Изменить стиль страницы

Ким вдруг показалось, что она ищет дочь в незнакомом, чудовищном мире, порожденном не силами природы, а чьим-то больным воображением. Дочь пропала. Или, может, ее украли. И Ким никогда ее не найти, не понять и не разгадать этой ужасной, ужасной загадки. Кто мог знать, что случится такое несчастье? Ким почувствовала себя маленькой и никчемной. Она никак не могла понять, почему пропала Тари. Не могла заставить себя обдумать происходящее, а могла только продолжать поиски.

Ким сделала несколько шагов по нижней дороге и остановилась. В лесу под чьей-то тяжелой ногой хрустели сучья. Она повернулась и заметила тень, кто-то шел по пятам и шагнул в лес, как только Ким повернулась. Джозеф. Он что, совсем из ума выжил? Выслеживает ее, как хищник добычу, снова готовится напасть. Ким пошла быстрее, внутри все сжалось от страха. «Та-а-ари!» – отчаянно звала она.

Никто не отвечал. Ким все отдала бы за то, чтобы найти дочь, спасти ее. «Господи, – умоляла Ким снова и снова. – Господи, помоги мне, помоги моей девочке!».

Ким дошла до первого кордона и хотела пройти дальше на запад, но солдаты с фонариками преградили ей путь. Они не сжалились даже тогда, когда Ким закричала, перекрывая шум вертолетов над головой:

– Мне нужно! У меня пропала дочь!

Длинный солдат, который не то на самом деле был главным, не то притворялся, заметил, что у Ким повреждено бедро и вызвал по рации врачей, после чего сообщил, что жителей города за этот кордон не выпускают. Второй солдат стоял поодаль и с ужасом вглядывался в черные волны. Ким тоже испугалась, начала визжать и царапать длинного, который загораживал проход. Третий солдат схватил ее сзади и оттащил от товарища.

– Вы уж простите, – сказал длинный.

Ким отступила, но не успокоилась. Она уже собралась пойти поискать какую-нибудь лазейку, когда сверкнули фары. Ким прикрыла глаза ладонью. Подъехала машина с сине-красной мигалкой. В лучах света появилась фигура полицейского. Он был еще выше и крупнее первого солдата.

– Миссис Блеквуд? – крикнул полицейский.

– Да, – устало ответила Ким и побрела навстречу. – Да, – уже громче повторила она, стараясь перекричать шум вертолета, кружившего прямо у них над головами.

Высокий солдат снова преградил Ким путь. Она оттолкнула его обеими руками, военный попятился.

– Пропустите ее, – громко сказал полицейский, подошел к Ким и взял ее за руку. – Я сержант Чейз. Что, ногу повредили?

– Вы нашли мою дочь? – спросила Ким.

Полицейский открыл ей заднюю дверцу машины.

– Да нет пока. Но мы поисковую команду снарядили. Скоро подъедут.

Скривившись от боли, Ким забралась в салон. Тепло. На улице холодно, а внутри тепло. Давно уже ночь, потому и холодно. А тут тепло, тут печка работает. Так приятно, когда тепло. Даже слишком. Бедро болело невыносимо, от этого снова скрутило желудок. Сержант сел за руль. Ким обернулась и сквозь заднее стекло посмотрела на холмы, залитые искусственным светом. Вертолеты воздвигали на них громадные серебристые диски размером с дом.

– Едем искать? – спросила она Чейза.

– Искать?

– Ну да.

– Ночью бесполезно. А уж вдвоем-то мы ее точно не найдем.

– Нет, найдем! – Ким ударила кулаком по переднему сиденью. – Господи!

– Тут всем вместе надо. Нельзя разбредаться. В поиске система нужна. – Он глянул в зеркало заднего вида. – Дети, они ведь не как взрослые. Они по лесу не бродят, когда потеряются. Спрячутся где-нибудь и садят. – Ким проследила за взглядом полицейского и заметила Джозефа, который выглянул на дорогу и снова исчез в лесу. Высокий солдат тут же двинулся следом.

Сержант отвез Ким обратно в дом Критча. По дороге он предложил заехать в больницу, чтобы осмотреть ногу. Ким отказалась, соврав, что просто споткнулась в темноте и упала.

– Ерунда, – отмахнулась она.

В доме Критча сержант связался по рации с военным штабом в здании городского клуба и спросил, нет ли новостей о Тари. Ему сообщили, что какого-то ребенка действительно нашли, но подробностей никто не знал, неизвестно было даже, мальчик это или девочка, да и жив ли ребенок.

– Где она? – Ким требовательно глядела на Чейза.

– Да пока не понятно, – ответил сержант. – Надо тут подождать. Как что-нибудь прояснится, нам первым делом сообщат.

Сколько времени прошло с этого разговора? Ночь, неделя или только несколько секунд? В комнате горела свеча, на улице было все еще темно, тьма душила. Ким приняла три таблетки успокаивающего. Никакого эффекта. Пришлось принять еще две. Она впала в ступор, время от времени ударяясь в панику. Бедро болело не переставая. Ким поднялась с дивана. Ей казалось, что боль – это знак. Тари нужна помощь. Однако ступить на ногу было практически невозможно. Ким упала на диван. Беспомощная никчемная развалина! Ходить и то разучилась.

Мисс Лэрейси сидела у окна гостиной в кресле-качалке, Чейз любезно согласился перенести его вниз из комнаты Джозефа. Старушка раскачивалась и что-то напевала. Ким показалась, что это «Ночная тишь». Сержант молчал, он просто не знал, что делать. Потом его вызвали по радио и сообщили, что поисковая команда уже на месте.

– Где супруг ваш? – спросил Чейз.

Ким покачала головой:

– Понятия не имею.

Сержант извинился и вышел в кухню, чтобы позвонить по телефону. Ким прислушивалась, но так ничего и не смогла разобрать, доносилось только невнятное бормотание. Чейз вернулся, молча сел на стул у пианино и стал ждать, когда наступит утро. Вскоре в комнате стало светлее.

– Пора. – Чейз взял с журнального столика свою фуражку и встал.

Мисс Лэрейси на минуту прервала пение:

– Жива твоя дочурка, – сказала она.

Сержант Чейз молча взглянул на старушку и вышел из гостиной.

Ким проводила его до дверей, стараясь сильно не наступать на больную ногу.

– Попробую мужа вашего разыскать.

– Разыщите дочь.

Машина сержанта отъехала от дома. За окном из тумана проступали очертания бухты. Пусто, ни лодок, ни вертолетов. Небо постепенно синело. Море было спокойным, словно и не было вчера ничего, так, пустая фантазия, эстетская киноподелка.

Ким оглядела дорогу. Не идет ли обратно дядя Даг? Пусто. Такие, как он, не отступают перед натиском тьмы. Ким утешалась мыслью, что уж он-то продолжал искать Тари вместе с друзьями и соседями. Взяли, наверное, фонарики и ушли в лес. Жители Уимерли хорошо знали эти места, знали, где может потеряться маленькая девочка. Если, конечно, Тари потерялась. Если ее не украли. Не убили. Ким больше не могла выносить эту муку. С каждым часом надежда таяла, таяла, таяла. Ким вернулась в гостиную.

– Жива твоя дочурка, – сказала мисс Лэрейси.

Ким села на диван и закрыла глаза, едва сдерживая слезы. Она стиснула зубы и повернулась к старушке. Кто это вообще такая? И что здесь делает? Вестница беды. Злодейка. Ведьма с мудрым лицом. Еще и ухмыляется. Ухмыляется!

– Жива твоя дочурка.

– Прошу вас, – сказала Ким и прижала руку ко лбу, – прошу вас, просто…

– И не проси, – голос старушки стал тверже, – не замолчу. Потеряешь веру – пиши пропало. Верить надо, барышня. Господь милостив!

Ким сердито взглянула на мисс Лэрейси.

– А ну-ка припомни ее хорошенько. Чтоб как наяву. – Внезапно старушка посмотрела в потолок, потом на бухту, потом снова на потолок, потом на стену и сказала: – Жди вестей. – Наконец она заметила на столике телефон, и взор ее прояснился.

Немедленно грянул звонок. Ким сорвала трубку.

– Алло, – чуть не закричала она. От резкого движения снова разболелось бедро.

– Джозеф Блеквуд дома?

– Это его жена. Вы насчет Тари? Я ее мать.

– Это доктор Томпсон из больницы в Порт-де-Гибле. Я пытался дозвониться, но телефон не работал.

– Что с Тари?

– Пожалуйста, приезжайте в больницу. Немедленно.

Часто хватаюсь за окружающие предметы, потому что мне все время кажется, будто меня тянет вводу. Словно смещается центр гравитации. Я могу проскользнуть мимо травы, и деревьев, и слоистых камней и упасть прямо в воду. Может быть, там мне и место? Место всему живому, в конечном счете? И если это так, отчего же я цепляюсь за землю? Пусть меня унесет в море.

Сидела в мастерской и смотрела в окно. Бухта прекрасна. И днем, и ночью. Она всегда разная. Новое освещение – новые образы, новые краски. Ход времени неотвратим. Каждая секунда – новая реальность, новое восприятие мира. На самом деле, это просто выдумка. Просто вид из моего окна в багете стен, картин и фотографий. Вот они-то точно не меняются. Все это маскарад, фальшивка. От реализма – к абстракции.

Сегодня проснулась, а Джессики нет. Куда она пошла?

Доедаю последние запасы кураги и чернослива. Так сладко. Продолжаю лепить сарайчики и дома. Городок в миниатюре. Уже принялась за человечков. Рыбаки в глиняных лодочках и солдаты в джипах. Каждый дом, каждая фигурка близка к завершению. Глиняные человечки приходят и стучат в мою дверь. Я не отвечаю. Они приходят снова. Я жду, что вот-вот кто-нибудь из них ворвется.

Сны о Редже становятся ярче, переживания сильнее. Я слабею, а Редж, похоже, набирает силы. Не буду больше закрывать глаза. Во сне он четче, чем наяву. Я вижу его в Джозефе. Человек, похожий на того, кто был когда-то моим. Нельзя больше любить. Никогда больше не буду любить. Мне отчаянно хочется сбежать по ступеням на первый этаж, выдвинуть на кухне ящик для ножей, схватить нож, пробежать по траве к дому Критча и колоть Джозефа, резать его, пока он не умрет, резать его снова и снова.

Почему во мне все время бушуют плотские страсти? Можно убить Джозефа, но как мне убить Реджа? Если я покончу с собой, останусь ли я навсегда прикована к Реджу цепями брака? Сон. Муж и жена. Мы держимся за руки, он тащит меня за собой к вечным мукам, всю избитую, тащит, как тряпичную куклу. Следы этого сна я нахожу наяву.