Проснулся посреди ночи от резкой, как удушье, тоски — производной очередного сна все с тем же героем. Схватился за прохладное лезвие — как за соломинку, как за шприц с морфием… Снова пришел в себя — слизывающим теплые торопливые струи, стекающие на живот, на колени, расцвечивающие простыни пятнами Роршаха.
* * * * * * *
Я не видел его целую вечность. Восемь дней.
Понятно, что он не вылезал из постели все те пять дней, что выделила ему преданная москвичка. Но он не пожелал встретиться даже тогда, когда объекта постельных страстей уже не было — стараниями обеспокоенного родителя, вернувшего сумасшедшую дочурку домой на пороге 'дабла'.
Приходилось довольствоваться телефонными диалогами.
— Традиционные японские самоубийства влюбленных? Банально до оскомины, ты уж извини. Вам что, родители запрещают пожениться под страхом лишения наследства? Жить негде? Кушать нечего? Или один из вас вич-инфицирован и благородно не желает заражать другого?..
— Ты говоришь сейчас совсем как психиатр с форума. Или Инок. Даже странно — если не обращать внимания на твою неповторимую интонацию, покажется, что со мной беседуешь не ты — мой утонченный гениальный старший друг, а кто-то из них.
— Но это и правда банально. И тупо, мой суицидный юный друг. Я бы еще мог оправдать двойной суицид друзей, вдоволь поживших: понимание, духовная близость, трезвость, открытые глаза. Но тащить за собой в смерть желторотую девчонку, которая виновата лишь в том, что ее угораздило вляпаться в болото твоего дьявольского обаяния… Еще странно, что вы не выбрали способ, при котором сцепляют руки наручниками из секс-шопа, а потом являют родственникам дивный натюрморт из переломанных костей и перемешанных внутренностей — апогей пошлости.
— Ничуть не пошло. Способ облагораживает, как минимум, его надежность. И пять секунд свободного полета. Что касается Айви, то она не желторотая. Она круче меня, в каком-то смысле. Вены порезала первый раз намного раньше. На форуме уже два с половиной года, а я только пару месяцев.
— Весьма авторитетная личность, браво! А тебе не кажется, что самая здоровая реакция на авторитеты в су-тусовке — это гомерический хохот? Все-то у вас не по-человечески, а через левое плечо. Самый авторитетный — который годами нудит об этом. А тот, кто уходит с первой попытки, молча, без истерик и размазывания соплей по клавиатуре — тот второй сорт, чмо некультурное.
— Сменим тематику, ладно? Или я попросту отключусь, извини…
Я отключился первым.
И все-таки, почему они такие неприглядные, в большинстве своем, господа суицидники? Неужели близость смерти нисколько не облагораживает? Цинизм, лицемерие, мизантропия… ('Профессиональные' суицидники, надо уточнить — а не спонтанные. Те, что толпятся на форумах.)
Их бы на выучку, на стажировку к моим любимым японцам, у которых 'честь', 'красота' и 'смерть' в одной связке.
Которые даже девочек, будущих жен самураев, учили, как правильно перерезать артерию на шее и как связать себе перед этим действом колени, чтобы тело лежало в красивой и пристойной позе.
'Любью'. Когда-то давно мне попался роман с таким названием. Автор — запамятовал имя — рассказывал о своих непростых отношениях с женой. Сам текст, перенасыщенный православной символикой, впечатления не произвел. Но название запало — емкое, хлесткое словечко.
Счастлив тот, кто никогда не испытывал подобного чувства. Одновременного желания боготворить — и медленно убивать, истязая. Целовать колени — и яростно душить, аннигилировать.
Счастлив тот… но и беден тот. Убог и ничтожен — довольствующийся одним полюсом, теплой сладкой водичкой 'любви'.
* * * * * * *
Не помогает уже ничего.
Ни наркотик искусства. Ни любимые книги. Ни услужливые юные мальчики — податливая плоть, нежное мясо, подобострастные телодвижения.
Ни замшелые глубины эзотерики.
Вычитал на днях у одного из этой братии, известного психолога-астролога: 'Когда ко мне приходит клиент с очень тяжелыми поражениями гороскопа, я говорю такому страдальцу: ваша душа слишком вам доверяет и поэтому взвалила на вас крест, который не всякий вынесет'.
