Я ошарашенно молчала, не зная, как переварить очередной поток несправедливой иронии.

Он запнулся, словно спохватившись.

— Я, собственно, вот зачем пришел. Ты не могла бы перед отъездом на юг выполнить одну мою просьбу? Несложную и небольшую. Много времени она не займет.

Я медлила с ответом. Казалось бы, чего проще: кивнуть — да, конечно. Мало ли его просьб мчалась я выполнять со всех ног. Но эта, покуда неведомая мне просьба отчего-то страшила.

— Я бы мог попросить Эстер, разумеется, — он слегка удивился моему колебанию. — Но не лежит к ней душа, понимаешь? Устал от ее мизантропии и унылого серенького мирка. Нет, она отличный и преданный друг, конечно. Как и Даксан. Но отчего-то именно ты, именно тебя я вижу в этой роли лучше всего. Пожалуйста!..

— А что за просьба?

— Пустяковая, поверь мне. У меня есть причины не озвучивать ее сейчас. Я скажу, когда ты выздоровеешь и придешь ко мне. Договорились?..

Мое упрямое противостояние начало его раздражать. Бэт резко вскочил на ноги — я уж решила, что сейчас, не прощаясь, он вынесет себя прочь. Но он подался к буфету, распахнул его — словно был у себя дома, и вытащил заначенную Таис ополовиненную бутыль водки.

Не знаю, для чего он решил напиться — для смелости, убедительности, или просто знал, что хмельные его глаза горят ярче.

— Послушай. Только тебе могу это сказать: ни Эстер, ни Таисии, ни Даксану. Я подлец. Я последняя трусливая тварь и сволочь.

Я сжалась, с тоской ожидая продолжения.

— Я кривил перед тобой душой, проклиная Синего Змея. Ничему бы он не помешал. Я сказал Айви, что настоятельно попросил Эстер переночевать у предков. Это ложь — ни о чем я ее не просил. И прием таблеток назначил на пять часов, за два часа до ее возвращения со службы. Так что нас откачали бы, как миленьких — зря Синее Пресмыкающееся так напрягалось.

'Бедная Таис. Бедная наивная Таис — столько хлопот, и все из-за очередной демонстрации, очередного дешевого спектакля…'

— И вот поэтому! — Он так заорал, что я вздрогнула и подалась в сторону. — И вот поэтому, мне нужна твоя помощь, понимаешь?! Я не хочу больше быть трусливой тварью, презренным истериком! Ты поможешь мне?

Я неуверенно кивнула — главным образом, чтобы он перестал так страшно кричать.

— Гран мерси! — Мгновенно успокоившись, Бэт ущипнул мне плечо в порыве благодарности и вскочил на ноги. — Выздоравливай! Я позвоню на днях.

И унесся, не дожидаясь, пока я поднимусь следом и добреду до прихожей. Я едва успела предупредить вдогонку:

— Только на городской не звони! Таисия может швырнуть трубку…

Эстер… Ее мне тоже было жалко. Хоть и меньше, чем Айви.

Она, как видно, оказалась еще слабее меня, раз позволяла так с собой обращаться. По скупым рассказам Даксана (да и Бэта тоже) я знала, что она практически превратилась в служанку, в безгласную рабу.

Я не понимала ее, хотя мы были сестрами по несчастью — ведь ее чувство к Бэту было не слабее моего. Интересно, она тоже жила на бесконечном выдохе, или ей все-таки удавалось перехватить порой глоток воздуха? Я бы не выдержала столько, сколько терпела она, даже если б любила еще сильнее (если такое возможно). Наверное, задохнулась бы, умерла, встав перед выбором: кромешная тьма рядом с ним или беспросветная тоска вдали от него.

У меня, по крайней мере, была любящая Таис (хоть и пожиравшая нервы со страшной силой). И друзья, которые если и не всегда могли поднять настроение, то, во всяком случае, всегда пытались это сделать.

* * * * * * *

Если сказать, что моя неуравновешенная Таис поменяла отношение к Бэту, это будет слабо и неточно. Первый гвоздь в гроб ее любви к новоявленному 'сыночку' был, конечно, вбит его ядовитым комментом. Извинение и разбитая челюсть лишь немного смягчили силу удара. Вторым гвоздем был неудавшийся 'дабл'. Третьего не понадобилось.

