– Спасибо, – поблагодарил Тед.
Негация Фрашкарт, нервно постукивая в пол дебелой, обутой в сандалию ногой, глядела в окно.
– Недобрый человек все рыщет поблизости, – сообщила она, обернувшись к Теду. – О, Святейший, мы так долго тебя ждали. Когда по телевизору передали весть о твоем воскрешении, мы были здесь, но я не сомневалась: ты найдешь нас. Я знала, что если мы только подождем, если будем стойки в вере, – ты придешь к нам.
– У вас телефон есть? – спросил Тед, Сама мысль о просьбе настолько мирской в устах дьявола или мессии Теда изрядно позабавила, и он с трудом сдержал улыбку.
Негация Фрашкарт сочла это просто-напросто вопросом, требующим ответа.
– Нет, – проговорила она. И, обернувшись к своим сподвижницам, объявила: – Сестры, созовите остальных, дабы мы все вместе помолились пред Господом Богом нашим в присутствии его посланника, нашего Мессии Теодора.
Женщины вышли из фургона. Негация стояла лицом к лицу с тремя гостями – лицо это, к слову сказать, было широкое, невыразительное – и блаженно улыбалась.
– А где здесь телефон? – не отступался Тед.
– В городе, – отозвалась Негация. И развернулась к Эйвери: – Вы – ангел?
– Нет, мэм. Я ученый.
Она вгляделась в безротое лицо Иисуса-19.
– А ты – ангел, я знаю. Я по глазам вижу.
Тед в свою очередь встретился глазами с Девятнадцатым и прочел в них только страх и ничего больше. То были глаза ведомого на заклание агнца – ласковые и глупые. Тед попытался отойти от Негации, на свободе перевести дух, однако натолкнулся на плиту, так что распахнулись дверцы буфета и на пол посыпались горшки и кастрюли. Тед нагнулся собрать посуду – и обнаружил, что пол грязный, покрыт слоем жира, следами от обуви и ошметками волос.
– Пустяки, не надо, – сказала Негация. – Ступай со мной. Пойдем, чтобы я могла явить тебя своим братьям и сестрам из Небесного Ордена Пиромантического культа «Руах Элоим». [xlvii]
– А сколько вас всего? – полюбопытствовал Эйвери.
– Здесь – двадцать семь, – отвечала Негация. – Но кто знает, сколько родственных душ ждет нас за размытой внешней границей нашего собственного лагеря. – Низкий грудной голос Негации Фрашкарт обрел новые интонации – сделался медоточивым и сладкозвучным, словно она уже приступила к священному действу.
Девятилетняя толстушка Негация Фрашкарт для своего возраста была чуть высоковата, зато в обхвате сошла бы за трех своих сверстниц. Из всех фильмов ее отец предпочитал первую часть «Элмера Гантри». [xlviii]Сам он был мужчина тучный и так про себя и говорил – «тучный мужчина», хотя вместо «ч» произносил «ш». Волосы у него были седые, глаза – темно-карие, глубоко посаженные. Он считал себя хиромантом.
– Ох, не доверяю я этому новому министру, – приговаривал ее отец, сидя на стуле с прямой спинкой в своем кабинете. За его спиной горел торшер с украшенным кисточками абажуром.
– А почему, папа? – спрашивала Негация.
– Левая рука у него совершенно безликая. Ты разве не видела?
Девочка качала головой.
– Там линий почти что и нет, ничего прочесть невозможно. Ни тебе ligne de vie, ни тебе ligne mensale. [xlix]Он – не читаем.
– Папа, а какая была левая рука у Иисуса? – любопытствовала Негация.
– Я думаю, у Иисуса было две левых руки, – рассуждал ее отец. – Разумеется, при этом линия жизни оказывалась совсем короткая, а линия судьбы, конечно же, резко обрывалась. Его сатурнианская линия для меня загадка, зато, я практически уверен, линия здоровья проявлялась очень четко.
– Папа, а чего люди в церкви говорят, что ты никакой не христианин. Говорят, ты язычник.
Отец посадил Негацию на колени и на мгновение поморщился от этакой тяжести.
– Да потому, что мелкие людишки всегда боятся науки. Есть граница между религией и суеверием. Истинная религия принимает в себя все, в том числе и науку.
– А Дорис Уиллз говорит, ты колдун.