Примерил сказанное на себя. Долго хохотал — сам с собой, глядя на свой красивый фейс в зеркало.
Выходит, моя душа нагрузила меня запредельной болью, тоской, унижением? Иными словами, я злостный извращенец, ауто-садист?..
Так смешно, господа, что нет не только слов. Даже звуков.
Порой я жалею, что родился не японцем. И некому обучить меня сэппуку. Я бы тогда разрезал себе живот, по всем правилам этого высокого искусства — благо нужный инструмент имеется — и внимательно рассмотрел вывалившиеся внутренности: вправду ли на них вытатуировано твое имя. Или мне это только кажется.
Я не знаю, как это остановить.
Потому что смерть не есть остановка и не есть отдых — с этим знанием я родился.
Интересно, можно ли так сказать: 'Он сильно изменился — он умер'? Думаю, нет. Смерть не меняет, она консервирует, как муху в янтаре. Меняет, должно быть, клиническая смерть: сбегать туда и обратно, посмотреть и вернуться.
Нет, смерть ничего не изменит.
Наша с тобой связь сохранится и за этим непрочным барьером.
Сознание этого ввергает меня в ужас, НИКОГДА не испытываемый прежде.
* * * * * * *
Сам себе я помочь не в состоянии. Надо это признать.
Второй раз в жизни.
Впервые это было пятнадцать лет назад. Тогда мне помогли два хирурга. Один с помощью скальпеля привел внешнюю оболочку в соответствие с врожденным самоощущением. Второй поработал над моим лицом, послушно следуя моим эскизам и пожеланиям.
Нынешняя проблема скальпелем не решается.
Тут нужен не белый халат, а черная мантия. Нужен колдун.
Среди моих знакомых таковые не значились. Поэтому пришлось совершить определенные усилия в поисках нужного экземпляра. Я свел их к минимуму, позволив оказать эту услугу знакомой сатанистке с лицом усталой сельской учительницы и изысканным ником Эстер. Для сатанистов оккультное болото — любимая среда обитания. Отсушки, присушки, жабьи косточки, жир повешенного, слюна Чикатило… etc.
Эстер, как и следовало ожидать, разбилась в лепешку и уже через день, запыхавшись от усердия, принесла в зубах искомый адрес. Колдун высочайшей квалификации. Настоящий. Никакой рекламы в газетах, упаси боже — он в ней не нуждается. Адрес передается из уст в уста, от клиента к клиенту. Определенной суммы за свои услуги не называет, о презренном металле не говорит вообще — еще один признак подлинности. Платят кто сколько может, оставляют на столе, в конверте — от ста до ста тысяч (верхнего лимита, впрочем, не существует). И прочая, прочая.
Не откладывая в долгий ящик (он же — гроб высокого человека), я посетил Подлинного Колдуна в первый же приемный день.
Дверь в квартиру была открыта — звонить не пришлось. В узкой прихожей стояла и сидела (кому как повезло) очередь человек в пятнадцать. Я чуть было не развернулся и не ретировался — очереди приемлю в той же степени, что и полуденное солнце, и демонстративную глупость — но помедлил, и не зря: каждый посетитель отнимал у колдуна от силы две-три минуты. Видимо, дело было умело поставлено на поток.
Соответственно, минут через сорок я предстал перед темными пронизывающими очами. Впрочем, это штамп, а в действительности глаза были неопределенного цвета, с припухшими, словно с пересыпа, веками. Взгляд не пронизывал, но скользил по касательной, то и дело убегая в угол. (Я даже оглянулся посмотреть, что там, в углу: икона или статуя Бафомета? Но был разочарован: платяной шкаф всего лишь.)
На вид колдуну было около сорока. Пивной животик, тренировочные штаны, футболка. Тапочки. Столь же обыденной была и обстановка — никаких тебе семисвечников, кристаллов, портретов Мории на стене и меловых кругов на полу. Все это я засчитал в его пользу. Поскольку дяденька не нуждается во внешних эффектах, а клиентура — судя по толпе в прихожей, не иссякает — он и впрямь что-то может. Будем надеяться.