Они сдержанно поздоровались, после чего охранник Виталий хмуро поинтересовался, что Юрию здесь понадобилось. Судя по всему, после вчерашнего позорного прокола с надписью на машине Кастета охрана рыла копытами землю и была полна решимости, если понадобится, отстреливать влет даже мух и комаров, пытающихся проникнуть на охраняемую территорию.

Юрий открыл рот и тут же его закрыл, очень некстати вспомнив, что не знает отчества Марины Медведевой. Однако просто молчать и пялиться на охранника было нельзя, и он, не без труда переформулировав вопрос, спросил:

– Госпожа Медведева дома? Мне нужно с ней поговорить.

– Госпожи Медведевой дома нет, – ответил охранник. – Она уехала.

– А когда вернется? Мне подождать или заехать позже?

– Когда вернется, неизвестно, – сказал охранник, и Юрию в его ответе почудилось тщательно замаскированное злорадство. – Она уехала за границу на неопределенный срок.

Это был удар, которого Юрий, признаться, не ожидал. Отъезд Марины Медведевой лишал его единственной возможности хоть как-то проверить выдвинутую Светловым версию. Если эта версия была близка к истине, то где-то здесь, в Москве, все еще оставался исполнитель, которым Марина легко могла руководить откуда угодно – хоть из Вены, хоть из Акапулько, при нынешнем уровне развития телекоммуникаций это не имело значения. Но где его искать, этого исполнителя? В одиночку охранять Медведева и Кастета от возможного покушения Юрий был просто не в состоянии; к тому же охрана – это пассивная оборона, а уход в глухую оборону в сложившейся ситуации означал неминуемое поражение. Нужно было действовать на упреждение, а как действовать, если не знаешь, кого ищешь?

Тут Юрия осенило. Отъезд Марины Медведевой мог означать только одно: следующим в очереди за местом на кладбище был ее муж, и она уехала от греха подальше, чтобы обеспечить себе алиби. Далласа и Шполянского убили вместе с семьями; если бы Марина осталась цела и невредима после смерти мужа, кое у кого могли возникнуть подозрения. Вот она и укатила, и дочь, наверное, с собой увезла...

– Извини, друг, – сказал он охраннику, – еще один вопрос. Дочь она с собой взяла?

Охранник посмотрел на него долгим, ничего не выражающим взглядом. Лицо у него было абсолютно бесстрастное, но Юрий мог бы поклясться, что румяный Виталий что-то напряженно обдумывает. Приняв наконец какое-то решение, охранник вынул из кармана портативную рацию, отвернулся от Юрия и стал что-то в нее говорить. Он стоял в метре от машины и говорил, не понижая голоса, однако Юрию не удалось разобрать ни слова, если не считать его собственной фамилии – Филатов. Он подумал, что тут есть какой-то профессиональный секрет, известный только охранникам банков и богатых особняков.

Потом Виталий повернулся к нему лицом, выключил рацию и сказал:

– Вам придется немного подождать.

Он отошел от машины еще на метр и встал возле кирпичного столбика ворот в классической позе охранника: ноги на ширине плеч; опущенные руки сложены впереди, как у футболиста, стоящего в «стенке» во время штрафного удара; в той, что лежит сверху, зажата рация, а глаза все время шарят из стороны в сторону. Юрий заметил, что левый бок у Виталия выглядит чуть толще правого, и задался вопросом, всегда ли охрана Медведева ходит при шпалерах, или это сделано как дань неординарной ситуации.

Ждать ему пришлось недолго – от силы минут пять. По истечении этого срока в воротах, обойдя кряхтевших под тяжестью дубовой створки работяг, появился господин Медведев собственной персоной.

– Зачем вы приехали? – спросил он, едва успев поздороваться.

– Странный вопрос, – сказал Юрий. – Вы поручили мне работу, я пытаюсь ее выполнить, а теперь вы же меня спрашиваете: зачем? Не понимаю.

– А я не понимаю, какое отношение ваша работа имеет к моей жене, – неприятным голосом сказал Медведев.

– Боюсь, что самое прямое, – ответил Юрий.

Медведев через плечо покосился в сторону охранника, но тот уже предусмотрительно удалился на приличное расстояние, откуда мог все видеть, ничего при этом не слыша.

– Боитесь? – переспросил Медведев. – Или хотите?