— Понимаешь, — втолковывала она мне, сидя у изголовья, в очередной раз пытаясь накормить какой-нибудь целительной гадостью типа меда с луковым соком или мелко накрошенных листьев столетника, — 'дабл' — это всегда подлость и низость. Ну, или почти всегда. В 'дабле', как правило, один ведущий, а другой ведомый. Этот случай, о котором столько шумели год назад: когда девочка и мальчик спрыгнули с высотки, сковав руки наручниками из секс-шопа, — в нем ведущей была явно девица: сатанистка с неуравновешенной психикой. Она предлагала прыгнуть вместе многим ребятам из тусовки Инока. Ей говорили: 'Иди, прыгай, если есть такое желание! Зачем тебе компаньон?' Покуда не попался тихий мальчик, сломавшийся под ее напором, влипший в ее темный шарм. Да за одни наручники ее стоило бы запереть в психушку и накачать аминазином! Чтобы второй, видите ли, не смог передумать! Да, человек имеет право самостоятельно поставить точку, как твердят вам в ваши детские уши теоретики добровольной смерти. Но не меньшее право имеет он и передумать, остановиться в последний миг на краю крыши, и не важно, что его остановит: инстинкт самосохранения или мысль о родителях.

— Послушай, — слабо пыталась я возражать, вклиниваясь в поток негодующей речи, — может, ты и права насчет наручников. Но во втором случае, когда двое ушли зимой в лес, никаких наручников не было. Любой мог передумать и вернуться. Но не вернулся.

— С этим лесом — темная история, — не сдавалась она. — Вокруг Инока вообще очень много тумана и тьмы. Когда девочку искали родители, прозорливый старец из белорусского монастыря сказал: 'Молитесь за неивнно убиенных'. Не за самоубившихся, а за убитых.

— За самоубийц молиться нельзя. Вот он так и сказал. По доброте.

— Не знаю, не знаю. Слишком много неясного… Но все это я к тому, что в паре наших близких знакомых ведомой была Айви. И она честно готова была уйти. А твой нарцисс, твой демонический красавчик…

— И вовсе не была она ведомой! Ты не знаешь Айви, — возражать Таисии и всегда-то нелегкое дело, а тут еще слабость и общее истощение психики. Но глотать подобное молча свыше моих сил. — Первая попытка была у нее в двенадцать лет — за шесть лет до знакомства с 'нарциссом'. Ты знаешь ее лишь по форуму, а я общалась лично. Она сильная и отчаянная.

— Я знаю ее по форуму, и поэтому знаю хорошо. Не тебе мне рассказывать, что это за форум — люди там выворачиваются наизнанку. Отчаянная, в чем-то сильная и отважная, да. Но при этом влюбившаяся по уши, и оттого зависимая. Я даже твою су-попытку простила этому выкормышу мрака, но этот 'дабл' — нет, не прощу никогда. Эта девочка всегда была мне по-особому симпатична. Больше всех из темной тусовки. Кроме разве что Йорика.

'Выкормыш мрака' — ну конечно. Сначала был раненый вороненок, маленький плачущий мальчик, потом — Бальдр плюс Локи, а теперь выкормыш, исчадье, сгусток зла. Отмашка маятника у моей Таисии еще та. Зашибить может запросто, если ненароком приблизиться на опасное расстояние.

— …Я вообще тут, благодаря твоей суицидной братии, пересмотрела свои взгляды. Раньше для меня было однозначно: пытаться спасти любого, кто намеревается уйти сам. Вытаскивать из пропасти, из депрессии, из петли, не жалея сил. А сейчас думаю: а может, не всех? Не каждого? Может, для кого-то это очень важный урок, серьезное наказание. Может, кто-то натворил в прошлом такое, что только нынешним суицидом и можно искупить?..

Я молчала, не пытаясь больше спорить. Седина у нее стала гуще — я как-то внезапно это заметила. Таисия, несмотря на пофигистское отношение к собственной внешности, всегда выглядела моложе своих лет. Теперь нет. Серебро на макушке росло сплошняком. И не только волосы…

Интересно, что ее так подкосило? Мой неудавшийся опыт с таблетками? 'Сыночек', которого она ринулась было спасать, опекать и лелеять — оказавшийся в итоге 'выкормышем мрака'?

Или злодей-Инок? То есть не сам Инок, конечно: мало ли вокруг опереточных злодеев — живем как-никак во взрослом 'ужастике', а не в детской сказочке со счастливым концом. Ее старый друг, который и вывел Таис на батюшку-'спасателя', самый близкий и задушевный друг, принадлежал к его пастве, трепетно целовал ручку после богослужения, отчитывался во всех грехах, растекался елеем в комментах в его заумно-богословском 'жж'. Переубедить, раскрыть глаза на духовного отца, 'спасателя в рясе', ей оказалось не под силу. 'Он спит беспробудно', - заключила она, поставив в тридцатилетних отношениях точку.