– Милая, веселая, молодая женщина. Не из тех, кто способен покончить счеты с жизнью.

– А Роуз?

– О ней можно сказать то же самое. Возможно, она была излишне ревнива, но Эймс с легкостью прощал ей этот недостаток. Они так любили друг друга…

– Тео, милый, – горячо прошептала я. – Ведь правда, беда больше не придет в дом Мэртсонов? Он достаточно повидал горя на своем веку.

Он поднял меня и усадил к себе на колени. Я положила голову ему на плечо, и мне стало так спокойно и уютно в его объятиях, что показалось – теперь с нами просто не может произойти ничего дурного. Я понимала, что в жизни, увы, так быть не может, но была настолько счастлива в эти минуты, что всем сердцем поверила.

– Давай не будем вспоминать былые трагедии, – сказал Тео. – Прошлое осталось в прошлом, а мы начинаем новую жизнь. Я очень люблю тебя, Нэнси, и хочу, чтобы ты обрела здесь счастье. Знаю, добиться этого будет непросто. Но ты очень умна и у тебя доброе сердце – мои домашние полюбят тебя всей душой.

– Я сделаю все, что смогу, чтобы радость вновь вернулась в усадьбу Мэртсонов.

Мы помолчали, а потом я, желая переменить тему, попросила Тео рассказать мне о том, как выращивают хлопок и табак и как их обрабатывают, прежде чем они попадают на рынок.

– С удовольствием, любовь моя, но сначала давай ляжем, – сказал Тео. – Я так устал, что не в состоянии говорить сидя.

Мы улеглись в теплую постель, и Тео стал подробно описывать, как организован труд на плантации. Но тут усталость окончательно сморила меня. Я еще слышала его голос, но слова звучали все более невнятно, и вскоре я спала крепким сном…

Я проснулась внезапно, словно от толчка, но в первую секунду не поняла, что меня разбудило. Комната была погружена во тьму. Стояла мертвая тишина – по крайней мере, так мне показалось спросонья. Но некоторое время спустя я явственно различила звуки человеческого дыхания. В комнате кто-то был, причем, судя по коротким судорожным вздохам, этот некто был в сильном волнении.

– Тео, – шепотом позвала я. – Тео, это ты?

Я хотела коснуться его рукой, но обнаружила, что кровать рядом со мной пуста. Охваченная внезапным приступом страха, я вскочила; частые и шумные вздохи мгновенно прекратились, но мне почудилось, что кто-то сделал несколько осторожных шагов. Как я ни силилась хоть что-нибудь разглядеть в кромешной тьме, мне это не удавалось. Я тихо поднялась с кровати, продолжая настороженно прислушиваться. Но больше не раздалось ни звука.

Более всего меня встревожило внезапное исчезновение мужа. Я вспомнила, как задремала, убаюканная его рассказом. Но ведь Тео устал не меньше моего и, без сомнения, через некоторое время уснул и сам. Значит, то, что заставило его подняться с постели, должно было разбудить и меня.

Вытянув руки перед собой, я медленно пошла вперед – и тут же мои пальцы наткнулись на крышку полированного столика. Я попыталась нащупать спички; наконец мне это удалось, но я не сумела удержать их дрожащими руками. Я опустилась на колени и принялась шарить вокруг себя, надеясь вновь найти злополучную коробку, но все мои усилия оказались тщетными… Внезапно раздался короткий свист рассекаемого воздуха, я вмиг поднялась с колен – и тут же была повержена страшной силы ударом по голове…

Трудно сказать, сколько я пролежала без памяти, но, когда ко мне вернулось сознание, первое, что я ощутила, была мучительная боль.

Я осторожно потрогала огромную шишку на темени. Другой рукой я нащупала рядом с собой тяжелый серебряный канделябр, которым, очевидно, и был нанесен удар. Подле него я обнаружила длинную свечу и, к своему величайшему облегчению, заветную коробку спичек. Я установила свечу в подсвечник и зажгла фитиль. Слабый огонек давал совсем мало света – по всей комнате залегли глубокие тени, – но, главное, он вернул мне некоторое ощущение реальности и возможность собраться с духом.