– Именно боюсь, – сказал Юрий. – Вам не приходило в голову, что Тучков здесь ни при чем?

– А кто при чем? – спросил Медведев еще более неприязненным тоном. – Моя жена? Бред! Оставьте вы ее в покое и занимайтесь порученным вам делом – ищите Тучкова.

– Позвольте уточнить, – сказал Юрий самым корректным тоном, на какой был способен. – Чего вы, собственно, от меня хотите? Кого я должен искать – настоящего убийцу или персонально Андрея Тучкова? В чем вы больше -заинтересованы – в сохранении собственной жизни или в смерти этого вашего Тучи?

– По-моему, это одно и то же, – сказал Медведев.

– А вот я в этом сомневаюсь, – возразил Юрий. – Да и вы, по-моему, тоже не вполне уверены. Так как? Кого мне искать – Тучкова или убийцу?

Медведев тяжело вздохнул и как-то обмяк.

– Вы правы, – сказал он с большой неохотой, массируя двумя пальцами переносицу. – Что за проклятая история! Да, мне приходило в голову, что убийца – не Тучков... Вы, надеюсь, понимаете, что, говоря «убийца», я подразумеваю не столько исполнителя, сколько заказчика. Да, такая вероятность существует. Просто я, наверное, привык думать, что это он. Так, знаете ли, проще, не надо ломать голову, не надо подозревать всех без разбору друзей, близких...

– Жену, – подсказал Юрий.

– Да оставьте же вы ее, наконец, в покое! – сверкая на Юрия глазами, прошипел Медведев. – Я запрещаю вам к ней приближаться, запрещаю ее подозревать! Она вне подозрений, вам ясно?

– Нет, – спокойно сказал Юрий, – не ясно. Не потому ли вы так нервничаете, что сами ее подозреваете? Поймите же вы, наконец, что я не на милицию работаю! Если я в конечном итоге выясню, что все дело в вашей супруге, вы будете первым, кому я об этом скажу. Вам решать, как быть дальше, – вам, а не суду!

– А как же ваш драгоценный сосед? – спросил Медведев.

– Чтобы вытащить его, достаточно взять исполнителя и чтобы при нем были неопровержимые улики – орудие убийства, еще что-нибудь...

– Понимаю, – сказал Медведев. – Что ж, запретить строить собственные версии я вам, наверное, действительно не могу, это я погорячился, простите. Но имейте в виду, Марина действительно ни в чем не виновата, вы только зря потратите драгоценное время, которого у вас и так кот наплакал...

– У вас, – поправил Юрий.

– Что?

– У вас, а не у меня. А вы почему-то упорно не хотите мне помогать – то есть не мне, а себе... Ну вот скажите, для чего ваша жена вместе с дочерью уехала за границу, да еще в такой спешке?

– А вы не понимаете? – сказал Медведев. – Решили, наверное, что она себе алиби создает? Дескать, ах, если бы я не улетела, меня бы тоже убили!.. Черта с два вы угадали! Я сам ее туда отправил, почти насильно – она, между прочим, не хотела ехать, у нас чуть ли не до скандала дошло. Да как вы не поймете, что я за нее просто боюсь! Вот вы сами женаты?

– Нет.

– Ну вот, видите, вам этого просто не понять...

– Может быть. А может быть, это вы настолько ослеплены эмоциями, что не замечаете очевидных вещей.

– Например?

– Например, того, что надпись на машине Кудиева легче и проще всего было сделать вашей жене...

Только договорив до конца, Юрий понял, что проболтался. Ему захотелось с маху удариться лбом обо что-нибудь твердое. Как там говорил питон Каа, обращаясь к Маугли? «Ты разобьешь себе голову, но это ничего: может быть, в трещину просочится хоть капелька ума». За верность цитаты Юрий бы не поручился, но смысл был именно такой. Угораздило же его родиться таким болваном!

– Простите, – подобравшись, сказал Медведев, – я что-то не пойму, о какой надписи вы говорите?

Юрий мысленно поблагодарил его за этот вопрос. Медведев тянул время, чтобы собраться с мыслями и подобрать веский контраргумент, а это, в свою очередь, давало Юрию возможность подумать, как ему выкрутиться из ситуации, в которую он угодил из-за своего не в меру длинного языка. Мозг его заработал на полную мощность, сортируя варианты, и наконец подходящие слова нашлись.