Матом я, воспитанная на русской классической литературе, научилась ругаться, только поработав менеджером. Когда ты долго слушаешь бредни клиента о том, что «я хотел, чтобы ты сделала это вчера, но забыл тебе сказать об этом, но отчитываться мне сегодня, поэтому сейчас мне нужно это сделанным». Чтобы никто не подумал, что я преувеличиваю, могу сказать, что стандартная шутка «когда вам это надо?» – «вчера!» пошла именно из рекламного бизнеса. Когда ты полчаса вымученно улыбаешься телефонному аппарату, и слава Богу, что эту жалкую улыбку видит только бездушный агрегат, а про себя шепчешь проклятия одно другого забористей… Когда ты левой рукой отвечаешь на ровно такие же требования другого клиента, только уже по почте. Когда ты… короче, вот тогда, положив наконец трубку и сказав нежное «Будет сделано, Венера Ивановна, не волнуйтесь!», ты можешь уже выругаться матом на невинную технику. А твои коллеги по несчастью, исходя только из одного показателя – количество мато-минут, которые ты потом не можешь успокоиться, четко определяют глубину проблемы. Если всего одна мато-минута – это либо любимый клиент, либо проблема небольшая. Если через 5 минут после разговора менеджер еле ворочает языком, но шепчет проклятия, то либо сейчас пойдет к руководству «пробивать тему», либо сядет писать очередное заявление об уходе.

Один из «жирных» клиентов, с которого агентство сытно кормилось, выпал мне. А надо сказать, что такие «тучные коровы» (в библейском смысле) прекрасно понимают свой статус и пользуются им в хвост и в гриву. Поэтому меня их менеджер уматывал так, что к вечеру я не чувствовала ни ног, ни рук, ни себя как отдельную личность.

Как-то после очередного ежедневного измывательства Венеры Ивановны (так в нашем отделе называли эту молодящуюся женщину со следами бурной жизни на лице. Она мнила себя интеллектуалкой, но деревенский говор так явно портил общую картину, что «Венера Ивановна» въелось в нее хуже татуировки), я пришла домой полностью морально разложившаяся. Умница-муж приготовил ужин, накрыл на стол и вытащил бутылку виски. И как-то смог убедить меня, принципиальную трезвенницу, выпить 50 граммов от нервов. Кончилось тем, что после четверти бутылки Антон уползал из-под стола, а я только пришла в сознание и меня перестала бить холодная дрожь. Алкоголь меня не брал, наоборот, только под алкоголем я себя почувствовала живой.

На следующее утро Антон пополз в свой офис на метро с характерным, легкоузнаваемым синдромом, а я крепко задумалась о жизни и любви к работе. Еще через некоторое время у меня появились сильные боли в спине. Еще недельку я потаскалась с ними на работу – как слишком ответственное существо, а затем все же пришлось уйти на больничный. Первый день-два мне еще бурно звонили с вопросами, я пыталась решать что-то, но антибиотики и здоровый сон сделали свое дело – отвечала я, видимо, невпопад, и к концу недели поток вопросов иссяк. Когда в следующий понедельник, еще не совсем поправившаяся, я пришла в офис, то обнаружила на своем рабочем месте молодого человека, который мне смутно кого-то напоминал. Мы мило побеседовали, я дождалась прихода коммерческого директора и с удивлением узнала, что меня уволили. Причем в ту неделю, за которую у меня был бюллетень. Мне готовы оплатить две недели вперед, лишь бы я ушла прямо сегодня и не мозолила глаза занятым людям.

Сказать, что я была в шоке – ничего не сказать. В голове прокручивался только голос Левитана: «Утром 22 июня Германия вероломно напала …». Слово «вероломно» намертво заело у меня где-то в среднем ухе. Потому что все-таки мне было трудно поверить в то, что еще в прошлую пятницу я была хорошим сотрудником, а за неделю отсутствия резко стала плохим.

Пойти искать правды «выше»? Но я гордо решила, что раз они так себя ведут, то и доказывать что я не верблюд, нет смысла. И пошла шататься по друзьям, прощаясь со всеми. Заодно многое прояснилось. Например, выяснилась причина «измывательств» Венеры Ивановны. Оказалось, все ее выступления и невыполнимые требования ко мне были вовсе не от дурного характера. Это была тщательно продуманная акция: просто ее сынок окончил какой-то Университет по специальности PR, и она нашла способ его пристроить на мое место. И он при работе, и она его контролирует как заказчик – изящное решение семейной проблемы.

