Изменить стиль страницы

— В таком случае будущий глава правительства, конечно, в отвратительнейшем настроении! — смеясь, сказал Клермон. — Важные государственные заботы — не свой брат!

Разговор велся на французском языке. На вид Анри де Клермон был несколькими годами старше Рауля. У него была очень элегантная внешность, и вообще он производил бы весьма благоприятное впечатление, если бы не глаза, которые смотрели с какой-то странной настороженностью. Они были пытливо устремлены и на Рауля, когда тот ответил с явным раздражением:

— Глава правительства! Государственные заботы! Если бы ты только знал, через какую сухую и скучную пустыню приходится пробираться мне! Я уже целый год служу в министерстве и все еще не выхожу за пределы самых незначительных, пустяков. В глазах нашего начальника граф Штейнрюк не имеет ровно никаких преимуществ перед первым попавшимся чиновником из мещан!

— Да, у вас крайне педантичны в таких делах, — иронически сказал Клермон. — У нас обыкновенно повышение по службе совершается очень быстро, раз обладаешь аристократическим именем и связями. Значит, тебе по-прежнему не доверяют ничего важного?

— Н»т! — ответил Рауль, причем взор его с нетерпением устремился к двери, которая вела во внутренние помещения, как будто он ожидал появления кого-то оттуда. — Самое большее, если мне поручают передать по назначению или переписать какой-нибудь важный секретный документ, поскольку тут считаются с именем, дающим гарантию соблюдения тайны. И это может продлиться еще долгие годы!

— Если ты только выдержишь! Разве ты рассчитываешь и впредь оставаться на государственной службе?

— Но конечно! Как же иначе?

— Странный вопрос в устах того, кто собирается жениться на богатейшей невесте! Да ведь ты можешь жить настоящим владетельным князем в своих имениях! Правда, насколько я знаю, ты не выдержишь и такой жизни тоже, потому что тебе нужны общество, шум, блеск, столичная суета. Но в таком случае устрой, чтобы тебя назначили на службу при парижском посольстве! Тебе будет не трудно добиться этого: стоит только нажать на соответствующую пружину, а этим ты исполнишь заветное желание своей матушки!

— А дедушка? Он никогда не согласится на это!

— Если ты будешь спрашивать его об этом, то, разумеется, нет; но ведь его власть простирается лишь на время опеки. Когда графиня Герта становится совершеннолетней?

— Когда ей исполнится двадцать лет, то есть будущей осенью.

— Ну, вот! Тогда тебе не придется считаться ни с чем, кроме желаний молодой жены, а она наверное не будет иметь ничего против того, чтобы жить с тобой в столице Европы, в средоточии блеска и пышности. Тогда генерала уже можно будет не принимать во внимание!

— Ты не знаешь моего дедушки! — мрачно возразил Рауль. — Он и тогда будет настаивать на своих правах, а я... Кстати, разве я не увижу сегодня госпожи де Нерак?

— Сестра еще не закончила свой туалет, мы едем на обед. А где ты будешь сегодня вечером?

— У невесты.

— И ты говоришь это с такой гримасой, когда решительно все завидуют тебе! Да ведь и действительно графиня Герта молода, красива, богата и...

— И холодна, как лед. Уверяю тебя, я далеко не заслуживаю особой зависти!

— Да, в области капризов графиня кажется большой мастерицей. Ну, да это — исконное право красивых женщин!

— Если бы дело было в одних только капризах! Капризами меня не удивишь, Герта с детства отличается ими. Но со времени нашей помолвки она усвоила себе по отношению ко мне такой тон, которого я долго не выдержу!

— Ну, вот еще! Кому из нас удается выбирать жену вполне по сердцу? Когда я рано или поздно вздумаю жениться, то мне это тоже не удастся, а моей сестре уже в шестнадцать лет пришлось выйти замуж за пятидесятилетнего старика. Приходится склониться перед необходимостью!

Рауль почти не слышал последних слов. Его взор был по-прежнему устремлен на дверь. Вдруг граф вскочил — в дверях послышался шелест шелкового платья.

Вошла дама, не очень молодая — ей могло быть уже под тридцать, с лицом не то чтобы красивым, даже не хорошеньким, но полным чарующей пикантности. И напрасно было бы спрашивать себя, в чем заключаются чары этой женщины, но отрицать эти чары было невозможно.

