтобы не видно было с самолетов, колонна грузовиков показалась среди деревьев. Прежде чем отдать приказ саперу, Дино дал ей подъехать поближе. От взрыва один из грузовиков кинуло с дороги прямо в ров. В тот же миг партизаны выскочили из темноты, стреляя по вынужденным остановиться грузовикам, откуда в свою очередь сыпались вооруженные люди, открывавшие ответный огонь.

В считанные минуты небо было исполосовано летящими с обеих сторон пулями. Спрятавшись за деревом с винтовкой, Ливия слышала удары немецких пуль по стволу. Противника было много больше, и оружие у него было лучше. Солдаты попытались установить за одним из грузовиков пулемет, но партизанская граната угодила точно по цели. Внезапно Дино отдал приказ отходить, и партизаны растворились в чаще леса. Они потеряли двоих, но прикидывали, что немцев уложили с полдюжины. Точно определить можно было, только когда немцы осуществят свое возмездие. Так как немцы всегда за каждого убитого солдата истребляли десять мирных жителей, узнавая, сколько жителей уничтожено, можно было вести точный счет немецких потерь.

Постоянно в дневные часы, когда немцы особенно активно патрулировали дороги, партизаны оставались в лагере, собираясь небольшими группками на семинары по теории коммунизма. Для Ливии это было открытием. До сих пор она считала, что политика — мужское дело, что женщинам надо держаться от нее как можно дальше, да и политика для нее сводилась к роптаниям насчет той или иной несправедливости, или насчет того, что ничего в этом мире не делается честным путем. Сейчас, впервые в ее жизни, кто-то действительно заботился о том, чтобы объяснить ей основы современного общества — различие между владельцем фабрики и рабочим, почему владелец все время стремится понизить зарплату рабочему, к тому же и в ус не дует, если рабочий принужден голодать или лишится работы. С внезапностью, удивительной даже для нее самой, Ливия обратилась в новую веру. Наконец-то есть что противопоставить нищете и эксплуатации, окружавшим ее всю жизнь. Италия — страна несметных природных богатств: только нужно распределять богатства справедливо, и не допускать, чтобы они перекачивались в один карман. Требуется вам доказательство эффективности коммунистического строя — взгляните на Россию. Именно русская армия перевернула ход войны в пользу союзников, подчеркивал Дино, а все потому, что русские солдаты верят в строй, за который сражаются. Если итальянские коммунисты докажут, что способны организоваться подобным же образом, они неизбежно сформируют первое послевоенное правительство и страна сможет начать свое преобразование, исходя из принципов все возрастающего равенства.

Мало того, коммунисты активно призывают женщин бороться за равные с мужчинами права. Подобно тому, как никто не должен овладеть чужим трудом путем договора о найме, так никому нельзя позволять овладевать телом женщины посредством брачного контракта. Брак и проституция, толковал Дино, это две стороны капиталистической медали — причем, проституция менее аморальна, ведь мужчина, нанимающий женщину, после этой сделки предоставляет ей свободу, как и тот, что берет работника на почасовую работу; между тем брак — это кабала.

Ливия не вполне была с этим согласна; ей казалось, что есть и такие мужчины, для которых брак равное партнерство, а не приобретение женщины в собственность. Хотя должна была признать, что такие мужчины редки, и что закон и церковь, что бы они ни провозглашали, по существу, едины в своем отношении к женщине, как к рабе своего мужа. Партизаны были первым в ее жизни сообществом, отстаивающим равенство обоих полов.

— Винтовке неважно, кто жмет курок, — говорил Дино. — И убитому немцу тоже все равно, кто его застрелил, мужчина или женщина.

Оглядываясь на события последних лет, Ливия стала думать, что, пожалуй, то новое, к чему она сейчас пришла, было неизбежным. Именно политика загнала Италию в ловушку между союзниками и немцами; политика разлучила ее с мужем, но политика также внушила ей, что выходить замуж надо непременно рано. Политика повлияла на приход союзных войск в Италию; и именно продажность местных политиков позволила такому мерзавцу, как Альберто, нажиться, проявив свою власть над ней, Ливией. Политика побудила командование диверсионного управления выстрелить захваченными женщинами, как обоймой патронов, в неприятеля. Теперь, утверждал Дино, с окончанием войны и казнью Муссолини образуется политический вакуум, при котором впервые в истории простые итальянцы получат шанс прижать крупных капиталистов, мафию, государство и церковь и создать новое общество по своему усмотрению.