Об ЭТОЛИЙЦАХ Полибий в тринадцатой книге "Истории" пишет [I.1], что из-за постоянных войн и расточительного житья они оказались у всех в долгу. И Агафархид в двенадцатой книге "Истории" [c] подтверждает [FHG.III.192]: "Этолийцы настолько же более других готовы встретить смерть, насколько усерднее других стремятся проматывать жизнь".
34. Знаменита была и роскошь СИЦИЛИЙЦЕВ, в особенности СИРАКУЗЯН, как свидетельствует и Аристофан в "Пирующих" [1.446]:
Но не тому учился ты, за чем тебя послал я,
А пить, потом реветь ослом, да жрать по-сицилийски,
Да пировать, как сибарит, с большой лаконской чашей...
И Платон в "Письмах" [р.326b] говорит: "С такими мыслями я прибыл [d] впервые в Италию и Сицилию. Когда же я приехал, тамошняя пресловутая блаженная жизнь, заполненная всевозможными италийскими и сиракузскими пиршествами, никак не пришлась мне по душе. Не понравилось мне и наедаться дважды в день до отвала, а по ночам никогда не спать одному и также всякие другие привычки, связанные с подобной жизнью. Естественно, что никто из людей, живущих под этим небом, с юности воспитанный в таких нравах, не мог бы никогда стать разумным". И в третьей книге "Государства" он пишет [p.404d]: "Видно, не нравятся тебе сиракузский стол и сицилийские разносолы? [e] И коринфскую девицу ты бранишь, которую любят мужчины для поддержания тела в лучшем виде? И аттические печенья, которые считаются такими вкусными?"
35. Рассказывая в шестнадцатой книге "Истории" об утопавших в роскоши сирийских городах, Посидоний пишет и следующее [FHG. III.258]: {39} "Жители этих городов, изобилием пастбищ избавленные от нехватки необходимого, собирались большими компаниями на непрерывные пиры, в гимнасиях устраивали бани, умащались дорогими [f] маслами и благовониями; в "грамматейонах" - так они называли помещения для общественных трапез - они жили, как у себя дома, проводили там почти весь день, набивая утробу яствами и винами, а иное и унося с собой; слух свой они непрерывно услаждали громким звоном черепаховых лир, и эхом откликались им соседние города". И Агафархид в тридцать пятой книге "О Европе" [FHG.III.194]: (528) "Ликийские АРИКАНДИЙЦЫ, соседи лимерийцев, из-за расточительных своих прихотей оказались у них в долгу, по сластолюбию и лени не могли расплатиться и оттого склонились на посулы Митридата, полагая, что за это он сложит с них долги".
{39 Ср. книга V 210e-f.}
36. КАМПАНСКИЕ КАПУАНЦЫ, по словам Полибия в седьмой книге, очень разбогатели на своих плодородных почвах, и тогда впали [b] в расточительство и роскошь, превзойдя молву о Кротоне и Сибарисе. "Бремя благополучия, - пишет он, - оказалось им не по силам, и они призвали к себе Ганнибала, а за это претерпели жестокие кары от римлян. Петелийцы же сохранили верность римлянам и с такой твердостью выдерживали осаду Ганнибала, что поели все кожи в городе, и кору деревьев, [c] и свежие побеги, и так держались все одиннадцать месяцев осады без внимания и помощи римлян, и только потом сдались".
37. Согласно рассказу Филарха в одиннадцатой книге его "Истории", Эсхил полагал, что КУРЕТЫ получили свое прозвище от их роскоши (от κούρη "дева") [frag.313]:
И вьющиеся кудри, словно девичьи,
По ним и называют их куретами.
И Агафон, описывая в "Фиесте" женихов Пронактовой дочери, говорит, [d] что были они во всей красе и с длинными кудрями; а когда возвращались, отвергнутые, то [TGF2. 763]:
Богатства память, кудри мы обрезали,
Желанные во дни веселой юности,
И потому куретов имя славное (κου̃ρεται)
Мы заслужили: волосы обрезаны (κου̃ριμοι).
И КУМЕЙЦЫ италийские, как рассказывает Гиперох [FHG.IV. 344] или иной сочинитель приписываемой ему книги "О Кумах", ходили в золоте и цветистых одеждах, а на поля они выезжали с женами на пароконных [е] упряжках.
38. Итак, вот что я запомнил о роскоши городов и народов. А о прославившихся роскошью людях я слышал следующее.