При входе дамы Рауль поспешно вскочил и подбежал к ней. Поцеловав протянутую ему руку, он сказал:

— Я забежал сегодня лишь на минутку. Мне хотелось хоть повидать вас, потому что Анри сказал мне, что вы собираетесь уезжать.

— О, у нас во всяком случае есть свободных полчаса, — ответила госпожа де Нерак, кинув взгляд на часы. — Как видите, Анри даже еще не одет для обеда!

— Но мне тем не менее пора заняться этим! — заметил Клермон. — Ты уж извини меня, Рауль, я сейчас же вернусь.

Клермон вышел из комнаты, но Рауль, казалось, отнюдь не был недоволен возможностью побыть наедине с сестрой своего друга. Он уселся, напротив нее, и между ними завязался бойкий, живой разговор, тон которого, однако, сразу изменился, как только Рауль случайно упомянул замок Штейнрюк.

— А, это замок в горах! — насмешливо сказала госпожа де Нерак. — Мы с Анри очень хотели побывать там, но, к сожалению, нам это не удалось из-за... болезни вашей матушки.

— Да, моя мать подвержена нервным припадкам, — ответил Рауль, быстро справляясь с минутным замешательством.

— Боюсь, не были ли на этот раз сами гости причиной припадка! — со злобной иронией возразила дама.

— Сударыня!

— А может быть, генерал! Во всяком случае мы явились невольной причиной болезни вашей матушки!

— Вы заставляете меня платиться за чужие грехи, — с упреком сказал Рауль. — Анри иначе относится ко мне.

Он знает, в каком тягостном положении находимся мы с матерью, и считается с этим.

— Да ведь и я тоже считаюсь! Ведь я, несмотря ни на что, навестила вашу матушку в городе! Конечно, нам пришлось ограничиться мимолетными посещениями, потому что генерал не счел нужным и позднее пригласить нас... Да, его высокопревосходительство, по-видимому, очень самодержавный повелитель, и его внук отличается примерным послушанием!

— А что же мне остается, как не повиноваться? — воскликнул Рауль. — Мама права: мы с ней вполне во власти непреклонной воли, привыкшей гнуть и ломать все, осмеливающееся пойти наперекор. О, как устал я от этой вечной опеки!

— Но ведь опека кончится после вашей женитьбы!

— Да... после женитьбы...

— Как элегически это звучит! Смотрите, чтобы графиня Герта не подслушала вас: ей может не понравиться такой тон!

Рауль встал, подошел к креслу, в котором сидела молодая женщина, и, склоняясь к ней, сказал с мольбой и упреком:

— Элоиза!

— Ну?

— Ведь вы же знаете, как я отношусь к этому браку! Вы знаете, что уже теперь я вижу в нем лишь цепи!

— И все-таки вы заключите его!

— Это — еще вопрос!

Что-то сверкнуло во взоре молодой женщины, когда она ответила:

— Уж не хотите ли вы отважиться на открытый мятеж? Это может дорого стоить вам!

— Какое мне дело до всего остального, раз дело идет о моем истинном счастье? — горячо возразил Рауль. — Ради этого счастья я готов пойти наперекор даже самому дедушке! Я думал, что мне удалось побороть свое чувство, но вот я снова встретил вас, Элоиза, и теперь вижу, насколько крепко прикован к вам... Вы молчите? Неужели вам действительно нечего мне ответить?

— Вы — глупенький, Рауль! — нежно сказала молодая женщина.

— Неужели, по-вашему, глупо жаждать счастья? — пламенно воскликнул он. — Вы вдова, Элоиза, вы свободны, и если...

Он не мог докончить фразу, так как в этот момент дверь открылась и в комнату вошел Клермон. Он сделал вид, будто не замечает ни смущения Рауля, ни недовольного взгляда сестры, и заговорил в самом беззаботном тоне:

— А вот и я! Теперь мы можем поболтать еще четверть часа, Рауль!

— К сожалению, я не располагаю более временем, — ответил молодой человек, сразу пришедший в отвратительное расположение духа, — ведь я предупредил тебя, что зашел на минутку! Сударыня! — он опять обернулся к Элоизе и смотрел на нее с безмолвным вопросом. Но Клермон встал между ним и сестрой и сказал: