Малколм еще какое-то время тупо смотрел на письмо, затем сложил его и, вложив в конверт, сунул в карман. Откинув назад голову, он внезапно расхохотался. Странный и неприятный этот смех испугал его самого. Спустившись на лифте в холл, он попросил вызвать ему такси.

Пересекая холл, он испытал легкое головокружение. Видимо, от голода, подумал он и почему-то коснулся кармана, как бы проверяя, там ли письмо.

Малколм опоздал, но Марсия с отцом ждали его в баре казино. Увидев, как он приближается к ним, они сразу поняли — что-то произошло. Лицо его было бледным, но не это поразило их, а странное выражение глаз.

Однако Малколм не дал им возможности даже рта раскрыть для расспросов или приветствия. Подойдя прямо к Марсии и взяв ее протянутую для приветствия руку, он неожиданно произнес:

— Я думал о нашем вчерашнем разговоре.

Марсия громко с придыханием охнула от неожиданности, но, прежде чем успела что-то ответить, Малколм уже повернулся к ее отцу.

— Полковник, — произнес он ровным голосом. — Марсия и я решили пожениться. Я уверен, вы не откажете нам в вашем благословении.

В голосе его была ирония, губы дрогнули в какой-то кривой и скорее недоброй улыбке.

— Мой дорогой Уортингтон... — начал было полковник, но Малколм перебил его.

— Я знаю, это для вас сюрприз, — сказал он. — Кстати, Уортингтон более не моя фамилия. Теперь я Грейлинг, лорд Грейлинг, хотя, думаю, вы не станете против этого возражать.

Малколм сознавал, что он груб и вульгарен, но ничего не мог с собой поделать. Ему было все равно.

Глава 4

Ведя машину по Большой северной магистрали, Малколм не замечал весеннего утра. Глаза его смотрели вперед на дорогу. Он редко обращался к сидевшей рядом Марсии.

Однажды, не выдержав, он послал проклятие водителю грузовика, без должного предупреждения свернувшему направо.

— Растяпа! — громко выругался он. — Мы могли бы попасть в аварию.

Марсия промолчала, да он и не ожидал, что она что-либо скажет. Когда в полдень они достигли Бернби, то оба вышли из автомобиля не только со вздохом облегчения, но и с сознанием того, что наконец-то они освободились друг от друга и могут отвлечься от своих безрадостных раздумий.

Они были женаты десять дней, и за этот срок Марсия так и не привыкла к обращению «леди» и к резкости мужа, которого уже стала побаиваться.

Она вышла замуж не за того человека, которому в порыве откровенности поведала о себе, а потом скорее из жалости или сострадания поцеловала его в щеку.

Ее мужем стал совсем другой. Человек с суровым и мрачным лицом, не умеющий улыбаться, со взглядом, устремленным куда-то сквозь или мимо нее, как будто она ровным счетом ничего не значила.

Поначалу Марсия была слишком обрадована и благодарна ему за все, что он сделал для нее, и не задумывалась над тем, какие чувства или причины побудили его внезапно переменить мнение и жениться на ней.

Ей было стыдно за нескрываемую радость отца и его сентиментальные слезы, когда наконец британский консул скрепил их брачный союз.

Не удалось избежать и огласки — Малколму пришлось назвать себя в консульстве. История, как он столь неожиданно унаследовал титул лорда и старинное поместье, являющееся историческим памятником, и его поспешный брак были находкой для местной прессы. Малколм и Марсия отказались от интервью, но фотокамер им избежать не удалось.

Новобрачные немедленно отбыли в Англию. Во время путешествия они вежливо обменивались друг с другом скупыми фразами. Малколм почти механически оказывал Марсии какие-то элементарные знаки внимания, но так же, как и его молодая жена, все еще смутно представлял, что на самом деле с ними произошло.

Марсия всю ночь пролежала с открытыми глазами, все еще не веря, что ее прошлая жизнь стала перевернутой страницей, но чувство тревоги и неуверенности не покидало ее.