– Очень может быть, что она и права, да только не совсем в том смысле, как ей самой кажется. – Отец завладел ладонями ребенка и принялся изучать их линии. – У тебя чудесные руки – такие четкие, такие выразительные. Господь коснулся тебя, моя Негация. – Он запустил пальцы под подол девочкиной юбки и почесал ее пухлое бедро. – Вот, например, смотри. – Он коснулся внутренней стороны ее запястья. – Вот эти браслетные линии – их еще называют зазат и расцет, – они говорят мне о том, что ты проживешь жизнь не только долгую и счастливую, но еще и угодную Господу, и что тебе, возможно, суждено встретить Его Сына, когда он к нам вернется. – Его пальцы раздвинули складочки жира, туго прильнувшие к ее детской вагине. – Закрой глаза, дитя, и представь себе, будто встречаешь Христа. Христа с двумя левыми руками. Господь любит тебя. Господь любит тебя, моя малышка Негация.
Весь остров подняли по тревоге. Перри Стрит числился пропавшим вот уже более трех часов. Водный патруль и лодки шерифа прочесывали океан, в лос-анджелесский окружной офис шерифа, где ждала Глория, то и дело поступали радиосигналы – неутешительные. Глория страшилась худшего; помощница шерифа делала все, чтобы ее успокоить. В противоположном конце кабинета Ханна изучала топографическую карту острова. Эмили словно сбросила четыре года и укрылась под маминым крылом.
Весь город уже знал о происшедшем; мальчика искали все. Прохожие заглядывали в окна офиса и видели Глорию, крепко-накрепко прижимающую к себе дочь. К тому времени люди, чего доброго, уже поняли, кто она такая, и теперь Глория страшилась еще и того, что Перри угодит в лапы какого-нибудь психа.
– Не могу я здесь сидеть! – жаловалась она. – Я должна идти искать сына.
Помощница шерифа успокаивающе потрепала ее по плечу.
– Вы сейчас не в том состоянии, чтобы отправиться на поиски, – возразила она. – Вам лучше оставаться здесь и предоставить нам выполнять свою работу.
В устах помощницы шерифа все это звучало очень даже хорошо и убедительно, но Глории на месте не сиделось. Она вскочила и принялась расхаживать туда-сюда. Эмили отошла к Ханне.
И тут в кабинете появился Ричард. Он шагнул к Глории и обнял ее, точно они были старыми друзьями; Глория обняла его в ответ.
– Есть что-нибудь? – осведомился он, обращая свой вопрос к помощнице шерифа.
– Пока нет.
– Возможно, он где-то там, в море, на лодке, – сказала Глория.
– Так давай его поищем, – предложил Ричард.
– Думаю, миссис Стрит лучше остаться, – вмешалась женщина.
Ричард ухватил Глорию за подбородок и заглянул в ее покрасневшие глаза.
– Ты хочешь ждать здесь?
– Нет, я хочу искать Перри.
– Тогда пошли.
Глория обернулась к Ханне, затем, опустившись на колени, обняла Эмили.
– Побудь здесь пока с тетей Ханной, хорошо?
Братья и сестры Небесного Ордена Пиромантического культа «Руах Элоим» завесили свой лагерь по периметру чистой белой тканью поверх плотного брезента, что даже под ветром почти не дрожал. На территории по-прежнему царил хаос: в ярком свете прожекторов ремонтировали заграждения. Мимо, по пути к палаткам и прицепам, возвращались люди, взахлеб рассказывая друг другу о космическом корабле в ангаре, об Элвисе и о пришельцах, которых ну почти разглядели.
По углам огороженного пространства и по обе стороны от кафедры пылали факелы. Вся сцена показалась Теду пугающе древней. Он восседал в первом ряду составленных вместе низких табуреток, по обе стороны от него – Иисус-19 и Эйвери. Негация Фрашкарт вышла вперед и обратилась к своим единоверцам с той самой блаженно-идиотской улыбочкой, с горящими светом веры глазами. Ее подопечные улыбались столь же вяло: все – блондинки или блондины, натуральные или крашеные, лица мертвенно-бледные, невзирая на жизнь на открытом воздухе под солнцем пустыни, взгляды безучастные, а невнятное бормотание напоминало скорее неумолчное одобрительное гудение.