Потом она обошла с десяток обменных бюро, выбрала то, где можно было с наибольшей выгодой обратить оставшиеся у нее английские фунты в американские доллары — набивать сумочку злотыми никакой срочности не было. Себе Катажина оставила лишь несколько монет достоинством в фунт каждая, — хватит, чтобы протянуть два оставшихся дня. Билет на подземку до аэропорта, ну, может быть, молочный коктейль в «Макдональдсе»: обо всем остальном позаботятся другие, и здесь, и на том конце. И, словно перелистывая страницы мысленного блокнота, она проверила список вещей, о которых следует помнить: американские доллары, да… черные пластиковые мешки для мусора, да… рулон клейкой ленты для ценников, да… паспорт… гигиенические прокладки… дерьмовое чайное полотенце с надписью «Дом Виндзоров» для мамы… стопка ее записей… ах да, и…

Болеслав Шайна… Jeszcze Polska nie zginęła…

Туннель любви

(пер. С. Ильин)

Внимательно прочитав все написанное на вывеске, я подтвердил, что мне больше восемнадцати, что откровенная нагота не представляется мне оскорбительной, и вступил в «Туннель любви», надеясь получить там работу.

Раньше я, лишившийся работы руководитель отдела рекламы, ни в каких связях с индустрией секса не состоял, хотя кто-то и мог бы сказать, что в моем рекламном ролике, посвященном шариковому дезодоранту, присутствует фаллическое начало. Однако прежняя карьера научила меня искать рыночные бреши, пусть даже самые неприглядные. И я понимал, что если в шоу-бизнес, в ученый мир, на государственную службу и уж на самый худой конец — в политику пытаются пробиться тысячи, быть может, безработных администраторов, то в магазинчиках, где крутят порнофильмы, я вряд ли столкнусь с большой очередью претендентов на рабочее место.

Так или иначе, это был мой последний шанс. Еще до того, как предыдущая моя работа пошла к чертям собачьим, я делал все, что положено: подавал заявления о приеме в другие агентства — от Перта до Пенсильвании, и ничего у меня не вышло. Вот и оказался здесь в надежде понравиться управляющему крупнейшего в Мельбурне заведения, торгующего грехом.

— Итак, что, по-вашему, вы могли бы нам предложить?

Обычный при собеседовании вопрос, заданный человеком, который выглядит так, как обычно выглядит работодатель: одет хорошо, галстука не носит, немного полноват, расторопен, слегка насторожен. Никакие пенисы в его оборудованном дорогим кондиционером кабинете своих некрасивых голов не поднимали, а если пара-другая влагалищ тут и имелась, они, надо полагать, прятались в картотечном шкафчике.

— Хотел бы поработать у вас зазывалой, — ответил я. (Я решил, что это лучше, чем мыть полы в просмотровых кабинках).

— Зазывала у меня есть, — сообщил управляющий.

— Однако вы собираетесь уволить его, — предположил я. — Поскольку внимания на него все равно никто не обращает.

— Верно, — согласился он. — Но что заставляет вас думать, будто вы окажетесь лучше?

— Опыт рекламщика, — ответил я и откинулся в кресле, не обращая внимания на его угрожающий треск. — Большинство зазывал, и ваш в том числе, явным образом лишены опыта продаж. Они стоят у входа и бормочут что-то вроде: «Отличное шоу, отличное шоу, заходите, не стесняйтесь» — такую вот ерунду. Скучно до слез. А работая в рекламе, я понял: чтобы продать продукт, необходимо уверить людей, что лучше его не найти, — собственно говоря, необходимо самому в это поверить.

— То есть вы верите, что наше шоу лучшее в городе?

— Не знаю, я вашего шоу не видел. — И заметив, что грудь управляющего расширилась в недовольном вздохе, прибавил: — И это лишний раз доказывает, что вам нужен зазывала получше, не так ли?

— Хорошо, — ухмыльнувшись, он склонился ко мне над столом. — Может, попробуете убедить меня,что лучше нашего шоу не найти — вот прямо сейчас.

— Ну, — торопливо отозвался я (к этому я готов не был), — не думаю, что у меня получится — пока не дойдет до дела.