[Каталог сластолюбцев]
Ктесий в третьей книге "О Персии" рассказывает [frag.20], что роскоши предавались все азиатские властители, более же всех - НИНИЙ, сын Нина и Семирамиды. Он не выходил из дворца и в своем роскошестве [f] никому не показывался, кроме евнухов и собственных жен. Таков же был и САРДАНАПАЛ, {40} сын то ли Анакиндараксара, то ли Анабараксара. И когда один из его полководцев, мидиец Арбак, {41} стал проситься у евнуха Спарамиза лицезреть своего государя и с трудом получил на свою просьбу согласие, то войдя во дворец, мидиец увидел, как царь, набеленный и по-женски разнаряженный, (529) восседал на возвышении среди наложниц и расчесывал пурпурную шерсть; брови у царя были насурьмленные, платье женское, борода сбрита, а кожа выглажена пемзою, лицо белее молока и с подведенными глазами; и когда царь заметил Арбака, то приказал вырвать ему глаза. Однако большинство [историков], в том числе и Дурид [FHG.II.437], рассказывают, что Арбак вознегодовал, что такой человек над ними царствует, и сам заколол [b] Сарданапала. Ктесий же продолжает [frag.20], что царь выступил на войну, собрал огромное войско, но был разбит Арбаком и покончил с собой, сгорев в своем дворце. Погребальный костер он взгромоздил в четыреста футов высоты, бросил в него полтораста золотых лож и столько же золотых столов, посреди костра поставил стофутовый деревянный терем и в нем ложа для царя с женою и для наложницы. Трех своих сыновей и двух дочерей он, когда дела пошли плохо, отослал в Ниневию к ее [с] царю, давши им три тысячи талантов золота. Терем он покрыл большими толстыми бревнами и вокруг поставил крепкие деревянные столбы, чтобы не осталось выхода. Золота он там положил тысячу мириад талантов, серебра мириаду мириад талантов, и еще ткани, багряницы и всякие наряды. Этот костер он приказал поджечь, и горел он пятьдесят дней, и народ дивился при виде дыма и думал, что это царь приносит жертвы [d] богам; правду знали только евнухи. Вот так, прожив жизнь в неслыханном сластолюбии, Сарданапал скончался, как настоящий муж.
{40 Сарданапал — Ашшурбанипал, 668-626 гг. до н.э., сын Ассархаддона. Ср. рассказ о Сарданапале у Юстина (I, 3).}
{41 ...мидиец Арбак... — У Юстина (I, 3, 2) Арбакт.}
39. Клеарх о персидском царе рассказывает [FHG.II.305, см. выше 515], что когда ему приносят сласти, он дает принесшим награды... себе на уме: не точная ли это поговорка "Кусочек за бога, кусочек за царя". Вот почему Сарданапал счастливей всех: он при жизни превыше всего почитал наслаждение, и по смерти на памятнике своем показывает, [e] сложив пальцы, как для щелчка, что смешны дела человеческие и не стоят щелчка пальцами, какой дважды выщелкивается в хороводе... {42} и в ином был усерден: так что Сарданапал предстает совсем не бездельником, потому что на том памятнике написано: ".Сарданапал, сын Анакиндаракса, выстроил в один день города Анхиалу и Таре, но теперь мертв". Аминта в третьей книге "Путевых стоянок" [Scr.Al.Magn. р.316] пишет, что в городе Ниневии есть высокая насыпь, откуда Кир брал землю, [f] окружая город осадным валом, и будто насыпь эта осталась от Сарданапала, царя Ниневии, а на ней каменный столб и надпись халдейскими буквами, которую Херил переложил стихами [AP.XVI,27]: {43} "Я был царем, и (530) пока видел солнце, я пил, ел и любил, зная, что век человеческий краток, но вмещает много перемен и страданий, и оставленным мною добром насладятся другие. Поэтому наслаждался и я, не упуская ни дня". Клитарх в четвертой книге "Об Александре" пишет [frag.2], что Сарданапал умер в старости, свергнутый с [ас]сирийского престола. [b] А Аристобул говорит [frag.2]: "Идя на персов, Александр остановился лагерем у Анхиалы, которую построил Сарданапал, и там поблизости был памятник Сарданапалу и на нем каменный отпечаток правой руки с пальцами, сложенными как для щелчка, и с надписью ассирийскими буквами: "Я, Сарданапал, сын Анакиндаракса, выстроил в один день города Анхиалу и Таре. Ешь, пей, забавляйся, а все остальное не стоит вот этого", [c] то есть щелчка".