– Бросьте, – устало сказал Юрий, – вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Это та самая надпись, что была сделана на ветровом стекле машины Артюхова и на стене квартиры Шполянского, – «До седьмого колена». Только в первых двух случаях писали кровью жертв, а в этом нацарапали чем-то острым – за неимением крови, надо полагать.

– Так, – медленно проговорил Медведев. – А откуда такая информированность, если не секрет? Ведь надпись появилась после вашего отъезда! Неужели тот усатый фотограф...

– А вы думали, я намерен даром есть хлеб? – высокомерно осведомился Юрий. – Да, этот человек работает на меня. Признайтесь, если бы не он, я бы так ничего и не узнал об этой надписи. Убийца где-то рядом, Михаил Михайлович, а вы, извините за выражение, конопатите мне мозги!

– Ну хорошо, – нехотя сказал Медведев, – считайте, что вам удалось меня поколебать. Только это ведь ничего не меняет! Мой дом и я сам под надежной охраной, моя семья далеко отсюда... В данном случае неважно, убийца моя жена или потенциальная жертва. Главное, что она далеко отсюда – сама в безопасности и для меня не представляет непосредственной угрозы. А вы ищите, Филатов. Ищите исполнителя, Тучков это или кто-то другой – ищите! Это ведь и в ваших интересах тоже.

Юрий понял, что больше он здесь ничего не добьется; сухо попрощался с хозяином и поехал на студию Далласа. Зачем он туда едет, Юрий представлял очень смутно, но наведаться на «Даллас Рекордз» все равно было необходимо – хотя бы для очистки совести.

Подъезжая к студии, Юрий увидел; как от ее подъезда резко стартовали две машины – большой темно-серый джип и приземистая спортивная иномарка черного цвета. Машины с места взяли очень приличную скорость и скрылись за углом раньше, чем Юрий успел разглядеть номера.

– Видал? – сказал он вслух, адресуясь к своему автомобилю, который частенько заменял ему собеседника. – Братва понеслась, движков им не жалко. Ну и на здоровье. Мы ведь тоже так умеем, правда? Умеем, и даже лучше, только напоказ выставляться не хотим. Зачем это нам выставляться? Мы с тобой про это знаем, а другим знать необязательно. Интересно, что им тут понадобилось? Дочку своего бригадира в певицы проталкивают или это просто воронье на падаль слетается? Ты не знаешь? Нет? Ну ладно, сейчас сам все узнаю, а потом тебе расскажу...

Он аккуратно припарковался на том самом месте, откуда только что так поспешно стартовал серый джип, вышел из машины, запер дверь и закурил. «Маразматик», – пробормотал он вполголоса, имея в виду себя, а точнее, свою привычку разговаривать с автомобилем, как с живым существом. Затем Юрий осмотрелся.

Студия «Даллас Рекордз» помещалась в недавно построенном здании, состоявшем в основном из оправленного в металл и пластик тонированного стекла. Находясь снаружи, было решительно невозможно понять, сколько в нем этажей – синее с металлическим отливом стекло стояло сплошной зеркальной стеной. На глаз здесь было от четырех до шести этажей, в зависимости от высоты потолков; к просторному крыльцу под волнообразно изогнутым козырьком вела широкая пологая лестница, облицованная серым камнем – не гладким, а шероховатым, дабы новоиспеченные звезды телевидения и эстрады не ломали свои драгоценные конечности, поскользнувшись на припорошенных снегом ступенях. На зеркальном фасаде сверкало фальшивым золотом выписанное громадными латинскими буквами название студии, окруженное россыпью косых пятиконечных звезд. Судя по виду здания, при жизни дела у Далласа шли недурно.

Покуривая, Юрий неторопливо пересек выложенный цветной цементной плиткой тротуар и приблизился к лестнице. На крыльце стоял охранник в сером полувоенном комбинезоне и форменном кепи без кокарды. На рукаве у него виднелась какая-то яркая нашивка, широкий офицерский ремень был оттянут на одну сторону тяжелой резиновой дубинкой и наручниками в новеньком кожаном чехле, а на гладко выбритой физиономии застыло выражение полнейшей растерянности, как у малыша, потерявшегося в толчее столичного ГУМа. Смотрел он вслед уехавшим машинам, и Юрий ему от души посочувствовал: резиновая дубинка – не самое подходящее оружие, когда на тебя в полный рост наезжает московская братва.