В Лондоне большую часть своего времени Малколм уделил встречам с адвокатами. Утром, уходя, он не посчитал нужным зайти в спальню Марсии и сообщить ей об этом, но днем позвонил по телефону и, коротко проинформировав ее о своих делах, предложил встретиться в полдень за ленчем. У Марсии было время обдумать все, что она хотела сказать ему.

Встретившись, она подождала, пока официант подаст заказанную еду и уйдет, и с дрожью в голосе, которую не смогла скрыть, не глядя мужу в глаза, сказала:

— Малколм, я хотела бы кое о чем спросить вас.

Она чувствовала на себе его серьезный взгляд.

— Спрашивайте.

— Это касается моего будущего, — начала Марсия. — Я хотела бы знать, что вы намерены делать дальше. Когда я попросила вас жениться на мне, то заверила вас в том, что ни в коей мере не хочу связывать вас, что вы в любое время можете развестись со мной. Мне нелегко говорить об этом, — торопливо продолжила она, вертя в руке пустой стакан и не решаясь поднять глаза и взглянуть в лицо Малколму. — Однако я хотела бы знать, что меня ждет. Вернее, я хочу знать, что я буду делать и хотите ли вы, чтобы я чем-нибудь занималась.

Выражение сурового лица Малколма смягчилось, когда он понял, как она смущена. Но голос его не изменился, в нем были по-прежнему холод и ирония. Марсия за время их короткой помолвки и нескольких дней брака уже стала привыкать к такому тону.

— Вы можете делать все, что вам нравится, моя дорогая Марсия, но, как я понимаю, в настоящее время у вас нет конкретных планов, что же касается развода, то это не так просто. Мне кажется, будет разумнее не спеша обдумать решение.

— А пока? — спросила Марсия.

— Пока, — спокойно ответил Малколм, — вы остаетесь моей женой. Устраивайте вашу жизнь, я знаю, вам этого хочется. Как только я улажу свои дела с адвокатами в Лондоне, я тут же уеду в Грейлинг осмотреть поместье и дом. Предстоит масса дел, надо уплатить налог и войти во владение наследством, выполнить прочие юридические формальности. Это займет немало времени, но пусть вас это не беспокоит.

Буду с вами откровенен. После излишне многочисленных, с моей точки зрения, извещений в английской прессе о нашем браке для нас с вами будет лучше, если вы последуете за мной в поместье, пока вы не придумали, что конкретно намерены делать дальше.

— Я бы тоже этого хотела, — быстро откликнулась Марсия и испугалась, что голос ее выдаст, какое облегчение она почувствовала от его слов.

Теперь, когда все сложилось, она с ужасом думала о своей самостоятельности, о процедуре развода, чувствуя полную свою беспомощность.

Конечно, можно сразу же уехать в Сомерсет, в тот единственный дом, который она знала, живя в Англии. Даже если там не поймут ее поступок и едва ли посочувствуют, дверь все же перед нею не захлопнут. Мечтая покинуть Ривьеру и освободиться от гнета отца, Марсия не отдавала себе отчета в том, что все окажется гораздо сложнее, чем она полагала.

Она боялась и совсем не понимала Малколма, тем не менее в его присутствии чувствовала себя в безопасности. Впервые с тех пор, как она стала мечтать о свободе и строить планы независимой жизни, Марсия вдруг засомневалась в том, что способна самостоятельно обеспечить свое будущее и сама заботиться о себе.

Малколм и Марсия с вежливостью людей, мало интересных друг другу, продолжали есть, и оба облегченно вздохнули, когда ленч наконец закончился.

Уже стоя на тротуаре в ожидании такси, Марсия собралась с духом и задала Малколму еще один вопрос. На этот раз от смущения она вся залилась краской и говорила так быстро, словно боялась, что если не скажет сейчас, то никогда больше не отважится:

— Мне очень неловко просить вас, но не могли бы вы дать мне немного денег? У меня нет одежды для жизни в деревне. В этой, наверное, мне неудобно там появляться.

— Простите, — быстро сказал Малколм, — я давно должен был об этом подумать. Я поговорю со своими адвокатами сегодня же и открою на ваше имя счет в банке.

Марсия, поблагодарив его, отвернулась. Она сама взяла такси, ибо Малколм ехал в Сити, а она возвращалась в отель в Вест-Энде.