Я медленно, тяжело поднялась и долго смотрела на пустую кровать, пытаясь мысленно восстановить цепочку событий, происшедших со мной до того, как я потеряла сознание. Потом, покачиваясь от головокружения и легкой дурноты, я подошла к двери и осторожно отворила ее. Длинная галерея тонула во мраке, и ни единый звук не нарушал гробовой тишины. Я не рискнула выйти. Бесшумно закрыв дверь, я побрела к окну, выходившему во двор усадьбы. Проходя мимо трюмо, я бросила случайный взгляд в зеркало… и дикий вопль ужаса вырвался из моей груди.

Из самого центра зеркала на меня в упор смотрело лицо, подобного которому я никогда не видела. Оно было похоже на физиономию фантастического чудовища, какие в старину высекали на фасадах домов: согласно поверью, эти уродливые творения обладали способностью отпугивать злые силы. И все же предо мной было нечто иное – не безжизненный гранитный барельеф, но жуткий лик живого существа, весь налитый кровью, с бледно-зелеными губами. Из-под нелепого сетчатого головного убора свисали длинные, беспорядочно спутанные пряди черных волос, наполовину скрывавшие лицо. Трудно было представить себе более отвратительное зрелище.

Но мгновение леденящего ужаса прошло, и при более внимательном рассмотрении чудовище, столь напугавшее меня, оказалось всего-навсего уродливой маской, изображавшей некоего пришельца из преисподней. Маска была подвешена на тонком шнуре с таким расчетом, чтобы человек, посмотревший в зеркало, вместо своего отражения увидел эту отвратительную личину.

Где-то в глубине дома скрипнула дверь и послышались приближающиеся шаги. Потом в мою дверь постучали.

– Войдите, – сказала я осипшим голосом. Вбежала Алвина в длинной ночной рубашке, держа перед собой массивный канделябр с четырьмя свечами.

– Что случилось, Нэнси? – испуганно спросила она. – Я слышала чей-то крик. Это ты кричала?

– Да, да. Я проснулась – и вдруг мне почудилось, что по комнате кто-то ходит. Я подумала, что это Тео, и позвала его, но никто не ответил. Я хотела зажечь свечу и попытаться выяснить, куда он пропал, но кто-то ударил меня по голове, и я потеряла сознание.

Она посмотрела на меня с недоверием.

– Это правда, Алвина, клянусь тебе. Потрогай вот здесь, если не веришь.

Я взяла ее ладонь и положила себе на голову, поморщившись, когда ее пальцы коснулись болезненной шишки. Алвина мучительно долго ощупывала ее, словно стараясь убедить себя в ее подлинности, и наконец утвердительно кивнула:

– Да, действительно, у тебя там сильный ушиб. Но кто мог тебя ударить? И чем?

– Вот этим, – сказала я, поднимая канделябр. – Когда я пришла в себя, он лежал на полу.

– И тогда ты зажгла свечи и стала кричать. Бедное дитя! Конечно, все это ужасно, но я не понимаю…

– Да нет же, нет! – нетерпеливо воскликнула я. – Я закричала, увидев это. – Дрожащим пальцем я указала на зеркало.

Алвина встрепенулась и удивленно ахнула:

– Господи… Но ведь это карнавальная маска. Откуда она здесь?

– Не знаю. Я обнаружила ее, когда поднялась. Но я совершенно точно помню, что, когда мы ложились спать, маски не было.

– А где Тео?

– Я не знаю, не знаю! Я проснулась, а его нет. Мне страшно, Алвина. Что это все значит?

Алвина сняла маску с зеркала и стала внимательно ее рассматривать.

– Трудно сказать, – промолвила она. – Все это очень странно. Кому понадобилось пугать тебя подобным образом?

– Не представляю. Но им это удалось, и еще как – до сих пор дрожу. И не только из-за этой проклятой маски.

– Я понимаю тебя. Мне самой сейчас как-то неуютно… Знаешь, эта штука похожа на маску, в которой Роуз была на том самом балу Марди-грас.

– Но ведь, насколько я знаю, Роуз была весьма миловидна. Зачем ей было принимать столь уродливое обличье?

– Для нас это осталось загадкой, – медленно проговорила Алвина. Судя по всему, вопрос, заданный мною, давно не давал покоя и ей.

Вдруг раздались быстрые шаги, и в комнату вбежал Тео.

– Что-нибудь случилось? – спросил он, с трудом переводя дыхание.

Я уронила канделябр и бросилась в объятия мужа, нисколько не стесняясь присутствия Алвины и того, что я была в одной ночной рубашке. В эту минуту оказаться под защитой сильных рук Тео было для меня много важнее, чем скрупулезно соблюсти приличия.