Поднявшись по ступенькам, Филатов на всякий случай замедлил шаг, но охранник был настолько выбит из колеи, что даже не взглянул в его сторону. Юрий отметил про себя это обстоятельство как довольно странное, но, подумав, решил не обращать внимания: студия звукозаписи – не режимный объект, и здесь с утра до вечера толчется самая разнообразная публика. Посему он миновал охранника, который продолжал столбом торчать на крыльце, и вошел в услужливо разъехавшиеся перед ним стеклянные двери.

Вестибюль был просто роскошен. Юрий представлял себе студию немного иначе; судя по этому вестибюлю, дела у Далласа шли не просто хорошо, а превосходно – так, как никому из его конкурентов даже и не снилось. Не без труда отыскав на стене сияющий золотом список кабинетов, Юрий выяснил, что для встречи со знакомым очкариком из парка ему надлежит подняться на второй этаж и попытать счастья в комнате под номером двести восемнадцать.

Он немного помедлил, пытаясь высмотреть среди зеркал, мрамора и хрома такую прозаическую вещь, как лестница, нисколько в этом не преуспел и потому отправился на второй этаж, как барин, в лифте, приговаривая про себя: «Наши люди на такси в булочную не ездят».

Комнату номер двести восемнадцать он отыскал без труда. Ниже номера на обитой имитирующим красное дерево пластиком двери красовалась табличка с надписью «Главный менеджер».

– Кажется, мне сюда, – пробормотал Юрий и открыл дверь.

Он очутился в просторной, со вкусом обставленной приемной, в углу которой за причудливо выгнутой стойкой обнаружилась молодая холеная секретарша. В данный момент сия в высшей степени привлекательная девица пребывала в явно расстроенных чувствах: глаза у нее были красные, нос тоже, тушь на ресницах размазалась, а в руке секретарша держала пузатую рюмку с какой-то коричневатой жидкостью. Юрий попытался уверить себя, что там валерьянка, но цвет был не тот, слишком глубокий и чистый, да и пахло в приемной вовсе не валерьянкой, а хорошим, дорогим коньяком.

– Здравствуйте, – сказал Юрий, от растерянности решив для начала сделать вид, что не замечает странного состояния, в котором пребывала секретарша. – Скажите, а шеф ваш на месте?

– Нет его, – плачущим голосом ответила секретарша. Тон у нее был такой, словно Юрий предложил ей три рубля за оказание услуги интимного характера.

– А когда будет? – все еще делая вид, что ничего не замечает, спросил Юрий.

– Да откуда я знаю?! – с неожиданной злобой выкрикнула секретарша и залпом выпила коньяк, пролив немного себе на блузку. – Не знаю я ничего, и отстаньте от меня все! Уйду я отсюда, сколько можно терпеть, что же это такое?!

Она зарыдала в голос, размазывая по щекам тушь, и трясущейся рукой налила себе еще одну порцию коньяку. Юрий понял, что еще немного, и он от нее вообще ничего не добьется – девчонка просто упадет под стол и забудется блаженным пьяным сном.

– Э, – сказал он голосом доброго папочки, подходя к стойке и отбирая у секретарши бутылку, – так дело не пойдет! Кто вас обидел?

– Да никто меня не обижал! – сквозь слезы огрызнулась секретарша, хлопнула рюмку коньяку и потянулась за бутылкой. – Отдайте, что еще за новости?!

– Не отдам, – сказал Юрий. – Пить в одиночку некрасиво, особенно на работе. Я не напрашиваюсь, но все-таки...

– Да пейте сколько влезет! – рыдая, разрешила секретарша. – Что мне, жалко, что ли? Все равно добро пропадает, кому он теперь нужен, этот коньяк?

– Из горлышка как-то... неудобно, – нахально заявил Юрий. Нужно было как-то привести девчонку в чувство, заставить ее заняться знакомым, привычным делом.

Трюк сработал. Секретарша встала, подошла, заметно покачиваясь, к стенному шкафу, открыла его, порылась там, все время что-то роняя, и, наконец, поставила перед Юрием еще одну пузатую рюмку.