— Господи! — закатив глаза, усмехнулся он. — Неужели мне когда-нибудь все-таки встретится человек, не наделенный мышлением проститутки?

Он закруглил нашу беседу, пообещав позвонить, и я ушел, уверенный, что провалился. Однако следом случилось нечто, меня переубедившее. В крикливо разукрашенных дверях «Туннеля любви» торчал зазывала.

— Извините. — Наши глаза на миг встретились, и он отступил, пропуская меня. Я же, сделав несколько шагов по тротуару, сообразил, что направился не в ту сторону, и вернулся назад, — и зазывала тут же произнес, обращаясь ко мне, голосом в равных долях апатичным и безнадежным:

— Заходите, посмотрите шоу, лучшие девочки, лучшие девочки, доставьте себе удовольствие, самое похабное шоу в городе.

Миновав его, я обернулся — и мне стало совершенно ясно: он свято верит, что никогда меня прежде не видел.

Вот тогда я и подумал: работу я получу.

И точно, получил.

Трудиться в «Туннеле любви» я начал четыре дня спустя, успев за это время вскрыть еще два письма с отказами, пришедших из рекламных агентств Торонто и Окленда. Одно из писем содержало объяснения: «Нам уже пришлось сократить штат с двенадцати человек до восьми. Причина проста — знамение времени: никто больше ничего покупать не хочет». За исключением секса, добавил я про себя. Обложки самых ходовых журналов, выставленных в киосках железнодорожной станции, которая находилась неподалеку от нового места моей работы, обещали открыть мне сногсшибательные секреты кинозвезд, посвятить в тайны садомазохизма, усовершенствованного оргазма и секса, который продлится всю ночь. Даже в компьютерных журналах цифровые девицы зазывали читателей в увлекательный мир игровых приставок. Ясно, что я оказался на переднем крае растущей индустрии.

Итак, я получил работу в процветающем бизнесе. Стало быть, единственное, о чем мне сейчас следовало думать, — это как поладить с коллегами.

Что ж, в штате «Туннеля любви» состояли только люди приличные — по крайней мере, сравнительно. Я это к тому, что общение с ними не порождало неодолимого желания как можно скорее помыться, в отличие от общения кое с кем из клиентов рекламного агентства.

Начальником нашим был Джордж, человек расчетливый и умный, видели мы его довольно редко. Деннис заведовал кинотеатром и аппаратурой в целом — это был сонного обличил мужчина шестидесяти без малого лет, оживлявшийся только когда из зала доносились раздраженные выкрики: «Фокус!» или когда смотровой автомат какой-нибудь из отдельных кабинок отказывался выключаться, отработав оплаченные монетой шестьдесят секунд. Книжным магазином руководила сорокалетняя Карен — спокойная, сексуальная и чрезвычайно распорядительная женщина, умевшая унижать тех, кого ловили в магазине на краже, до степени невыносимой. Мэнди и Келли выступали между фильмами с эротическими танцами. Время от времени они исполняли и парный номер: сосали с двух концов батон салями, — если, конечно, в наличии имелись и салями, и Мэнди, нередко исчезавшая, отправляясь на поиски героина. При этом Мэнди, когда она хорошо себя чувствовала, была девушкой разговорчивой и дружелюбной; она родилась в деревне, когда-то работала помощницей ветеринара, а самые счастливые ее воспоминания были связаны с наблюдением за просыпающимися после наркоза котами и кошками. Келли, прежде водившая такси, особой многословностью не отличалась. Эндрю прибирался в кабинках — исполнял ту самую работу, с которой я предпочел не связываться; кроме того, он бегал для всех за едой, распаковывал коробки и пытался получить водительские права — в надежде, что сможет стать более полезным.

Поначалу я ближе всего сошелся с Мэнди, мне пришлось по душе приставшее к ее лицу выражение провинциалки, которую город встретил не так благодушно, как она ожидала. Несмотря на то, что Мэнди вот уж два года как танцевала голышом и сосала салями, разговаривала она так, точно была здесь новенькой вроде меня. Заведение, в котором мы с ней трудились, как-то связывалось в ее сознании с карнавалом в Батерсте, куда ее, восьмилетнюю, возили родители.