План был прост, а потому успешен.

Сначала дискредитировать меня перед лицом начальствующим как менеджера (начинающего, то есть не слишком уверенного в себе). Затем ультимативно потребовать, что либо ее сынок занимает мое место (других должностей для пиарщиков в агентстве не было), либо она уходит в другое агентство. Выбор владельцев очевиден: клиент нужнее менеджера, тем более что «что-то тут не так с этой… ну как ее… Никитиной».

Вот так, пользуясь моей болезнью, меня «вероломно слили» (в исполнение Левитана в моем среднем ухе сленговое «слили» было бесподобным). Подставляя слово вероломно ко всем другим словам, я покинула агентство, что было мне почти родным домом целых три с половиной года. С документами и деньгами в зубах я вернулась домой, где прорыдала до вечера, а к приходу мужа уже решила, что жизнь подталкивает меня к изучению «внутренних пространств» и вообще пора поправить здоровье.

Я решила не искать себе работу, тем более что совсем не понимала какую – возвращаться в креатив не хотелось, а пиар-менеджером я себя не чувствовала. Я чувствовала себя плохим сотрудником. Мне даже сны снились, где на меня показывают пальцем все знакомые, и Денис в том числе, и громко шепчут: «Плохой сотрудник, плохой сотрудник». Я настолько не привыкла быть «плохим», что мое сознание (или что там – сверхсознание, подсознание или как там у психологов говорится) отказывалось это вмещать и «выливало» обратно дурными снами.

Поскольку я уходила в глубоком шоке, то и попрощаться со всеми у меня не вышло как следует. Особенно с Денисом, который был в отпуске.

Так жизнь «развела руками» наш несостоявшийся роман. Зато Антон был рад тому, что он стал главным кормильцем в доме, настоящим мужчиной. Тем более, что с исчезновением с моих горизонтов Дениса (о котором муж, разумеется, ничего не знал), у меня ушли и перманентные мысли «а что бы было, если бы я выбрала не этого, а того»! Любая женщина меня поймет. Именно из этих навязчивых мыслей вырастает устойчивый женский упрек мужьям: «Я потратила на тебя лучшие годы своей жизни!»

Я уговорила себя тем, что, видимо, жизнь сама так распорядилась, и я могу не тешить себя пустыми иллюзиями о том, что могла бы все переиграть по-другому.

Знание, что у тебя есть «запасной парашют» дает очень специфический взгляд на мужчин. Его еще называют взглядом восточной красавицы – долгий томный невнимательный взгляд, будто обращенный внутрь себя. Мужчин, кажется, именно это заводит, как сорвавшаяся рыба заядлого рыбака. Так возникает азарт бороться – она уже почти моя, еще чуть-чуть и… У женщины, которая умеет правильно использовать эту стратегию, мужчины висят «на крючке» годами, зная, что их любят, но не до конца уверенные в этом. Тут вся фишка в том, что надо просто менять расстояние – то чуть ближе подпускать мужчину, то внезапно отодвигать.

Стратегия эта известная, но я-то уже не играла, не думала, не высчитывала. Я любила Антона так, что рыдала над романтическими фильмами и любовной перепиской великих людей: Иван Тургенев – Полина Виардо, Дени Дидро – г-жа Волан, Василий Жуковский – Мария Протасова и т. д. Не потому что я так сентиментальна, а потому что я чувствовала любовь так же глубоко. Когда задевалась эта струна, мир становился объемным, выпуклым, как сквозь сильный телескоп я видела структуру Вселенной, ее дыхание равнялось дыханию спящего рядом мужа. Тишина ночи с любимым была тугой, резиновой и гудела как набат. Каждая дорожка от дождинки по стеклу равнялась траектории движения планет. Теперь я понимала свою школьную подругу, которая стала рассеянной, когда влюбилась. Постоянно пропускала занятия, причем что интересно, объект ее страсти прилежно ходил на уроки. Мне казалось логичным бежать в школу, чтобы его увидеть, но подруга пыталась нам объяснить свое состояние так: